— О! о! — сказал король. — У меня охотятся и убивают, как кажется! Кто это охотится в Сен-Жермене, когда мои собаки в конуре, а мое ружье не снято с крючка?

— Государь, — сказал ла Варенн, — это кавалер де Крильон, который с утра охотится за зайцами.

— Крильон!.. — отвечал король, развеселившись. — Мы отобедаем вместе. Он один?

— Он с этим красивым молодым господином, таким богатым, которому ваше величество дали право охоты.

— С Эсперансом, может быть, — сказал король равнодушно и не смотря на Габриэль, которая при этом имени почувствовала, как вся кровь бросилась ей в лицо.

— Да, государь, с месье Эсперансом.

— Ну, поедем верхом к ним навстречу, — сказал Король. — Хотите, маркиза? Погода прекрасная, и зато нагуляем аппетит.

— Охотно, — отвечала Габриэль, сердце которой билось от радости.

— Я оденусь для верховой езды, — сказал король, — пойдем, ла Варенн.

— А я совсем готова, — сказала Габриэль, — и подожду моей лошади, прогуливаясь на этом теплом солнце.

— Я прошу у вас только несколько минут, — вскричал король, — поскорее, поскорее, ла Варенн, чтобы не заставить ждать маркизу!

Габриэль, упоенная сладостной надеждой, облокотилась на каменную балюстраду, облитую теплым светом, и благодарила Бога, богатые милости которого нигде не обнаруживались так великолепно, как в этом месте, самом чудном из его творений. Пока она погрузилась в свои страстные мечты, Генрих продолжал путь к замку, а ла Варенн старался своими маленькими ногами догнать его. Только что они вошли в комнату, где камердинеры стали одевать его величество, как ла Варенн, воспользовавшись выходом лакеев, шепнул:

— Государь, маркиза меня очень испугала своей шуткой обыскать меня.

— Почему это, ла Варенн?

— Потому что она нашла бы кое-что в моих карманах, государь.

Королю подали сапоги.

— Что такое? — спросил Генрих в промежуток, когда камердинер вышел.

— Вашему величеству известно, куда я послан был вами.

— Это так, но у тебя в кармане нет комплимента, который я тебе поручил передать, или даже тех, которые поручили тебе?

— Нет, но…

На короля надели шпоры и плащ.

— Ла Варенн даст мне хлыст и шляпу, ступайте, — сказал король. — Продолжай, ла Варенн.

— Вот что мне отдали к вашему величеству.

Он подал королю записку, который поспешно ее прочел:

«Любезный государь! Воспоминание о вас смущает мои ночи и мои дни. Как можно жить, страдая таким образом? Как можно жить без этих восхитительных мук? Великодушное сердце Генриха поймет меня, потому что я сама себя не понимаю. Анриэтта».

— Какое волнение! — сказал восхищенный король.

— Это безумная страсть, — прибавил тихо ла Варенн.

— В самом деле?

— Бред. Представьте себе, государь, вакханку — о, да такую красавицу! — И маленький человечек вытаращил свои бесстыдные глаза, подражая взгляду тигра или кошки. Пылкий король задрожал всем телом. Он, без сомнения, вспомнил ножку нимфы на понтуазском пароме.

— Да, — прошептал он, — она очень хороша.

— Что ваше величество прикажете?.. Что я буду ей отвечать?

— Я подумаю.

— Маркиза изволит ждать ваше величество, — пришел сказать конюший.

Король вздрогнул и заторопился.

— Эта милая маркиза, — вскричал он, — поедем! Найди меня где-нибудь в стороне, ла Варенн; я дам тебе ответ. Ах, записка!

Он опять прочел ее и бросил в огонь, повторяя:

— Не надо никогда заставлять ждать дам.

Через несколько минут он сидел на лошади, но прежде держал стремя маркизе, которую осыпал предупредительностью и нежными ласками, чтобы вознаградить, без сомнения, за неверность своего неисправимого ума.

Король и Габриэль взяли с собой только конюшего и пажа. Генрих знал все перекрестки леса и охотился хорошо. Он прямо направился к охоте.

Рюсто и Кир, эти славные собаки, напали на косулю и вместе с другими собаками рыскали по королевскому лесу. Генрих ехал прямо, Габриэль следовала за ним в некотором расстоянии. Конюший по правую его руку раздвигал ветви рогатиной. Генрих скоро встретил Крильона, который ждал пешком с охотничьим ружьем в руке, и закричал ему:

— О, храбрый Крильон! Не прими короля за косулю.

— Государь, какая приятная встреча! — вскричал Крильон, подбегая с распростертыми объятиями и веселым видом к своему королю.

Генрих тотчас сошел с лошади. На луке седла лошади Крильона висели два фазана и заяц.

— А, вот как ты истребляешь мою дичь! — сказал король.

— Это не я, государь, я не сделал еще ни одного выстрела, это Эсперанс. Вот стрелок!

— Он опустошит мои владения, — сказал король смеясь. — Где он? Я должен его похвалить.

В ста шагах раздался выстрел.

— Вот, — сказал Крильон, протянув руку в ту сторону, — прибавьте косулю к списку.

Собаки замолкли. В чаще скоро показался человек, раздвигавший ветви одной рукой, а другой таща жертву. Это был Эсперанс, который при виде короля удивился и смутился. Крильон громко хохотал.

— Маркиза, — сказал Генрих Габриэль, которая в эту минуту выехала на прогалину, — посмотрите, как обирают бедного короля.

Эсперанс вскрикнул при виде своей прелестной приятельницы. Она уже послала ему обещанную улыбку. Она была румяна от радости; он был бледен. Все это волнение было приписано браконьерству.

— Какой славный зверь, — сказал король, щупая косулю, — и какой жирный, несмотря на время года.

— Я его убил для вашего величества, — отвечал Эсперанс.

— Вот это хорошо, — возразил Генрих, — и вы съедите вашу долю, молодой человек. Пойдем, Крильон, я должен с тобой говорить.

Обняв рукой шею Крильона, Генрих увел его за несколько шагов, оставив Эсперанса и Габриэль одних, друг против друга, в середине прогалины с ослепительно блестящей зеленью. В глазах конюшего и пажа, которые стояли в почтительном расстоянии, они могли, с трепещущим сердцем, но со всеми признаками самой церемонной вежливости, обменяться следующим разговором:

— Здравствуйте, друг.

— Здравствуйте, друг.

— Вы здесь?

— Я надеялся вас встретить.

— Вы получили уже мою улыбку, не правда ли?

— Она проникнула в мое сердце.

— Нашим вторым условием было говорить с вами, когда я могу; теперь я могу; что же вы хотите, чтобы я вам сказала?

— Всякое ваше слово — гармония, очаровывающая меня.

— Потому что всякое мое слово говорит вам одно, не правда ли, Эсперанс?

— Более или менее ясно, Габриэль.

— Ну! будем откровенны, если вы непременно этого хотите. Я… вас… люблю…

— О! — прошептал Эсперанс, закрыв глаза от огня этой обворожительной улыбки и приложив руки к сердцу, как будто оно было поражено пулей. — О, сжальтесь!

Послышались шаги короля и Крильона.

— Все равно, — говорил король, — ты подвергался слишком большой опасности, отправившись один арестовать самозванца Валуа в его лагере. Не делай этого в другой раз, я запрещаю тебе это.

— Да, — сказал Крильон, — этот бедный ла Раме доставил бы мне много трудов, если б его пришлось брать силой посреди его людей. Но, повторяю вам, государь, я знал его слабую сторону и воспользовался ею, так что я овладел им без труда. В сущности это человек не злой.

— Его слабую сторону! — сказала Габриэль, вмешиваясь в разговор, для того чтобы Эсперанс успел оправиться. — Скажите нам ее, месье де Крильон.

— Э! э! это удивило бы короля, — сказал, лукаво смеясь, добрый кавалер.

— Скажите, скажите, — просил Генрих.

— Кавалер, — перебил Эсперанс, приложив палец к губам, — позвольте мне напомнить вам, что это тайна, которую вы поклялись уважать.

— Да, да, черт побери, да, я этого не забуду!

— К черту эти тайны! — сказал Генрих. — Я все-таки узнаю эту и скажу вам, маркиза.

Вдруг в лесу послышались звуки рога.

— Это кто-нибудь ко мне, — сказал король, — меня ищут… надо отвечать.

Эсперанс протрубил точно так же. Скоро показался ла Варенн на огромной лошади, за ним ехал курьер.