Литмир - Электронная Библиотека

— Они ж чертили карты, писали свои исследования, делали счисления при свете сальных свечей, совершали первые открытия, притом неся трудную корабельную службу. — Она добавила совсем тихо: — Поверите ли, я так порой ясно вижу их за своими любимыми и изнурительными занятиями, и, пожалуй, мне знакомы многие их неповторимые привычки.

Посмотрев на Дирка, она рассмеялась.

— Завалишин имел даже свои серьезные наблюдения и конечно ж суждения об американском вороне, — это уж наверняка должно вас завоевать. Вы, как и наш московский друг Амо Гибаров, чуть-чуть помешаны на врановых. Спору нет, говорят, и такие авторитеты, как этолог Конрад, они птицы умнейшие, хотя, мне кажется, пристрастие к ним требует особого характера. — Наташа усмехнулась. — Но, возвращаясь к судьбе декабристов, которые исследовали океан, приходили и на этот континент, в мечтах перекидывали мосты к нам, испытываешь боль и черпаешь силу. Тяжко расплачивались в России лучшие сыны ее за свой талант и цельность…

Уже в конце вечера Хорен спросил:

— Но что вам в странствии особенно запомнилось?

— Я оказалась лицом к лицу с тем, что синоптики называют «фронтом урагана». Цепи скалистых гор внезапно накрылись серым, средь бела дня потонули в ночи. Но в то время, когда я со страхом озиралась, — мы очутились на своей машине среди ущелья, — вдруг вдалеке перед нами распахнулось нечто невероятное — вся вселенная, сияющая. Явилось солнце, а небо в той дальней стороне украшало себя невинными, легкими облаками. Из мрака мы глядели туда!

— Ну, — продолжал Дирк свою незатейливую викторину, — а какой из рассказов Андрея в вечернюю пору у костра особенно заворожил вас?

— Несколько раз мы спутешествовали в восемнадцатый век, заглянули на Аляску старых времен. Он потчевал меня вместо современных детективов исследованиями мореходов-первооткрывателей. У него к этому свой давний интерес, и тут еще один перекресток, где мы охотно встречаемся. А сейчас, Дирк, самое время и вам сочинить сагу о вашем предке, который в поисках своей земли, милого голландского домика и хороших пастбищ пересек океан, не подозревая, что его потомок на этой земле Нового Света, добропорядочный ученый с сумасшедшей, но справедливой идеей сделать океан обитаемым, будет действовать от обратного. Итак, голландец начнет рыскать по океаническим глубинам и заселять их мечтами. Ибо перед тем, как человек делает свой рачительный шаг на новом поприще, впереди с факелами во тьму устремляются донкихоты. Разве нет, Дирк? Теперь я и хочу поднять тост за нашу счастливую дружбу, доверие, братство.

Они не знали тогда, что ответ Хорена будет пророческим:

— Мое доверие к возможностям океана безгранично, я ему вверил все лучшее, чем располагаю, скромно рассчитывая, что и он чистосердечно распахнет передо мною свои объятия. — И тут Хорен сделал, как он же заметил вслух, важное примечание: — Наташа, очень дорогая Наташа! Андрей не даст мне соврать, я ждал вашего приезда почти с таким же пылом, как и он, только братским. Ну, а необычайное парение словес наших, пожалуй, результат некоторой эйфории в связи с вашим присутствием. Когда люди запросто станут ездить друг к другу с одного конца света на другой, перестав себя противопоставлять в общем и в частности друг дружке, им вовсе не понятно будет, какое значение мы придавали расстояниям, разлукам, тоске.

Наташа благодарно кивнула Дирку и беспомощно развела руками.

— Я так взволнована, Дирк, что потеряла дар речи. Знаю только, этот вечер в вашем голландско-американском домике останется памятным до конца моей жизни. Это вроде общего плавания…

Они сидели теперь за маленьким столиком, пили кофе и полушутливо-полусерьезно прикидывали, куда в следующем веке, — а он — в соседстве, — шагнет их наука. Дирк воскликнул:

— Сейчас уже записаны песни китов, потом их расшифруют — и, пожалуйста, маленьких детей мы сразу сумеем учить и языку дельфинов, и человеческой речи. Мало ли какая необходимость возникнет себя же корректировать свойствами благородных обитателей моря.

Хорен легким движением головы показал друзьям — на стене у него висел большой фотопортрет дельфиньей пары.

— Все-таки ведь не редкость, когда человеку среди себе подобных и одиноко, и он все чаще выходит на контакт со зверями… У меня есть своя тайна, я даже ее и Энн не доверил, а вам сейчас открою: я хотел бы перед своим уходом из жизни услышать в глубинах моря что-нибудь вроде гимна китов, — Дирк рассмеялся, — могу же я себе позволить такую роскошь, а?! Но, возможно, подобные мечты возникают от глубокого недовольства собой.

Наташа неожиданно погладила Хорена по плечу. Андрей молчаливо кивнул и пристально взглянул на друга.

— Так я расскажу вам, какую штуку учинили мои друзья, а если захотите, дам послушать необыкновенную запись. Только подсядем к камину, у меня в нем не электрические, декоративные поленья, а настоящий древесный уголь. Сядем на маленькие табуретки, будем пить уже ночной свой кофе, а я приоткрою вам еще один секрет природы, наверняка неожиданный для вас.

Они перешли в каминную, уселись на ковре, а не на табуретки, и Хорен начал:

— Лишь маленький домашний бесенок знает, о чем только не думается в заполночный час. Ну, и о том, что волк нам ближе, чем нас учили некоторые жестокие сказки, настораживали предрассудки. Теперь появились непривычные музыкальные понятия, я только и слышу со всех сторон от друзей-этологов — песни китов, песни волков.

Дирк обвел глазами комнату, на голой кирпичной стене и тут висела фотография семейной пары — двух дельфинов, снятых лишь в другом ракурсе. Казалось, они полуулыбались.

— Не знаю, кто как, но я нуждаюсь в контактах со зверьем, без которых мир, кажется, теряет свой человеческий смысл. У меня есть добрые приятели в управлении лесов в Онтарио, у них давно в ходу опыты, далеко не безразличные и мне. Пользуясь отличными записями волчьего воя, они вызывали на свидание волков, лишь включая свою запись. Говорили, иначе им наблюдать летом за поведением волков в лесистых местах трудно. Я видел собственными глазами ноты пения кита, а в другой раз ноты волчьего воя.

Дирк встал, принес в корзиночке фрукты — виноград, бананы, груши — и знаком попросил Наташу похозяйничать, протянув ей тарелки и ножи.

— Не знаю, как уж вы рассудите, но меня это взволновало. Мне передавали рассказ лесорубов из Алгонкинского парка: волки порой пели в том парке в унисон с пилами. Каково?! У моего хорошего знакомого, биолога, в загоне поселили отловленного волка-гиганта Серого. История получилась изрядная. Загон построили позади заброшенной избушки, в ней-то и поселился мой приятель Джеф, молодой ученый не больно броского вида, но с отличным слухом и воображением, не уступающим любому сказочнику.

О, Дирк доподлинно знал, его брат геофизик или вот такая сестра, как Наташа, особенно охочи до бывальщин о зверях и растениях. Их и апельсинами не корми, не потчуй винами, подай им правду, вовсе не сервированную, о душевных схождениях живых существ с человеком. Такое про себя и друзей Дирк Хорен знал наверняка. И теперь так же тщательно, как ужин в виде нескольких распрекрасных натюрмортов, он заготовил этот рассказ.

Знал, ему не услыхать скептических вопросов, замечаний, после которых сам перестаешь доверять факту, истине и увлекательному эксперименту.

— Джеф в полночный, подходящий для волчьих дел час, пристроившись у окна хижины, принимался, — а делал он это естественно и, я даже сказал бы, виртуозно, — выть по-волчьи. Он не жалел ни своего крепкого горла, ни темперамента, которым обладает в избытке, ни терпения, а оно у него почти вровень с фантазиями. Выл он с интервалами в получасья. Но Серый безмолвствовал. Месяца через полтора, сжалившись над своим фанатичным мужем, приехала в ту хижину делить с ним тяготы эксперимента жена Мэри. Она выла не хуже волчицы, и случилось то, что жаждали они услышать, — Серый в первую же ночь ответил на вой Мэри. Но волк дал фору современной технике, пренебрег ею.

91
{"b":"216075","o":1}