15 Лицо твое светло, как день из мертвых воскресенья, А волосы черны, как ночь не знающих спасенья. Тобою предпочтен, я стал среди влюбленных первым, А ты красавиц всех стройней, а ты — венец творенья. Кааба — гордость мусульман, а Нил — сынов Египта, А церкви — гордость христиан, есть разные ученья, А я горжусь блистаньем глаз под покрывалом черным. Увижу их — и для меня нет радостней мгновенья. 16 Лишь ветерок из Бухары ко мне примчится снова, Жасмина запах оживет и мускуса ночного. Воскликнут жены и мужья: — То ветер из Хотана, Благоуханье он принес цветенья молодого! Нет, из Хотана никогда такой не веет ветер, То — от любимой ветерок, и нет милее зова! Ты далеко, но твой наряд мне снится на рассвете В мечтах — в объятьях ты моих, краса всего земного! Мы знаем: свет звезды Сухейль приходит из Йемена, — Ищу тебя, звезда Сухейль, средь звездного покрова! О мой кумир, я от людей твое скрываю имя, Оно — не для толпы, оно — не для суда людского, Но стоит слово мне сказать, — хочу иль не хочу я, — Заветным именем твоим становится то слово. 17 Слышу два великих слова, — и страдаю, оскорбленный, Их впустую чернь склоняет, не постигнув их законы. О красавице прекрасной говорят: — Она прекрасна! Кто влюблен, того влюбленным кличет голос изумленный. Это больно мне, подруга, ибо только ты — прекрасна, Это больно мне, страдальцу, ибо только я — влюбленный. 18 Только раз бывает праздник, раз в году его черед, — Взор твой, пери, праздник вечный, вечный праздник в сердце льет. Раз в году блистают розы, расцветают раз в году, Для меня твой лик прекрасный вечно розами цветет. Только раз в году срываю я фиалки в цветнике, А твои лаская кудри, потерял фиалкам счет. Только раз в году нарциссы украшают грудь земли, А твоих очей нарциссы расцветают круглый год. Эти черные нарциссы, чуть проснулись — вновь цветут, А простой нарцисс, увянув, новой жизнью не блеснет. Кипарис — красавец гордый, вечно строен, вечно свеж, Но в сравнении с тобою он — горбун, кривой урод. Есть в одних садах тюльпаны, розы, лилии — в других, Ты — цветник, в котором блещут все цветы земных широт. Ярче розы твой румянец, шея — лилии белей, Зубы — жемчуг многоценный, два рубина — алый рот. Вьется кругом безупречным мускус локонов твоих. В центре — киноварью губы, точно ярко-красный плод. Ты в движенье — перепелка, ты в покое — кипарис, Ты — луна, что затмевает всех красавиц хоровод. Ты — луна в кольчуге страсти и с колчаном нежных стрел, Перепелка — с кубком хмельным, кипарис, что песнь поет. Не цепями приковала ты влюбленные сердца — Каждым словом ты умеешь в них метать огонь и лед… 19 О ты, чья бровь — как черный лук, чей локон петлею завит, Чьи губы красны, как рубин, нежнее шелка пух ланит! Тюльпаном расцветает шелк, и пахнет мускусом аркан, Лук мечет стрелы галие, и жемчуга рубин таит. Под сводами бровей цветут нарциссы огненных очей. Но пышный гиацинт волос в их завитках покуда скрыт, Твоих кудрей волнистый шелк волшебник мускусом натер И губы в сахар обратил, чтоб влажный лал не знал обид. О, сколько раз я в сеть любви смятенным сердцем попадал! О, сколько раз я, как змеей, был страстью пламенной обвит! Но гибели я не страшусь, хоть вижу гибельную сеть, Не замечаю смертных уз, хотя и мне аркан грозит. Твой взор — двойник души твоей, он тем же полон волшебством. Мой стан — двойник твоих кудрей, в том горький мой и сладкий стыд. Но стан и кудри — что роднит? — Дугой согбенная спина! Но взор и душу — что роднит? — Желанье, что тебя томит! Не Заратуштры ли огонь пылает на твоих щеках? Не мускус ли и галие твоих кудрей поток струит? Кудрями сердце отняла, его глазам ты отдала. Моя душа полна тоской, но сердце радостью горит… 20 Я потерял покой и сон — душа разлукою больна, Так не страдал еще никто во все века и времена. Но вот свиданья час пришел, и вмиг развеялась печаль, — Тому, кто встречи долго ждал, стократно сладостна она. Исполнен радости, я шел давно знакомою тропой, И был свободен мой язык, моя душа была ясна. Как с обнаженной грудью раб, я шел знакомою тропой, И вот навстречу мне она, как кипарис, тонка, стройна. И мне, ласкаясь, говорит: ты истомился без меня? И мне, смущаясь, говорит: твоя душа любви верна? И я в ответ: о ты, чей лик затмил бы гурий красотой! О ты, кто розам красоты на посрамленье рождена! Мой целый мир — в одном кольце твоих агатовых кудрей, В човганы локонов твоих вся жизнь моя заключена. Я сна лишился от тоски по завиткам душистых кос, И от тоски по блеску глаз лишился я навеки сна. Цветет ли роза без воды? Взойдет ли нива без дождя? Бывает ли без солнца день, без ночи — полная луна? Целую лалы уст ее — и точно сахар на губах, Вдыхаю гиацинты щек — и амброй грудь моя полна. Она то просит: дай рубин — и я рубин ей отдаю, То словно чашу поднесет — и я пьянею от вина… |
