— Анализы ты еще не меньше двух недель сдавать будешь. Ты думаешь, что Вакулич сюда часто ездит? Обычно раз в неделю, иногда два. Так что придется тебе еще до сентября в роте проторчать.
«Вот раскаркался!» — разозлился Игорь и перевел разговор на другую тему:
— А где Желтков и Вакулич?
— Вакулич недавно повел Желткова в приемный покой — ложить на операцию по удалению почечных камней. Желткова, наверное, комиссуют.
— А ты где был все это время?
Оказалось, что Столяров даром времени не терял и почти час провел в буфете, в который можно было попасть лишь со двора госпиталя.
— Что же ты мне раньше ничего не сказал — вместе бы сходили?! — упрекнул Столярова Тищенко.
— А я откуда знал, когда ты появишься?
— Договориться можно было, — пробурчал Игорь, но тут вспомнил, что у него все равно не было с собой денег.
Выдержав пару минут обиженное выражение лица (чтобы Столяров постиг глубину своего проступка), Игорь «смилостивился» и спросил:
— А где этот буфет?
— Видел за воротами после поликлиники еще одно здание?
— Ну, — ответил Тищенко, хотя не мог припомнить ничего похожего.
— Буфет там, а вход — со двора. Войдешь в дверь и сразу же направо.
«Неважно, что не видел — главное знать, где что находится. В следующий раз пригодится», — подумал Тищенко.
Пришел Вакулич. По его тону Игорь понял, что кто-то испортил старшему лейтенанту настроение:
— Везде были? Некогда рассиживаться — едем в казарму! Что тебе сказали, Тищенко?
— Пока ничего особенного. Ухогорлонос сказал, чтобы я достал прополис и спирт.
— Зачем?
— Сказал принести ему, когда достану и он будет меня лечить.
— А терапевт?
— Терапевт меня на анализы направила. А хирург посоветовал на щите спать, потому что у меня сколиоз.
— А как это ты к хирургу попал?
— Терапевт направила.
Вакулич взял у Тищенко его медицинскую книжку и направления на анализы и принялся их рассматривать. На чтение старшему лейтенанту пришлось потратить несколько минут, так как военврачи (как, впрочем, и их гражданские коллеги) каллиграфическим почерком не отличаются. Дочитав до конца, Вакулич спрятал все бумаги в дипломат и недовольно сказал Игорю:
— Не знаю, что там тебе ухогорлонос и хирург говорили, но… О прополисе в книжке ни слова не сказано. Есть только направление на анализы для госпитализации.
— Как?… Но ведь он мне говорил. Я не вру, товарищ старший лейтенант! Может быть, он потому не писал, что я все равно еще раз приеду?
— Не знаю, не знаю, Тищенко… Либо в книжке пишется, если что-то есть, либо не пишется — когда ничего нет. Сам думай. А анализы тебе придется самому сдавать с кем-нибудь из сержантов.
— А почему не с вами? — разочарованно спросил Игорь.
Ехать в госпиталь вместе с Гришневичем Тищенко почему-то не хотелось.
— У меня не так много времени, чтобы с каждым возиться. Все — поехали!
Трамвай с грохотом вез Игоря по направлению к части. Госпиталь и улица Варвашени остались далеко позади.
Глава двадцать четвертая
Завтра в караул
Первые ефрейторы. Сержанты выручают ефрейторов запасом собственных лычек. Завтра взвод заступает в караул. Что такое «неофициальная пайка». Часовой обязан, часовому запрещается. История о сбежавшем из караула солдате. Почему не надо стрелять пьяных. Как часовой задержал пьяных прапорщиков. Распределение по постам. Почему Тищенко совсем не обрадовался тому, куда его направил Гришневич. Метание гранат. Что, по мнению Шороха, необходимо Сашину для вырабатывания мужского голоса. Тищенко успешно поражает окоп, а Резняк не попадает ни разу.
Выслушав приказ, согласно которому командиру отдельного батальона связи особого назначения капитану Томченко было присвоено звание «майор», рота возвращалась с торжественного построения. Наконец-то комбат к своему большому удовлетворению получил право носить на погонах такие же звезды, какие уже давно носили его подчиненные. На этом же построении новоиспеченный майор Томченко огласил собственный приказ, согласно которому «курсанты, наиболее отличившиеся в боевой и политической подготовке» получили повышение в звании — ефрейторские погоны. Из второго взвода второй роты этого удостоились трое — Туй, Ломцев и Федоренко.
Когда пришли в расположение, Гришневич приказал им сдать военные билеты. Взвод принялся шумно поздравлять своих товарищей. Протиснувшись к Тую, Резняк похлопал его по плечу и насмешливо сказал:
— Вот у нас уже и начальники появились. Так можно и до генерала дорасти! Гитлер тоже с ефрейтора начинал. Но только знаешь, Туй, есть одна пословица: «Лучше иметь дочь-проститутку, чем сына-ефрейтора!».
Все дружно засмеялись.
— А тебе, Резняк, наверное, просто завидно? — Федоренко пришел на помощь немного растерянному Тую.
— Мне? Ха! Да ложил я на ваши звания большой и толстый! Я же не Коршун!
— А при чем тут я? — спросил Коршун.
— Как это «при чем»? Ты ведь хохол, а хохол без лычки, что срака без затычки! Га-га-га! Наверное, хочешь лычку, а?
— Ничего я не хочу. Дурак ты, Резняк! — обиделся Коршун.
— Ты рот закрой, а то сейчас за дурака зубами подавишься! — крикнул Резняк, но дальше слов дело не пошло.
Во-первых, Резняк был в слишком хорошем настроении, а, во-вторых, Гришневич приказал построиться перед казармой «для следования в учебный центр». При этом он не забыл напомнить:
— Чтобы все ефрейторы к завтрашнему дню до утреннего осмотра пришили себе лычки.
— А где их взять, товарищ сержант? — спросил Федоренко.
— В магазине, конечно. Вот ты, Федоренко, сейчас сходишь и купишь метр на всех. Потом придешь в учебный центр.
— Есть. Разрешите идти?
— Подожди. Может, еще что кому надо?
Почти каждому было что-то надо, и поднялся самый настоящий гвалт. Гришневич с минуту безучастно наблюдал за происходящим, затем рявкнул:
— Молчать!
Установилась гробовая тишина. Довольный произведенным эффектом, сержант объявил:
— Раз почти всем все надо, пойдем в магазин целым взводом. Всем взять с собой деньги.
Довольные курсанты разбежались по своим тумбочкам. Тищенко деньги в тумбочке не хранил — там могли их украсть. Чтобы этого не произошло, Игорь засовывал бумажные деньги под обложку военного билета, а монеты раскладывал по разным карманам. Монеты почти никогда не звенели (это было запрещено), так как их было не так уж и много.
В магазине курсанты набросились на вафли, печенье и лимонад.
— Подшыву берыте, крэм чорный. А то потом скажыте, што нет денег — а сами все на лиманад патратите, — поучал Шорох.
— Смотрите — все деньги не тратьте, они вам еще завтра пригодятся, — несколько загадочно сказал Гришневич.
— А почему завтра, товарищ сержант? — удивленно спросил Байраков.
Переглянувшись с Шорохом, сержант улыбнулся, но ничего не ответил. Тогда этот вопрос начали задавать почти все курсанты, заинтригованные неожиданной тайной. Но Гришневич отказывался отвечать на вопрос и тоном, не терпящим возражений, заметил:
— Когда будет надо — скажу. Пять минут вам на съедение купленного, и уходим в учебный центр.
Курсанты принялись торопливо откупоривать бутылки и торопливо есть печенье, запивая его лимонадом. Не у всех были деньги, но более «состоятельные» угощали своих товарищей. Игорь поделился печеньем и лимонадом с Бытько. Бытько совершенно не умел пить из бутылки — лимонад он не вливал себе в рот, а высасывал, как из соски. В результате этого на дне бутылки вскоре закружилась густая метель крошек печенья, попавших туда со слюной Бытько. «Фу, хорошо, что я пил первым, а то бы он крошек напускал. Все-таки лимонад всегда надо первым пить», — сделал Игорь «глубокий» философский вывод.
Лычек в магазине не было. Вернее были, но не желтые, а красные. А желтые — только широкие.
— Товарищ сержант, а может, мы толстые купим и разрежем их пополам? — спросил Ломцев у Гришневича.