Глаза женщины наполнились слезами, она стояла и плакала, и Франшику испугался.

— Да не огорчайтесь вы так! Неужели из-за меня! Погодите! Бросьте! Сейчас я сварю вам кофе, мы посидим, дождемся Франсуа…

— Я вовсе не жду Франсуа, — ответила женщина. — Я… я… пришла сюда в поисках того, кому принадлежит эта игрушка. Ты так часто плакал из-за своего Пакиту, так не хотел с ним расставаться… Так ведь, сынок?

Женщина подходила все ближе, и в глазах ее дрожали и мерцали слезы, и вдруг Франшику узнал ее!

— Мама! — воскликнул он и прижал к груди свою хрупкую, худенькую маму.

— Сынок, сынок, — твердила она, обнимая своего взрослого сына.

— Господи! Какая же ты у меня красивая! Настоящая королева! Как же мне было без тебя плохо! А теперь… мы нашлись, да?

— Я во сне слышала, как ты кричал, мой сыночек. Я всегда знала, что ты не умер, что ты зовешь меня, и все годы слышала твой голос.

Теперь они сидели рядом, не отрывая глаз друг от друга, держась за руки, и вспоминали прошлое. Они сидели счастливые, притихшие, но радость, переполнявшая Франшику, уже нуждалась в деятельности, в выходе:

— Поедем, мама! Я хочу познакомить тебя со своими друзьями! Ты знаешь, у меня теперь здесь очень много друзей!

Мария Соледад радостно ему кивнула.

Перво-наперво они отправились к сеньору Самюэлю. Самюэль уже успел рассказать все Эстер, и как же Эстер теперь раскаивалась! Она ругала себя, что могла заподозрить своего мужа в постыдных, недостойных поступках. С чего? Она же всегда знала, что у Самюэля золотое сердце! И все-таки камень наконец свалился с души Эстер, и в ней воцарились наконец мир и желанный покой.

Франшику пришел поблагодарить Самюэля. Кто, как не Самюэль подарил ему совершенно другую жизнь? Ведь Франшику перестал теперь быть человеком без роду без племени, у него появились семья, фамилия, корни. А главное, он был не один на свете — у него была мать.

Эстер с приветливой улыбкой встретила Соледад, стала извиняться перед ней.

— Но кто бы мог подумать, что в наши дни случаются такие истории? — только и могла сказать Эстер в свое оправдание. — Мы все очень рады за Франшику, вся деревня полюбила его от всего сердца.

Эстер усадила Соледад пить кофе.

— Сейчас и ужин разогрею, — сказала она. — Мы-то сами уже поужинали!

Но Соледад с Франшику отказались: они совсем не голодны, а до наступления ночи хорошо бы зайти еще и к донне Серене.

Франшику хотелось познакомить свою мать с Асусеной и конечно же с донной Сереной, которая всегда так тепло и ласково относилась к нему.

Не было человека в рыбачьем поселке, который бы не радовался за Франшику, и Соледад очень порадовало, что люди так тепло относятся к ее сыну. На долю ее мальчика выпала нелегкая жизнь, он мог бы замкнуться, озлобиться, но, слава Богу, он сохранил добрый, открытый нрав и отзывчивое сердце.

Соледад смотрела на всех счастливыми, радостными глазами. Она готова была любить всех друзей Франшику. Ей очень понравилась тихая голубоглазая Асусена, не говоря уже о донне Серене, которая тут же подарила ей на память одно из своих прекрасных ожерелий.

— Я вижу, одно вы уже купили, — сказала Серена, — так пусть у вас будет и второе на память о нас, о нашей деревне. А вы знаете, что сын у вас многообещающий бизнесмен? Он ведь строит аквапарк.

— Нет, еще не знаю, — ответила Соледад и с любопытством взглянула на Франшику.

— Я все тебе расскажу, — пообещал он. — Нам еще о стольком предстоит поговорить!

— А почему бы вам не заночевать у нас, — предложила Серена. — Места всем хватит.

— Нет-нет, — воспротивился Франшику. — Спасибо за приглашение, но мамочка будет спать у меня в комнате!

— А может, мне лучше поехать в гостиницу? — робко спросила Соледад.

Ее очень смущало, что она окажется незваной гостьей в совершенно чужом доме. Кто знает, как к этому отнесется хозяин, художник Франсуа.

Но Франшику только руками замахал. Что за мысли?! Все и всегда ей будут только рады.

Когда они вернулись, Франшику все суетился, чтобы устроить мать как можно удобнее, и Соледад с благодарной улыбкой смотрела на хлопоты сына.

— Если что-то понадобится, — говорил он, — я тут рядом, в комнате для гостей.

— Да я засну как убитая — я так устала…

— Наконец-то я смогу сказать: спокойной ночи, мамочка — слова, которые не говорил уже много-много лет, — растроганно произнес Франшику.

— А мне перед сном хотелось сказать тебе еще одну вещь, — Мария Соледад вдруг очень серьезно и даже как-то тревожно посмотрела на сына. — Ты знаешь, Франшику, что ты у меня старший сын и у тебя еще есть младшая сестра…

Франшику смотрел на мать с нежностью.

— Но это же прекрасно! — воскликнул он. — Еще один неожиданный и счастливый подарок! Второй за этот чудесный сумасшедший день! Я ведь так устал от одиночества!

— Папа! — с криком ворвался Пессоа к Бонфиню. — Ты должен удочерить одну девочку!

Изабел схватилась за сердце.

— Я так и знала, — простонала она. — Недаром они сидели там столько времени запершись. Я просто чувствовала, что они делают меня бабушкой! Нет, мне еще рано! — закричала она громко. — Я еще не готова! Я еще жена! Мать!

Пессоа с недоумением уставился на свою матушку. Она-то тут при чем? Бонфинь, чувствуя особую тему разговора с сыном, попросил:

— Зайди ко мне попозже, сынок, и мы все с тобой обсудим.

Спустя некоторое время, когда Изабел успокоилась и ушла из кабинета, к Бонфиню заявились Пессоа с Адреалиной. Они разыграли перед ним целую сцену. Адреалина красочно описала свое несчастное детство на улице, ужасы воспитательного дома, бегство из него, розыск… Они идут по пятам, они ее ищут…

— Никогда! Никогда я туда не вернусь! — повторяла она. — Даже под страхом смертной казни!

Бонфинь расчувствовался чуть ли не до слез. Он успел привязаться к этой бедовой и славной девчонке. И конечно, не собирался давать ее никому в обиду. В этом он ее и уверил.

— У нас в доме ты в полной безопасности, Адреалина. Ты принесла радость нам всем, а особенно нашему бездарному театральному режиссеру, — и Бонфинь с улыбкой посмотрел на сына.

— Бездарному?! — возмутился Пессоа. — Ты прав только в одном, папа, Дрена — самая клевая из девчонок! И мы с ней неразлучны!

— С этого дня ты моя младшая дочь, — сказал Бонфинь. — И я никому не позволю отнять тебя! Пусть даже мне придется добиваться удочерения через суд! — глаза Бонфиня грозно сверкнули.

Адреалина бросилась целовать добряка. Ей было немножко стыдно за свое вранье, но Пессоа тут же утащил ее наверх. Дреночка должна была выпить соку и расслабиться после таких потрясений. Музыка, пара йоговских упражнений, и все в порядке — Дреночка в безопасности.

— Я буду твоим агентом, — пообещал Пессоа, — вся обстановка будет у меня под контролем. Как только опасность минует, ты выйдешь на улицу! А пока я буду тебя развлекать и охранять. Ты ведь не уйдешь, Дреночка? Знаешь, как мне не хочется, чтобы ты уезжала?.. Стоит мне об этом подумать, и в душе появляется такая штука… Странная… Я не знаю, как она называется, но…

— И не говори ничего, Пессоа! Лучше обними! Обними меня покрепче! Эх ты, голова бедовая! — ответила своему другу Дреночка.

А в кабинете Бонфиня не умолкал телефон. Звонили озабоченные акционеры. Они хотели выяснить, что на самом деле творится в фирме. Слухи ползли самые отчаянные — близкое банкротство, полное разорение. Долгое время фирма «Наве» была самой стабильной, и вот ее акции не сегодня завтра упадут в цене. Звонили и работники фирмы. Они боялись увольнения.

Бонфинь всем советовал одно: обратитесь к Витору Веласкесу. А что он мог еще посоветовать? И, повесив трубку, озабоченно тер виски: что же делать? Что делать? Похоже, над фирмой сгустились грозовые тучи! Еще день, другой — и телефон начнут обрывать кредиторы…

Витор ведет фирму к гибели. За несколько недель он успеет развалить то, что строилось и создавалось долгие-долгие годы. Сколько сил пошло на то, чтобы их фирма прочно утвердилась среди надежных. Такая репутация дорогого стоила. И вот акционеры уже начали сомневаться в них. А что дальше? Что будет дальше?