— Ну как, решили?

— Она не хочет.

— Потому что маленький?

— Нет, вообще не хочет выходить замуж.

Дарья Петровна возмутилась:

— Я ей первосортного жениха сватаю, и она еще кривляется. Да ему девушку, невинную девушку предлагают! Пусть Адель спасибо скажет, что он на ее троих детей не посмотрел! Это потому, что я зубы заговорила: мол, один ребенок у богатой сестры, профессорши, в Харькове, другая в Москву уехала — замуж вышла, а третья — красавица. Подрастет — выхватят замуж да еще приданое дадут. Жених знаете что ответил? Я, говорит, заприметил Адель на улице, она, говорит, красивая женщина. Он ее хочет! Так давайте поскорей, пока не одумался.

— Он ма-аленький.

— Ну и что? На голову ниже ее. Только на голову. Не на две же!

Мама и тетя весело рассмеялись.

— Что смеетесь? Что смешного? Ну, если Адель такая дура и выгоды своей не видит, пусть хоть за своего длинного выходит. Люди про Адель такое говорят — слушать стыдно. А что, и правда: все вокруг загсированы, все, одна она не желает идти в загс. Где это видано?

Помолчали.

— Наверно, он не хочет, — она лукаво поглядела на нас, — он не хочет. Ну-у, тогда… Нужно его заставить!

— Но как?

— Хи!.. Напоить до потери пульса и отвезти в загс. Да если хотите знать, так я своего Бочию на себе оженила.

— Адель говорила, что Арчил не пьет.

— Ну тогда… Поймать где-нибудь и пригрозить: не женишься, смерть тебе!

Опять посмеялись, но на следующий день дядя Эмиль врезал в дверь новый замок, а когда тетя Адель попросила ключ, он не дал, и началась ссора. В одном конце галереи, у своей двери, стояла тетя Адель, у входных дверей плечом к плечу — мама, дядя и тетя Тамара. Мы, дети, смотрели из дядиной комнаты, стоя в открытых дверях. Попытались было остановить взрослых, но куда там: они требовали, чтобы тетя Адель загсировалась. Она отказывалась, стараясь доказать, что это ей теперь ни к чему. Ей хорошо с маленькой дочкой, которая ничего от нее не требует и не угнетает ее, ей не нужны новые заботы и мученья.

— Ты облепилась и разбаловалась, — сказала мама, — а будет муж, и начнешь жить как все. Конечно, надо нести какие-то обязанности, а как ты думала?

— Я не желаю их нести, я боюсь замужества и больше не хочу!

— Замужество — крест, и его нужно нести всю жизнь, — сказала тетя Тамара.

— Вот и несите.

Тогда дядя произнес незнакомое мне, но, наверно, очень бранное слово, и тетя так и подскочила:

— Сами вы такие!

И все опять закричали наперебой, но тетя Адель перекричала всех, и тут я узнала, что за моей мамой какой-то Ефрем увивался и она совершала с ним велосипедные прогулки по Трикратам. А за тетей Тамарой, оказывается, ходил по пятам черкес в Майкопе. И пока дорогой супруг оперировал в военном госпитале, она с этим черкесом часами на крылечке смеялась. И дядя Эмиль из-за какой-то женщины с ее мужем стрелялся, портрет этой женщины до сих пор в семейном альбоме лежит. И мой папа, вот никогда бы не подумала, мой папа расстался с какой-то Кити.

Ссора окончилась сразу. Скрылись в своих комнатах, поужинали. Дядя сел с балалайкой в качалку, тетя Тамара, убрав посуду со стола, достала семейный альбом в кожаном тисненом переплете. Расстегнула медную застежку, полистала в задумчивости картонные страницы и, подумав немного, показала мне и Люсе фотографию важной немолодой дамы в шляпе со страусовыми перьями.

— Эмиль из-за нее стрелялся, — сказала с грустью, — это было еще до нашей свадьбы, в Петербурге.

Пришла из школы и, бросив портфель у стены, долго играла с Белкой. Мы обе повизгивали от счастья и никак не могли расстаться. Она проводила меня до самой двери и осталась за ней в тоске, а я уже соображала: что бы такое вкусненькое вынести моей собаке?

В глаза бросилась висевшая на степе карта полушарий.

— Коля, зачем повесил?.. а мне нравится!

— Нравится, — буркнул он. — Следить за военными действиями будем. Италия напала на Абиссинию. — И он обвел пальцем горную местность в Африке, а потом указал на Италию.

— Абиссинцы — красные?

— Нет, у них король.

Я смотрела на Абиссинию, разглядывала Италию.

— Смотри, Коля, какая она злая. Видишь, на сапог похожа и даже с каблуком и шпорой?

— Ну и что? Думаешь, там пролетариата нет? Там знаешь сколько коммунистов! Но власть в руках богачей и фашистов.

— А какие они, абиссинцы?

Коля принес из подвала книгу: «Народы мира». Полистал ее:

— Вот они.

Я разглядывала картинки, на которых были пальмы, а под ними темнокожие люди. А какие у них бусы, а какие странные одежды! А какие горы высятся вдали!

— Коля, я хочу в Африку.

Он подумал:

— Если бы я был большой, я поехал бы туда, чтобы защищать абиссинцев.

В пять часов вечера и ни минутой позже Коля шел на Советскую к переходному мосту и покупал там в киоске «Вечерку». Примерно в то же время возвращался со службы дядя Эмиль. Приезжал, правда не каждый вечер, папа. Обедали. Потом сходились в галерее читать вслух газету и следить за военными действиями по карте. Итальянцы не продвигались в глубь страны, потому что отношения между Италией и Абиссинией разбирались в Лиге Наций, и военные действия были временно прекращены. А в Китае шла освободительная война, и мы обращали свои взоры на наших восточных соседей. Говорили и о других странах, и как-то все вместе придумали игру в путешествия. Она забавляла и маленьких, и больших. Мы ехали, плыли, — летели и шли в далекие удивительные страны. Папа обычно был ведущим. Он придумывал необыкновенно сложные, со многими препятствиями маршруты и рассказывал про страны, через которые пролегал путь. Многое знал мой отец о народах, их обычаях, о климате тех стран, их растительности, животном мире.

Мои тетки тоже кое-что рассказывали, тетя Адель напевала песни тех далеких народов. Уже потом я поняла, что это были импровизации, а тогда верила в их подлинность и просто млела от восторга. Дядя во время таких путешествий обычно молчал, слушал, посмеивался в усы, и лицо его то и дело расплывалось в добродушной улыбке. А Коля дотошно расспрашивал про революции. Ему было очень досадно, что некоторые народы и не подозревают, что могли бы сами управлять своей страной и распоряжаться ее богатствами.

— Индейцев, например, загоняют в резервации, а это же такие люди, чистые сердцем люди!

Коля нашел в сундуке небольшую книжку «Песнь о Гайавате» и прочел нам несколько страниц. Стихи были нежные и по звучанию какие-то прозрачные.

— Перевод Бунина, — со значением проговорила тетя Тамара.

Я не знала, перед кем мне больше преклоняться: перед африканцами или перед индейцами? Решила: и те и другие замечательные люди. Я полюбила не только их, я полюбила всю землю. Решила — вырасту и обязательно побываю и на Амазонке, и в Сингапуре, и на Огненной Земле, повсюду, повсюду!.. Я тосковала по далеким странам так, как совсем недавно тосковала по Трикратам.

Каждый раз мы с нетерпением поджидали из совхоза папу и… сначала наша любимая Абиссиния. Что там делается?

— Там теперь пора проливных дождей, — пояснил Коля. Ему нравилось, что слушаю его как большого. — Дороги размыты, да еще и гористая местность. А итальяшки не привыкли к трудностям, и морально они не чувствуют себя правыми. Разобьют их абиссинцы, вот увидите.

— Все сложнее, чем мы думаем, — говорил папа, — в Абиссинии столкнулись интересы Италии и Англии.

— А Япония? Вы забыли про Японию! — восклицал с горячностью дядя. — Сейчас она почти полностью владеет рынками Абиссинии. Разве она уступит?

— А может, Лига Наций все же разберет конфликт между Италией и Абиссинией? И найдут какой-то общий язык? Если дело упирается только в торговлю…

— Не только в торговлю. Империалисты разорвут Абиссинию на части, пли один из хищников оккупирует ее всю.

— Однако итальяшки-застряли на границе Эритреи, — возвращался к обсуждению боев Коля. Слово «Эритрея» он произносил с тремя «р». Мне тоже очень правились звучные абиссинские названия. С языка Коли не сходил Баб-эль-Мандебский пролив, Аддис-Абеба. «Аддис-Абеба» в переводе означает «новый цветок».