— Знаю, — нетерпеливо перебила его Нэнси. — Хочу узнать, может быть, он когда-нибудь говорил тебе о… ну, об этой женщине?

— О какой именно?

Нэнси бросила на него укоризненный взгляд:

— Не делай вид, что не знаешь, о ком речь. О той женщине, которую Алан трахал, начав трахать меня.

Прошла заупокойная служба, тело Алана Фридлэндера покоилось в земле, все считали, что брат покойного не задержится с отъездом в Нью-Гемпшир, что он и собирался сделать на следующее за похоронами утро, ложась вечером спать в своей старой спальне.

Проснувшись еще до рассвета удивительно выспавшимся, бодрым и готовым встретить нарождавшийся день, Майкл выглянул в окно: небо уже посветлело, до рассвета оставалось не более часа. Прислушался — все спали крепким предрассветным сном, в доме царила тишина.

Лежа в полумраке, вспомнил о своих долгах и, чтобы успокоить собственную душу и развеять сомнения, принял решение выяснить, кто виновник смерти брата, так как оставался твердо убежденным, что Алан не мог дойти до самоубийства, а если и наложил на себя руки, то должна быть причина, и он сделает все возможное, чтобы выяснить ее — это и будет означать возвращение ему семи тысяч долларов. Только после этого можно уезжать домой.

С чего начинать, что предпринять в первую очередь — на этот счет у него не было никаких идей, но Майкл был уверен, что по ходу дела разберется, в каком направлении двигаться. А сейчас он возьмется за самое важное.

Ему казалось, что им задумано стоящее дело, его логика безупречна, родители одобрят его намерение.

Увидев его в такую рань спускающимся по лестнице к завтраку, Пол Фридлэндер решил, что Майкл, собирается пораньше уехать.

— Ты уже уложил вещи? — спросил он безо всякого интереса.

— Пока не собираюсь уезжать. Наверное, перееду в город и поживу там, — до этого ему и в голову не приходило, где будет жить.

— Вот как? — Пол Фридлэндер положил несколько ломтиков хлеба в тостер.

— Где мать? Еще спит?

— Не надо ее тревожить. Пусть поспит. В ближайшее время ей потребуется много сил.

— Как и тебе, отец. Ты выглядишь не лучшим образом, — произнес Майкл.

Он рассчитывал поделиться своими планами с обоими родителями, надеясь, что мать поддержит его, но сейчас заколебался, не уверенный, поймет ли отец.

— Что ты собираешься делать в городе, Майкл?

— Поживу в квартире Алана. Я подумал, что мне нужно быть рядом с вами, пока все утрясется, — это был предлог, но Майкл надеялся, что такое объяснение вполне удовлетворит его отца.

Однако Пол Фридлэндер был настроен скептически.

— Неужели ты думаешь, что мы сами не уладим дела Алана? Что-то ты замышляешь?

— Мне бы хотелось в этот трудный момент поддержать тебя и мать, — Майкл надеялся, что это его благое намерение произведет на отца должное впечатление, и он поймет, что сын идет на примирение, а другая возможность воссоединиться с семьей вряд ли представится.

— Так, так, — сказал Пол Фридлэндер после небольшой паузы, — я подумаю о твоих словах.

В тот же день Майкл въехал в квартиру брата в Бранденберге. Из вещей он привез с собой совсем немного, полагая, что долго в Нью-Йорке не задержится, пообещав родителям разобрать вещи Алана и решить, что оставить, а что продать.

Он намеревался также дать объявление в воскресный номер «Таймс» о продаже квартиры за четыреста двадцать пять тысяч долларов и показывать ее возможным покупателям.

Майкл никогда не жил в квартире, стоившей даже половину этой суммы, и вряд ли когда-нибудь будет жить. К его приезду все следы смерти Алана Фридлэндера были уже уничтожены — ничего не напоминало о том, что здесь произошло, и квартира выглядела так, будто в ней никогда никто не жил. Если Майкл надеялся обнаружить следы присутствия брата, то ошибался — квартира приобрела абсолютно безликий вид.

Перво-наперво Майкл, обнаружив коньяк, выпил рюмку, а уж потом занялся поисками писем, фотографий, деловых записок, рецептов, счетов и других бумаг, которые могли бы пролить свет на причины смерти Алана. Поиски не принесли ощутимых результатов — ни дневника, ни делового календаря. Как видно, у Алана не было времени записывать что бы то ни было, он держал нужную информацию в голове. Человек-компьютер! Около дюжины писем, которые Алан, видимо, совершенно случайно не выбросил, не имели никакой полезной информации: благодарственные записки, несколько деловых сообщений и письмо от Нэнси, помеченное багамским штемпелем, где та сообщала, что приятно проводит время, но ей не терпится вернуться в Штаты и расцеловать его.

Майкл надеялся, что где-то обязательно должны быть бумаги, которые помогут что-то прояснить — Алан припрятал их подальше из соображений секретности.

Обнаружив целую полку, заставленную видеокассетами, и пробежав глазами названия фильмов, Майкл удивился их разнообразию: «Ганди», «Империя отвечает ударом на удар», «Зажигательный танец», «Рокки IV», «Живое тепло плоти», «Грязные игры» и т. п.

Однако видеомагнитофона нигде не было. Рядом находились две пачки компьютерных дисков, а самого компьютера не было и в помине. Странно!

Он позвонил матери:

— Не знаешь, был ли у Алана видеомагнитофон? Нашел кучу кассет.

— Точно не знаю, но считаю, что был, — нетерпеливо и несколько раздраженно ответила она. Неужели так важно, был ли у Алана видеомагнитофон!

— А компьютер? Был у него?

— Может быть, не помню точно. Как-то он говорил мне, что собирается завести нечто подобное, но больше ничего не знаю.

— Когда ты навещала его в этой квартире, неужели не заметила компьютер?

— Честное слово, не помню, Майкл! Может быть, отец помнит? Сейчас они с Бадди заняты, позвони чуть позже и спроси его. А вообще, какое это имеет значение?

— Имеет, потому что у Алана наверняка имелись эти штуки. Но куда исчезли?

— Исчезли? И что из того?

Может быть, это действительно неважно? Но почему перед тем, как пустить себе пулю в висок, Алан избавился от видеомагнитофона и компьютера, не приобретя загодя другие, более совершенные? Такого не может быть.

Удрученный бесплодностью своих первых шагов, Майкл тем не менее настроен был решительно: составил список людей, знавших его брата, но прежде всего позвонил в девятнадцатый полицейский участок и попросил к телефону лейтенанта Ральфа Мэкки — согласно полицейскому отчету, он проводил дознание.

— Мэкки? — переспросил дежурный офицер, так будто слышал это имя впервые. — Подождите минуту.

Прошло несколько секунд, и дежурный ответил, что лейтенанта Мэкки нет на месте.

— Как мне связаться с ним? Когда он придет в участок завтра утром?

— Он не придет завтра в участок. Он больше не работает.

— Перевели в другой участок?

— Нет, отправили на пенсию.

— Как мне его найти?

— Этого я не знаю.

— Кто знает?

— Вы мешаете мне работать. Возможно, если позвоните ближе к вечеру, кто-нибудь вам скажет, где найти Мэкки, — раздраженно ответил полицейский и повесил трубку.

Список у Майкла получился небольшой — всего четыре имени: Мэкки, судья Ватерман, Колин Грей, товарищ Алана по «Колони Сэксон», который сам представился Майклу во время похорон, и Нэнси Меланби. Он решил встретиться с Нэнси.

— Я как раз о тебе думала, — сказала она, когда он назвал свое имя. — И уже не надеялась дождаться твоего звонка.

Майкл сказал, что мог бы встретиться с ней в любое удобное для нее время.

— Где и в котором часу? — задал он несвойственный ему вопрос, так как никогда ничего не планировал заранее и избегал назначать точное время встреч. В том мире, где он жил, люди приходили, когда им вздумается, и так же уходили. Теперь ему придется на время оставить старые привычки.

— Ты сейчас занят?

— Не очень, чтобы…

— Жду у себя.

Небоскреб, в котором жила Нэнси, назывался Богата и представлял более высокую копию Бранденберга, сиявшую окнами из темного тонированного стекла. Ее квартира имела выход на террасу, с которой можно было обозревать половину Верхнего Ист-Сайда.