Тищенко насупился и неожиданно резко спросил:

— Товарищ сержант, а разве Фуганов к лучшей трети относится?

— Во-первых, Тищенко, это не твоего ума дело. А, во-вторых… Я отвечу на этот вопрос: с Фугановым решал Мищенко, а не я. Я бы Фуганова не отпустил! И к тому же, Тищенко, я не имею права, и Мищенко тоже его не имеет, чтобы отпустить больше трети взвода. Мы уже треть отпустили. К тому же я тоже, наверное, право на увольнение имею? А, Тищенко?

— Так точно — имеете.

— Хорошо, что ты меня отпускаешь. Иди к своей матери и можешь побыть с ней до ужина. Только все время младшего сержанта Шороха держи в курсе того, где ты находишься. Все — иди!

Только тогда, когда Игорь уже отошел, он вспомнил о том, что на стрельбище стрелял лучше всех в отделении. «Вот дурак — почему я сразу не сказал?! А-а — черт с ним! Гутиковского и Улана ведь тоже не отпустили», — вначале терзался, а потом успокоил себя Тищенко. Игорь уже собрался, было, уходить, как вдруг увидел, что к Гришневичу подошел Кохановский со своими родителями. Кохановский тоже был у Гришневича далеко не на самом лучшем счету, поэтому Игорь был абсолютно уверен, что сержант откажет ему в увольнении. Родители Кохановского были одеты очень просто, и Игорь без труда понял, что они простые колхозники. Вся компания принялась улыбаться, но затем смех утих и, вначале Гришневич, а потом Кохановский и его родители стали какими-то хмурыми и озабоченными. «Вот и отказали», — подумал Игорь. Каково же было его удивление, когда Гришневич крикнул вслед уходящему Кохановскому:

— Но только чтобы ровно в половину одиннадцатого он был в казарме! И ни капли спиртного!

— Ой — да што вы, ен у нас не пьеть! А прыдем мы ящэ раньшэ — у нас поезд у палавине девятага, — заверила Гришневича мать Кохановского.

«Вот те на — и Коху отпустили! Может, мне тоже надо было маму попросить, чтобы она поговорил? Хотя Мазурина ведь не отпустили… Не угадаешь, какая сержанта муха укусит. А все же почему он Кохановского отпустил?» — Тищенко в глубоком раздумье направился на спортгородок. Прошло не больше десяти минут с того момента, как сержант отпустил взвод, а кроме Игоря в казарме больше никого из второго уже не было (не считая тех, кто готовился идти в увольнение).

Спортгородок, как, впрочем, и вся часть, был похож то ли на огромный, недавно разбитый цыганский табор, то ли на шумную, пеструю ярмарку. Отыскать нужного человека было не намного легче, чем иголку в стогу сена. Но все оказалось проще. Если для Игоря все вокруг казалось одинаковым, то Славик сразу же заметил курсанта, бродившего по городку. Приглядевшись, Славик узнал брата и громко его позвал:

— Игорь! Игорь!

Игорь услышал голос Славика, но, сколько не вертел по сторонам головой, все равно никак не мог увидеть своих. Славик крикнул еще несколько раз и, убедившись в бесполезности этого занятия, решил подойти к Игорю. Игорь, еще недавно слышавший голос брата, растерянно стоял посредине двух рядов спортивных снарядов и с досадой смотрел на часы: «Уже десять минут прошло, а я их никак не могу найти. Вроде бы рядом Славик кричал и вот опять ничего не слышно».

— Руки вверх! — неожиданно услышал Игорь голос брата.

— Наконец-то! А я вас ищу, ищу… Где вы пропадаете? — обрадовался Игорь.

— Эх ты — четыре глаза, а ничего не видишь!

— Да ладно тебе! А где мама?

— Она на скамейке с Мироненко сидит.

— С каким Мироненко? Со Славой, что ли?

— С каким Славой?

— Он тоже со мной служит, только в третьем взводе.

— Нет, не с ним. Но, наверное, с его родителями.

— С Ольгой Петровной?

— Да. Она у вас историю вела?

— Вела. А чего это они с вами сидят, а не с сыном? Или он тоже там?

— Говорю ведь, что нет. Его в увольнение отпустили, так он пошел в казарму готовиться. А они пока с нами сидят. Пойдем быстрее.

Мать и в самом деле разговаривала с родителями Мироненко. Игорь сразу же узнал полноватую фигуру Ольги Петровны, а вот отца Мироненко он видел впервые. Так уж получается, что обычно о втором секретаре райкома пишут в районной газете часто, а вот фотографий почти не помещают — обычно второй попадает в тень первого. Игорь хотел, было, сказать: «Здравствуйте, Ольга Петровна!», но потом подумал, что это будет невежливо по отношению к ее мужу, и ограничился одним лишь «Здравствуйте».

— Здравствуй, — едва заметно кивнул отец Мироненко.

Зато Ольга Петровна, увидев своего бывшего ученика, расцвела в улыбке:

— Здравствуй, Игорь. Ну, как тебе здесь служится?

— Ничего… Потихоньку.

— Что и говорить, Ольга Петровна, туговато ему приходится, — вмешалась в разговор Елена Андреевна.

— А что такое?

— Да все с носом мучается — кровь часто идет.

— Да, он у вас болезненным рос. Я помню, что у него еще в школе кровь шла. Но, может здесь окрепнет — все-таки свежий воздух, режим дня. Вон Симоров тоже был маленьким, да щуплым, а таким богатырем из армии пришел!

Кто такой Симоров, Игорь не знал, но в любом случае очень сомневался в том, что может придти домой «богатырем». На слова Ольга Петровны Игорь лишь криво усмехнулся и ничего не ответил. Это не укрылось от Мироненко, и он сказал, глядя куда-то в пустоту между Игорем и Еленой Андреевной:

— Если плохо будет, надо в санчасть обращаться. Там помогут. Военные врачи хорошие — не то, что гражданские!

Игорь вспомнил Румкина и опять скептически улыбнулся. Пришел Слава Мироненко, все переодевание которого заключалось в смене сапог на ботинки и снятии ремня:

— Я готов, мама. Дежурный по части разрешил идти.

— Ну что ж — пойдем. До свидания. Успехов тебе в службе, Игорь!

— Спасибо, Ольга Петровна.

Попрощавшись, семья Мироненко дружно направилась на КПП. Игорь с завистью посмотрел им вслед. Славик перехватил взгляд брата и спросил:

— Игорь, а тебя что — не отпустили?

— Не отпустили. А здорово было бы и нам так пойти!

— Неважно, сынок — не расстраивайся. Мы и здесь с тобой посидим. Нам ведь все равно никто мешать не будет.

— Да уж — через каждый час надо сержанту докладывать, — пробурчал Игорь.

— Опять? — всплеснула руками Елена Андреевна.

— Опять. И что за тупость такая!

— Ладно, Игорек, не ворчи. Это ведь всем делать надо. Раз такой порядок — надо его выполнять.

— Придумал дурак какой-то, а ты выполняй! — не унимался Игорь.

— Хватит ворчать, сынок. Лучше посмотри, что я тебе привезла.

Елена Андреевна достала все то, что Игорь не взял, когда они были в казарме. Все было очень вкусным, и Игорь, заметно подобрев, уже не ворчал на то, что нужно докладывать сержанту. К тому же после очередного доклада Шорох разрешил Игорю приходить не через час, а через два — ему и самому до смерти надоело выслушивать одно и то же от пятнадцати курсантов сразу. Пока Игорь разговаривал с мамой и Славиком, спортгородок как-то заметно опустел, и на нем почти никого не осталось.

— Слушай, сынок, кроме нас уже почти никого нет — только несколько человек. Может уже нельзя здесь сидеть, а? — начала волноваться Елена Андреевна.

Игорь и сам был удивлен не меньше и не очень уверенно ответил:

— Даже не знаю. С родителями разрешили до самого ужина быть.

Со скамеек поднялись последние родители и курсанты и медленно потянулись к выходу из части.

— Ой, Игорек, смотри — теперь уже все ушли.

— Мама, я совсем забыл — ведь клуб открыли. Туда все и пошли, наверное. Там не так жарко, — вспомнил Игорь.

В клубе было довольно много народа, но он, большой и просторный, легко вместил всю эту переговаривающуюся и чавкающую массу. Почти все курсанты что-то ели, и от этого клуб стал похож на столовую, с той лишь разницей, что каждый ел свое. Здесь же Игорь с удивлением увидел Каменева и Байракова. Тищенко прекрасно помнил, что Гришневич отпустил их в увольнение, и они давно уже должны были быть в городе. «Может, Гришневич передумал? Ну и козел же он в таком случае! А я еще злился, что им больше повезло. А с какой стати они должны были идти, а я — оставаться», — Тищенко с противоречивыми чувствами смотрел на своих сослуживцев.