— Не надо, Крейн…
— Ты хочешь меня так же, как и я хочу тебя. Скажи!
— Да, это так, я… О Господи, хоть ты-то не усложняй! И так…
Его палец оказался внутри нее, мягко массируя. Она больше не могла говорить: все существо ее было переполнено животной похотью. Крейн принялся губами ласкать ее тело, пробираясь все ниже и ниже, так что скоро Стар ощутила прикосновение его губ к своей вагине. Горячее дыхание Крейна обожгло ей нижнюю часть живота, и вот язык его оказался в ней.
— О Боже…
Казалось, это длилось бесконечно, затем Крейн распрямился и снова лег на Стар. Он неистово целовал ее, тогда как руки его сильно стискивали ей грудь, затем начали мять ягодицы. Казалось, он полностью подчинил себе тело Стар, полностью завладел ею. Не было ни одного участка ее тела, над которым бы он не властвовал — физически и психически.
«Нет, нет… — думала она, — я не должна подчиняться ему!»
Стар оттолкнула его изо всех своих сил.
— В чем дело? — спросил он, прекратив свое любовное занятие.
— Ты прекрасно понимаешь, в чем! — Стар едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. — Я ведь написала тебе: у нас нет будущего.
— Почему? Ты не любишь больше меня?
— Люблю, конечно! Ты отлично знаешь, что я с ума по тебе схожу, но я не могу выйти за тебя замуж.
— Потому что я китаец?
— Крейн, я ведь и сама наполовину китаянка. Дело не в этом. И мама совсем не предубеждена против китайцев. Но только… — Она запнулась, не решаясь высказаться дальше.
— Что? Что она сказала обо мне?
— Она думает, что ты преступник.
— А ты? Ты что думаешь?!
— Я уверена, что ты не… — И опять она заколебалась. Глядя в его наполненные гневом глаза, она впервые в жизни подумала, что ее мать может быть не права. — Ты не преступник, ведь так, да? — прошептала она.
— Преступник — это тот, кто нарушает законы, которые он признает. Ну а поскольку я не признаю законы, выдуманные белыми, то я и не считаю себя преступником. — Он встал с постели и натянул брюки. — Так что в конечном итоге ты права, Стар. Будущего у нас действительно нет. Тебе лучше оставаться тут, в своем особняке на Ноб-Хилл, и притворяться круглоглазой. Я же вернусь в Чайнатаун к моему народу.
— Подожди…
— Чего ждать? Ты ведь не любишь меня, это очевидно.
— Я люблю, но…
— Недостаточно любишь. Если бы ты любила меня, то отправилась бы со мной.
— Все не так просто, Крейн. Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что не признаешь законов белых?
— Только то, что имею.
— Тогда ты и вправду убил хоп-синга?
— Ты сейчас говоришь совсем как круглоглазый прокурор. Может, ты и вправду белая, а?
— Прекрати! — крикнула она, спрыгнула с постели и, плача, устремилась к нему. Подбежав, начала бить кулаками в грудь. В первый момент Крейн удивился, затем схватил ее за запястья. — Почему ты так поступаешь со мной? — рыдая, сказала Стар. — Почему ты заставляешь меня чувствовать себя такой гадкой? Разве ты не видишь, как я разрываюсь надвое? Я люблю тебя, Крейн! Я хочу тебя, хочу быть твоей женой, но я не могу… — Голос изменил ей. Спрятав лицо у него на груди, она принялась истерично рыдать. Крейн погладил ее по волосам.
Тут открылась дверь. На пороге стоял Арчер в пижамных брюках и халате. Увидев любимую сестру, совершенно обнаженную, в объятиях полуголого «поднебесника», он вскричал:
— Ты, тварь! — и, рыча от ярости, ринулся в комнату.
Стар вскрикнула, когда Крейн оттолкнул ее от себя, но тотчас же посмотрела прямо в лицо своему непрошенному защитнику. Арчер некогда в Принстоне был чемпионом среди боксеров полутяжелого веса, но сейчас у него не было шансов. Крейн поднял левую ногу и с силой ударил ею — как выстрелил — в живот Арчеру, а левой рукой, сжатой в кулак, столь же мощно ударил в лицо. Ката,выполненная с ритуальной грациозностью, отправила полубессознательного Арчера на пол.
Взяв рубашку, Крейн подошел к окну, выбросил наружу веревку, затем посмотрел на Стар.
— Я пришел сюда, на Ноб-Хилл, — сказал он. — Следующий шаг — твой. Если я буду тебе нужен, приходи в Чайнатаун.
Все произошло столь стремительно, что Стар все еще не могла опомниться. Ловкий, как обезьяна, Крейн перебросил ногу через подоконник, ухватился за канат, и был таков.
А через улицу, прячась в тени особняка Флудов, один из работающих на Слейда Доусона репортеров «Бюллетеня» аккуратненько все записал. Дигби Ли был уверен, что эту статейку у него с руками оторвут многие газеты.
Глава третья
— Только послушай этот заголовок! — воскликнул утром следующего дня Слейд, потрясая зажатой в руке газетой «Бюллетень». — «Полномочный хозяин Чайнатауна через окно влезает в спальню наследницы Ноб-Хилл! Какая связь между Стар Коллингвуд и Крестным Отцом Чайнатауна?»
— Великолепно, Слейд! — сказала Лоретта, усаживаясь напротив него за обеденный стол, накрытый для завтрака. — Но я думала, ты хотел дождаться бала по случаю помолвки.
— Бала по случаю помолвки? Ты что же, полагаешь, что теперь Клейтон Деламер женится на ней? Да никогда в жизни! И скажи ведь, как все обставил: по веревке забрался прямиком к ней в спальню, а затем, минут через двадцать и уже без рубашки, слез по той же самой веревке. Разве это не заслуживает приза!
— Представляю, что должна чувствовать Эмма Коллингвуд! Она, наверное, рвет и мечет. Еще бы: весь город будет теперь над ней потешаться!
Слейд подался чуть вперед.
— Именно об этом я сейчас и думаю, Лоретта. И еще я думаю, что это, возможно, и есть самый большой наш шанс.
— Какой шанс?
— Мы наконец закончили отделку этого дома, который удался ничуть не хуже иных особняков на Ноб-Хилл. Но мы никогда еще никого не приглашали в него.
Лоретта нахмурилась.
— И ты знаешь почему, миленький! Нас никогда не считали социальной ровней себе из-за… из-за прошлого, ты понимаешь.
— К черту прошлое! Все это было четверть века назад, было, да быльем поросло. Мы не хуже всех прочих в этом городе!
— Ты, правда, так считаешь? — несколько тоскливо спросила Лоретта.
— Ну конечно, черт побери! А теперь вот что мы с тобой сделаем. Я возьму у своего редактора отдела светской хроники список всех тех, кого Эмма пригласила на бал по случаю помолвки своей дочери. Ты возьмешь этот список и всем, кто там есть, пошлешь наше приглашение на бал, который состоится в нашем доме в тот день, когда Эмма собирается устроить свой праздник. «…Мистер и миссис Слейд Доусон имеют честь пригласить Вас на прием» — или на новоселье? — придумай в общем сама, как обозвать все это. «Приходите взглянуть на наш Дом», — в таком вот роде. Я скажу Алисе Бомон помочь тебе с приглашениями: она все это отлично знает. Настало нам время занять свое место среди важных людей, живущих в этом городе.
Глаза ее так и сияли от волнения.
— И ты думаешь, они действительно придут?
— Наверняка придут. Ведь самые выдающиеся люди Сан-Франциско бывают в моем отеле. Если приходят туда, значит придут и сюда, будь спокойна. И вот что я могу сказать тебе: после такого заголовка ни один уважающий себя человек больше никогда шагу не ступит на порог дома Коллингвудов, какие бы балы Эмма там ни организовывала. А поскольку на репутации Коллингвудов поставлен теперь жирный крест, не исключено, что и деловые партнеры от них тоже отвернутся. И, возможно, мы сможем купить все их дело на корню, по десять центов за доллар.
Жена обожающе смотрела на Слейда.
— Вот, стало быть, что за всем этим стоит. Ты решил не только отомстить им, но и вовсе сжить их со свету.
— А что, разве что-нибудь не так? — Слейд улыбнулся, раскуривая сигарету.
— Как ты могла?! — в нескольких кварталах от Слейда, в своем особняке кричала Эмма, комкая «Бюллетень». — Буквально в тот самый день, когда похоронили твоего отца, ты впускаешь в свою спальню этого бандита и, более того, занимаешься с ним любовью. Ты унизила свою семью! После того, как отец и я отдали тебе всю наша любовь, вот уж не думала, что ты отплатишь нам за это стыдом, выставив нас на посмешище!
