Никакого результата. Даже наоборот, попытался удрать в комнату. Я загородила дорогу:

— Сейчас же пиши, а то набью.

— Ат-стань!

— Значит, ты плохо ко мне относишься, да? Это память, ты понимаешь, память! Она показывает, кто как относится друг к другу.

Алешка ломался, я упрашивала. Наконец сказал:

— Иди отсюда подальше.

Я отскочила, он сел, заслонил альбом локтем и стал писать. Я прыгала от нетерпенья: что, что он пишет? Вот не думала, что его мнение так для меня ценно.

— Но обязательно стихами, — подсказала издали.

— Уф! — отвалился он от альбома.

Подбежала, прочла:

— Мерси, — от неожиданности перешла я на французский. Хотелось замаскировать досаду, а мой товарищ, страшно довольный, что смог увековечить этот народный фольклор, открыл мне тайну:

— Я тоже заимел альбом. Ты мне напишешь? Только без цветочков, поняла?

Альбом Алешки был сплошь заклеен фотографиями Чкалова, Байдукова, Водопьянова, Коккинаки и других героев летчиков. Принялась думать, что бы такое написать? Нужно что-нибудь геройское, серьезное… Ладно! Я отогнала Алешку и через некоторое время, очень волнуясь, показала ему раскрытую страницу:

Прочел, подумал:

— Сама сочинила?

— А разве не видно?

Еще раз прочел, ухмыльнулся. Так и не поняла: понравилось оно ему или нет?

Альбомы некоторых наших девочек представляли собой настоящие произведения искусства. Во-первых, эти девочки доставали где-то какие-то особенные альбомы, а какие открытки были приклеены в них, а какие виньетки, вырезанные из старинных книг! А какими почерками были вписаны туда стихи, и какие стихи! У Шурки Хиляевой, например, имелся добровольный секретарь Зоя. Все мальчики изъявили желание оставить память о себе в альбоме Шурки. Но им разрешалось только стоять на почтительном расстоянии, а писала за них Зоя. Стихотворение выбирала сама Шурка. Мальчик, например, начинал диктовать:

— Не, не, не, — останавливала Шурка, — Мне только про любовь.

Мальчик про любовь не знал. Тогда за него диктовала она сама, например:

Мне понравилась Шурка. Может быть, я завидовала ее успеху у мальчиков? Но и самой себе я не признавалась в этом. Просто невзлюбила Шурку, и все. Наде она тоже не нравилась. Надя сказала:

— Перестань по партам бегать и драться. Тогда мальчики тебе тоже захотят написать, как этой противной Шурке пишут.

— Правда?

— Уверяю тебя.

Я оглядела класс. Была перемена. У доски шел бой «алых» и «белых». Вернее, он продолжался после урока географии. Сашка скакала по партам — уносила галстук на свою «землю», в конец класса. Ее по партам догонял «враг». Я дико вскрикнула, прыгнула наперерез, толкнула «врага», он откатился, другой «враг» хлопнул меня с силой по голове. Зато Сашка донесла галстук. Я встала. Рябило в глазах. Надя сказала:

— А еще хочешь, чтобы тебе писали в альбом.

На другой день прихожу в школу, говорят:

— Товарищ Рая сказала, чтобы ты явилась после уроков в пионерскую комнату.

Откровенно говоря, приказ старшей пионервожатой не обрадовал: не хвалить же она меня будет.

Кончились уроки, я неторопливо отправилась туда. И как же удивилась, когда увидела там всех «справедливых» — Клима, Арама, Мишку и Сашку. Они стояли вокруг расстеленных на полу плакатов с Кисточками в руках.

— С водяными красками обращаться умеешь? — спросила товарищ Рая.

— Умею.

— Тогда давай бери кисточку и работай. Вы, пятеро, самые энергичные в вашем классе. Потому и привлекла вас к делу.

Ее слова были сюрпризом. И вот мы, самые энергичные, раскрашиваем буквы. А вокруг стоят неэнергичные и прямо стонут от зависти. Это же такое почетное и приятное занятие. До сих пор раскрашивали буквы и вообще любые другие плакаты более взрослые ученики, Я очень стараюсь, очень. Стоящие без дела дают массу советов. Каждый считает, что он раскрашивал бы куда лучше. Критикуют вовсю. Я не слушаю никого. Когда один мальчик уж очень надоел мне своими подсказками, я громко сказала:

— Товарищ Рая, тут мне мешают!

И он мгновенно умолк.

Два часа раскрашивали лозунг: «Все друзья мира! Еще не поздно преградить дорогу зачинщикам войны! Будьте бдительны! Берегите мир!»

Подошла товарищ Рая:

— Хорошо поработали, молодцы! На сегодня достаточно, а завтра приходите опять. Только уговор: и а уроках будьте поспокойнее. А то придется искать других работников.

Получили телеграмму: «Встречайте четвертого московский вагон тринадцать». Нана ехала к нам рожать.

— Какое нехорошее число тринадцать, — поежилась тетя Тамара. — Ей надо было сразу обменять билет.

Но поздно. Нана, по нашим подсчетам, находилась уже где-то недалеко от Тифлиса. Мы торопились. Коля по приказу мамы отодвинул умывальник и вырвал клещами гвозди из двери, ведущей в галерею тети Адели, тетя Тамара натерла полы, тетя Адель погладила занавески. Один дядя сидел без дела, но на голове у него были наушники, и он напряженно прислушивался, будто мог услышать по радио о приближении любимой племянницы.

Но вот ни секунды нет лишней. Коля и тетя Адель прыгнули в уже тронувшийся трамвай, тетя Тамара, взмахнув с подъезда рукой, все же крикнула: «Скорей, скорей!»

Еще надо было повесить занавески, подмести балкой, вынести в подвал кое-какие вещи и принести оттуда раму для репродукции картины Шишкина «Утро в сосновом лесу». Эту картину купили накануне в магазине канцелярских товаров. Она должна была придать галерее богатый вид.

Вдруг кто-то сильно постучал в подъезд. Дядя замер: стук показался чрезвычайно знакомым. Люся побежала отворять, и через минуту мы увидели Нану. Оказывается, мы перепутали время прибытия поезда. Коля и тетя Адель вернулись в следующем трамвае и вбежали в дом запыхавшись.

— Узнаю дорогие лица и дорогие привычки, — сказала Пана.

Приехала с базара мама, накрыли на стол. Мы не могли наглядеться на Нану — она стала еще красивее и сделалась какой-то определенной.

— Товарищи, наше метро — сказка! — восхищенно говорила она. — Представьте себе подземные дворцы из мрамора и металла. Все залито светом хрустальных люстр! Студенческий отряд нашего института тоже работал на отделке станций. Какие станции! Чудо! Ну, а вы тут как? Что у вас нового?

— О, у нас тоже стройки разные! Мост имени челюскинцев строят, новую набережную открыли. Вся в граните.

— Надо пойти посмотреть. А как учеба девочек? Ты, Иришка, как? Все еще обижают в школе?

— Не-ет. Я теперь сама бью.

Научилась? Правильно. За это люблю. А что еще нового?

— У нас собака!

— Откуда?

— Нашли!

Мы с гордостью показали ей Белку, снова вошли в галерею.

— Чем еще занимаетесь?

— Видишь карту полушарий? — спросила Люся.

— Вижу.

— Мы следим за военными действиями в Абиссинии.

— Ого! Посмотри, как выросла моя сестренка!

— А что говорят в Москве? — спросил дядя.

— Возмущаются. Это же беспрецедентно — применять отравляющие газы против абиссинцев, вооруженных всего-навсего стрелами. А что в Германии делается? Читали в газетах? Гитлер высчитал, что на каждого немца в Германии приходится в восемнадцать раз меньше площади, чем на каждого русского в России.