Нет вдохновенья, что могло б воспеть мою мечту газелью,

И нет проникновенных строк, что хоть бы лик ее воспели.

Нет милосердного, кому хотело б сердце петь касыды,

Когда от происков судьбы сквозят в опорах жизни щели.

Нет острослова, чей язык изящной вязью аргументов

Низал бы в спорах мудрецов из остроумья ожерелья.

Но коль исчерпаны слова, где розоликий виночерпий?

Не заменимо лишь вино, нет исчерпаемости в хмеле.

Пригубив чашу, насладись красивым ликом и не кайся!

Поверь, и ангелы небес греха не видят в этом деле.

Что ж, есть за пазухой тайник, хранящий преданности жемчуг,

Но этот жемчуг сохранить не все за пазухой сумели.

Трактат о тонкостях любви не поясняй, Джами, аскету,

Знай место слову, а не то оно достичь не сможет цели.

О ты, чье сердце безмятежно, что знаешь о тоске,

О том, как больно ноет сердце от друга вдалеке?

О, что ты можешь знать о боли израненной груди,

Коль и колючки не задела, растущей на песке?

Что, нежась до утра на ложе, ты можешь знать о тех,

Чьи ночи — стон, чье ложе — мука, чья жизнь на волоске?

Что знаешь, горлинка, о птицах, томящихся в плену,

Ты, что на ветку кипариса взлетаешь в цветнике?

Что можешь знать о трезвых людях, об их путях, Джами,

Коль опьяненность и беспутство с тобой накоротке?

И в сердце, и в глазах бессонных так непрестанно ты,

Что мнится мне: вдали мелькаешь, куда ни гляну — ты.

Тот, кто готов для непокорной уйти из жизни, — я,

А кто покорному наносит несчетно раны — ты.

Утратив сердце, тем доволен, что, унеся его,

Владеешь сердцем безраздельно и невозбранно — ты.

Хоть в грудь мою ежеминутно вонзаешь сотни стрел,

Я утешаюсь тем, что стрелы шлешь неустанно ты.

Мне светит милостыней света, подачкой ночи день,

Поскольку мне свечою светишь в ночи туманной ты.

Зачем взывать к тебе, жестокой? Ведь знаешь и сама:

Виной тому, что утром ложе от слез багряно, — ты.

Хоть знаю, на торгу свиданий меня оценишь в грош,

Твердить я буду: покупатель, душе желанный, — ты.

«Я друг тебе, Джами! — сказала. — Другого не ищи!»

Придется, видно, жить без друга, коль друг столь странный — ты.

О виночерпий, спешься там, где в берег Шатта бьет прибой,

И хмелем с памяти моей скорее муть Багдада смой!

Печать из кубка наложи на мой сведенный гневом рот.

Не стоит шушера того, чтоб осквернить его хулой.

От подлых верности не жди, они подобны дивам зла.

Ведь человеческой черты у них не встретишь ни одной.

Не огорчен, а счастлив тот, кто к поношениям привык.

Путь отреченья, путь любви не дарит путнику покой.

Влюбленным, прокопавшим ход в соединения тайник,

Ничто ни лай бродячих псов, ни их рычание, ни вой.

Влюбленный — тот, в ком нет примет, кто поднялся над бытием,

К чему величие души искать у низменных душой?

Земля багдадская, Джами, не для торящих верный путь.

О виночерпий, прочь вино! В Хиджаз направимся с тобой.

Кто сладость дивных уст вкусил, тебя с душой сравнил,

С блистаньем солнца самого твой лик святой сравнил.

Я перечислить не могу достоинства твои,

И вот — с небесным божеством твой лик живой сравнил.

В огне страстей дотла я сердце сжег,

Искал я тщетно, сердце не берег.

Лишь под конец, вниманья недостойный,

Истерзанный пришел на твой порог.

Кому случалось неземной твой образ созерцать?

Лишенный радости такой как может не рыдать?

С тобой давно я разлучен, но жив, дивясь тому,

Что я не умер, что могу и мыслить и дышать!

Цыганка вышла из шатра, поет в тени ветвей,

И вторят песенке ее рубаб и соловей.

Она печалится о всех истерзанных тоской,

О бедных пленниках любви, невольниках страстей.

Сиянье солнца и луны перед тобой — ничто.

И Салсабил, и Каусар перед тобой — ничто,

Знай, прозорливость я обрел, когда узрел тебя.

Во всем ищу твои черты, весь мир иной — ничто.

Беда тому, чье сердце оскудело,

Кто разлюбил, чья роза облетела.

Ты говоришь: «Дозволь уйти!» О небо!

Кто разрешит душе покинуть тело?

Подруга севера, луна, сияя в небесах,

Следы любимой освети, дороги серый прах.

А если спросит про меня, живущего вдали,

Ответь: «Измучился поэт и от любви зачах».

Сказал я сердцу: «Дай передохнуть!

Я истомлен, далек мой трудный путь.

Сумей суровым быть с неблагодарной,

С той, что смогла поэта обмануть».

Я без тебя поднес бокал к губам,

Но пью вино с печалью пополам.

Ты черным оком дни мои смутила, —

Расстались мы, конца нет черным дням.

Глаза закрою — предо мною ты.

Глаза открою — вновь твои черты.

Во сне и наяву тебя увижу —

Заворожен я блеском красоты.