— Мама, пожалуйста…

Стар сидела за обеденным столом с распухшим от слез лицом. Арчер сидел напротив нее; левая щека его была перевязана: именно сюда пришелся удар Крейна. Эмма, вне себя от ярости, ходила вокруг стола.

— «Мама, пожалуйста…» Что, пожалуйста?! Пожалуйста, простить тебя, так? Конечно, я прощаю тебя, ведь ты моя дочь. Но как ты могла поступить столь безрассудно? Полагаю, он не впервые занимался с тобой любовью?

— Не впервые. Но я люблю его…

— Ты хочешь его, а это нечто совсем другое. Я не в состоянии поверить, что ты могла полюбить убийцу.

— Мы ничего об этом не знаем!

— Знаем! Не будь дурочкой! Мои репортеры раскопали те же самые факты, что и репортеры Слейда Доусона. Канг возглавляет целую преступную сеть в Чайнатауне, он организовал доставку опиума и девочек, является владельцем десятка весьма сомнительных заведений. И вот такого человека ты желаешь! И именно его впустила в свою спальню прошлым вечером…

— Но я не впускала его! Он сам залез через окно. Что же мне было делать, выпихнуть его?

— Да уж о чем говорить, если ты даже не выпихнула его из собственной постели! Я просто не могу в это поверить. Я пытаюсь организовать в Сан-Франциско оперу, а в это время моя дочь разыгрывает сцены из оперы-буфф у себя в спальне. Я не собираюсь читать тебе проповедь или казаться святее, чем я есть. Что касается моего прошлого, то я всегда была с вами честна: да, Бог свидетель, у меня были грехи. Но этот преступный роман, назовем его так, совершенно не укладывается в рамки здравого смысла.

Увидев появившегося в дверях Кан До, Эмма замолчала.

— Извините, тайтай, от мистера Клейтона только что пришло письмо.

Эмма закрыла глаза, как бы покоряясь судьбе.

— Что ж, я этого и ожидала. Дай мне его, пожалуйста.

Кан До протянул ей на серебряном подносе письмо и удалился. Эмма, прочитав письмо, отложила его на стол.

— Ты наверняка можешь догадаться, что тут написано. Клейтон очень сожалеет, он любит тебя, но при сложившихся обстоятельствах его отец настоял на том, чтобы он взял назад свое предложение. Что ж, этого и следовало ожидать.

— Ох, мамочка! — Стар вскочила и, рыдая, выбежала из комнаты.

Эмма опустилась в кресло, чтобы допить кофе.

— Единственный человек, за которого я смогла уговорить ее выйти замуж, отказывается от нее. — Эмма вздохнула. — Не знаю, сможет ли она теперь вообще выйти замуж. Не могу поверить, что все это случилось. — Она посмотрела на сына. Ты считаешь, я была слишком сурова с ней?

— Ничуть. Она это заслужила. Не могу понять, что Стар нашла в нем.

— Я могу понять: он экзотичен, он опасен и он китаец. Стар всегда испытывала неловкость по поводу своей китайской наследственности, что, впрочем, вполне естественно. Моя ошибка была в том, что я вообще позволила Крейну обучать ее. Но когда он пришел в мой дом десять лет назад, я подумала, что в том, чтобы она выучила китайский, есть свой смысл. Конечно, мне уже тогда следовало сообразить, что могут возникнуть осложнения. Слейд Доусон, должно быть, пляшет от радости.

— Я должен кое в чем признаться.

— В чем?

— Я уже давно знал о связи Стар с Крейном.

Мать стрельнула в него глазами.

— И почему же ты не сказал мне?

— Хотел остаться в стороне. Хотя нет, не только. Дело в том, что я… — он поиграл вилкой. — У меня противоречивые чувства по отношению Стар. Они всегда были такими.

— Какого же рода эти противоречивые чувства?

— Она очень красивая.

Эмма нахмурилась.

— Да, я чувствовала, что между вами двумя существует какая-то напряженность. Молю Бога, чтобы мне не пришлось волноваться еще и по этому поводу.

Арчер покачал головой.

— Не придется.

— Если Слейд Доусон будет подозревать еще и это, тогда уж действительно нам придет конец. Господи, как же я ненавижу этого человека! Он был причиной смерти моего первого мужа, теперь он покрыл нас позором и сделал мишенью для всеобщих насмешек.

Эмма отвернулась, нервно сжимая и разжимая кулаки. Глядя сейчас на мать, Арчер впервые в жизни почувствовал, что и у нее есть уязвимые места.

— А разве мы, в свою очередь, не можем нанести ему удар? — спросил он. — Ведь все знаю, что его жена была проституткой.

— В том-то и дело, что все знают. Лоретта Доусон — всего лишь объект для насмешек: подумаешь, сменила имя, зачастила в церковь и думает, что теперь дорожка в рай перед ней открыта… — Эмма замолчала, раздумывая. Хотя, с другой стороны, возможно, ты и прав. Я знаю, что они очень чувствительны во всем, что касается прошлого Лоретты. И, может быть, для некоторых газет это окажется сущим даром.

— Что ты имеешь в виду?

Она вздохнула.

— Теперь, раз уж ты намерен начать работать в газете, тебе можно и рассказать. У «Таймс-Диспетч» большие проблемы с тиражом, который неуклонно падает. Дэвид Левин превосходный редактор, но он слишком принципиален, слишком старомоден. Публике подавай скандалы и преступления, публика жаждет пощекотать свои нервы. Именно такие материалы и публикует «Бюллетень» — его утренний тираж, должно быть, уже распродан! — а «Таймс-Диспетч» хиреет. Более того, года три тому назад След предложил мне продать ему газету по смехотворной цене. Я, разумеется, дала ему от ворот поворот.

— Было бы хорошо, если бы ты рассказала мне об этом тогда.

— Три года назад ты беспробудно пил.

— Если бы знал, может быть, и не пил бы.

Арчер поднялся.

— Куда ты?

— На работу. Помнишь? Вчера вечером ты дала мне работу. — Он подошел и, наклонившись, поцеловал мать. — А насчет Слейда Доусона не переживай. У меня есть одна идея, как с ним справиться.

Эмма подняла голову и взглянула на сына.

— Что ты имеешь в виду?

Он улыбнулся и вышел, бросив в дверях:

— Увидишь.

Оставшись одна, Эмма старалась не дать воли слезам. Столько лет она потратила на то, чтобы у людей имя Коллингвудов ассоциировалось с такими понятиями, как культура, независимость, власть, богатство. И вот один дурацкий случай все это перечеркнул. Она хорошо знала жителей Сан-Франциско: если происшествие не шокировало их, они будут над случившимся потешаться, что едва ли не хуже.

Эмма отодвинулась от стола. Для такой гордой женщины, как она, стать предметом насмешек всей Калифорнии было похуже распятия на кресте. Подойдя к одному из высоких окон, Эмма нервно потерла руки, посмотрев на особняк Флудов, расположенный через улицу: уж не смеется ли он над ней? И все эти Крокеры, Стэнфорды, Хопкинсы, Херсты — они не смеются над ней? Скандал! И не менее горько было то, что газета Слейда Доусона снова обскакала ее собственную газету. В утреннем выпуске «Таймс-Диспетч» главный материал был посвящен тому, что городу требуются культурные заведения, в том числе и своя опера. Ну и времечко же газета выбрала для этого!

Эмма понимала, что нужно срочно что-то предпринять, но что?! Несколько минут она расхаживала взад-вперед возле стола, посмотрела на красивые, ручной росписи, обои в столовой, слегка нахмурилась. Как бы ни была она сейчас зла на дочь, Эмма понимала, что должна защитить ее — если, конечно, уже не поздно. Ведь в один катастрофический, ужасный вечер Стар из наиболее выгодной партии в Сан-Франциско превратилась в девушку, к которой подходящий жених не подойдет ближе чем на десять футов. Ее красота, семья, богатство перевешивали расовые предубеждения, которые существовали в обществе по поводу смешанной крови, но Эмма знала, что тот факт, что Стар побывала в постели главаря китайской тонги, незамедлительно превратит ее в парию. Конечно, можно представить все как изнасилование, но кто из сан-францисских кумушек купится на такое?

«Нужно убрать ее из города, — подумала Эмма. — Найти ей мужа где-нибудь еще. Только где?»

И внезапно ее осенила догадка. «Ну конечно же, — подумала Эмма, — он будет подходящим мужем. Он влюблен в нее, могу поклясться. Когда полгода назад он впервые увидел ее, у него даже челюсть отвисла. Только если за это время у него ничего не изменилось… Хотя там не очень-то много женщин…»