Она посмотрела на него, и глаза ее на этот раз были сухи.

— То, чего я хочу, — тихо сказала Эмма, — ты не должен мне давать.

Глаза его холодно блеснули.

— О да, этот лихой мистер Коллингвуд! — Скотт выпустил ее руку и выпрямился. Пройдя к изножью постели, он обернулся к ней. — На Маркет-стрит есть один первоклассный сыщик по имени Горацио Доббс. Я предлагаю тебе нанять его, чтобы он выяснил, что случилось с мистером Коллингвудом. Правда, сыщик возьмет немало, да и времени ему потребуется не меньше месяца, однако к тому времени, когда ты родишь ребенка, у тебя уже будут какие-нибудь новости о его фактическом отце. По крайней мере, это даст тебе некоторое успокоение. Я ведь понимаю, как дороги для тебя воспоминания о мистере Коллингвуде.

Эмма улыбнулась одной из самых своих очаровательных улыбок.

— О, Скотт, большое спасибо. Ужасно мило с твоей стороны!

Он мрачно кивнул.

— Будучи твоим мужем, я не могу выразить, как я рад, что смог вызвать на твоем лице столь сладкую улыбку. Ну а теперь, поскольку ты на такой стадии беременности, когда становится несколько, так сказать, неловко заниматься любовью, я отправлюсь на диван в библиотеку. Доброй ночи, Эмма.

Тотчас с ее лица исчезла улыбка.

— Ты ожидаешь от меня, чтобы я была леди, а сам не можешь хотя бы постараться быть джентльменом.

— О, я стараюсь, Эмма. Ведь если бы я не прилагал адских усилий к тому, чтобы быть джентльменом, то я вогнал бы твои прекрасные зубки в твое прекрасное горлышко.

Глава четвертая

— Ну и как же мы назовем газету? — спросила Чикаго, запихнув в рот несколько шоколадных конфет. Она развалилась в шезлонге в своих апартаментах, глядя на Дэвида Левина, который стоял у изножья и мял в руке грязную шляпу.

— А что, если «Бюллетень Сан-Франциско»? — спросил Дэвид, темно-рыжая запущенная борода которого доставала сейчас почти до второй пуговицы на рубашке, скрывая галстук. Для Дэвида это было немаловажным преимуществом, поскольку у него был всего лишь один галстук, да и тот выглядел не лучшим образом.

— Звучит, по-моему, неплохо. Соседний дом принадлежит мне, так что на первом этаже ты мог бы устроить офис. Для тебя это будет бесплатно. Спать можешь в задней комнате, можешь также пользоваться нашими уборными. Таким образом, тебе не придется беспокоиться о выплате за аренду помещения. Я говорила уже, что нашла один подержанный пресс, который можно будет купить за восемь сотен золотом. Что еще тебе понадобится для работы?

— Чернила, разумеется, и бумага. Наборная машина будет нужна, не знаю вот только, сможем ли мы ее раздобыть. Ну и несколько мальчишек, чтобы разносили газету.

— Для этого мы используем «поднебесников». Они дешевы, как грязь на дороге. А какое бы ты хотел жалование? Только не пытайся меня ограбить, потому что, мол, все равно она богатая.

— Ну… скажем, сотню в неделю?

— Восемьдесят. Бери или проваливай.

Дэвид пожал плечами.

— Беру.

Он бы обрадовался и пятидесяти. Дэвид находился сейчас в отчаянном положении. Добравшись наконец-то до Сан-Франциско, он, как и Эмма, был потрясен тем, какие тут примитивные условия жизни. Однако в то же самое время он сразу понял, какие горизонты открываются для писателя в городе, где нет ни одной газеты. С романом может ничего не получиться, но если за ним будет стоять газета, он, возможно, будет иметь деньги, чтобы заниматься любимым делом.

— Наша редакционная политика тебе известна, — продолжала между тем Чикаго. — Главное — это дискредитировать Скотта Кинсолвинга и сделать так, чтобы наш парень прошел в губернаторы.

— Поверьте, дискредитация Кинсолвинга доставит мне большое удовольствие.

— Ага, я знаю, ты ненавидишь его, потому что он увел у тебя девчонку. А мне нравятся ненавистники. Потому, думаю, тебе это местечко очень даже подойдет. Только вот как быть с миссис Кинсолвинг? Ты же мне говорил, когда недавно напился, будто все еще любишь ее. Это так?

В глубине души Дэвид корчился, как червяк.

— Нет, — выдавил он наконец. — Когда «Императрица Китая» причалила в здешнем порту и матросы начали трепать языками про то, что происходило, пока огибали Южную Америку… о том, что Эмма спала с Кинсолвингом задолго до того, как они поженились… — Тут Дэвид закусил губу. Известие об этом тогда прямо-таки потрясло его. — Словом, когда я узнал, всякая любовь к Эмме, какой бы сильной она ни была, тотчас же умерла. Эмма де Мейер — это просто оппортунистка и сука, так что не думаю, чтобы даже спьяну я мог говорить о любви к ней.

Чикаго отправила в рот очередную конфету. «Ну и занюханный же он, — подумала мадам, глядя на Дэвида. — Тощий и грязный. Но в нем горит огонь. Именно такой нам и нужен…»

— Мм… Вот такой линии и держитесь в своих редакционных статьях, Дэви. Таким образом мы дискредитируем всю их чертову компанию с Ринкон-Хилл.

«Неужели я и вправду смогу сделать такое по отношению к Эмме?» — ужаснувшись, подумал он и вспомнил, какую боль причинило ему известие, что она выходит замуж за Скотта. Не без помощи огромного количества спиртного заглушал Дэвид в себе эту боль. Сначала Эмма втоптала его чувства в грязь, связавшись с тем мужланом Арчером, а теперь вот Скотт. «Да, я на самом деле ненавижу ее», — подумал Дэвид.

— Теперь вот еще что, — облизывая липкие пальцы, сказала Чикаго. — Я заметила, что ты все время пялишься на моих девочек. Хочешь получить одну из них даром? Это — одна из конфеток, которую получают те, кто работает на меня и Слейда. Ты ведь не можешь на свою зарплату позволить себе моих девочек. Хотя ты и не заслужил пока что этой милости.

— Ну, это было бы… было бы неплохо.

— Кандидатура есть на примете?

— Красотка, которую зовут Летти.

Чикаго прищелкнула языком.

— А у тебя неплохой вкус, детка, но это — высший сорт. Летти — женщина Слейда. Никто больше не смеет прикасаться к ней. Выбирай другую.

— Тогда эту, рыженькую, Бетти, кажется?

— Эта девочка приехала из Сент-Луиса. Славная. Правда, она очень занята, так что тебе придется как-то приноровиться к ее расписанию. Она в ночь зашибает до двух «штук». А один извращенец из Плейсервилля заплатил ей три сотни баксов только за то, чтобы дотронуться до ее трусиков, черт побери! Представляешь?

Дэвид очень даже хорошо мог себе это представить. После того как в Буэнос-Айресе он впервые познал радости секса, Дэвид испытывал неутолимый зуд. Ну а поскольку так называемых «порядочных женщин» было совсем мало, его вполне устраивали и шлюхи.

О, что подумали бы его респектабельные папа и мама, узнай они у себя в Лондоне про похождения своего сына! Дэвид на секунду представил себе это и содрогнулся. Он заставлял себя напрочь забыть о своей жизни под родительской крышей. От викторианского Лондона этот Сан-Франциско был отделен половиной мира. А секс как раз способен подавить страсть Дэвида к Эмме.

— Пришла вас порадовать, — с порога заявила Зита, входя в спальню Эммы.

— Не томите, — попросила Эмма, усаживаясь в постели.

Стоял холодный декабрьский день. В окно хорошо был виден туман, колыхавшийся, словно саван, над городом. Эмма повесила на окна спальни красивые шелковые голубые шторы и поставила несколько цветов, но все равно комната по-прежнему выглядела пустой. Правда, остальные помещения особняка были еще более пустыми, особенно после того, как месяц назад Феликс приобрел небольшой дом у подножия Ринкон-Хилл и вместе с Зитой перебрался в свое новое жилье. Но тем не менее Зита не реже одного раза в день навещала Эмму.

— Во-первых, — сказала Зита, усаживаясь на краешке постели, — когда восемнадцатого октября в залив Сан-Франциско вошел парусник, который привез отличнейшую новость о том, что Калифорния стала теперь штатом, ваш муж тут же устроил в своем доме большое празднество. Но где была его очаровательная жена? А прекраснейшая миссис Кинсолвинг, оказывается, была наверху, в своей спальне.