— Хочу быть с вами откровенным, — сказал Майкл, закончив повествование. — Не хотите браться — в претензии не останусь. Не уверен, что агентство Фонтаны заинтересовано в моем деле, и если в ближайшее время Фаррелл не представит доказательств серьезности своих намерений, придется с ними расстаться. Но пока подожду еще немного и посмотрю, что к чему, а потом свяжусь с вами.

— Не вижу смысла ждать, — заявил собеседник. — Скажу так, можете нанимать хоть дюжину детективов, вот только кто окажется на высоте?

Он ничуть не сомневался, что на высоте окажется он, Амброзетти.

— Вы видели заключение судмедэкспертизы?

Майкл кивнул головой:

— Видел, но копии у меня нет.

— Это не проблема. Они имеются в архиве. А как насчет результатов химической экспертизы?

— О чем вы?

— Эта экспертиза проводится на предмет остаточных веществ сгорания пороха: парафин, сурьма и еще что-то. Таким образом определяется, стрелял ли человек из огнестрельного оружия или нет. Они должны были проверить обе руки Алана.

— И если бы эта экспертиза имела положительный результат?

— Тогда ничего не попишешь: ваш братец застрелил себя самолично. Иногда люди стреляются, хотят этого или нет их родственники.

— Откровенно сказать, не знаю, проводилась ли такая экспертиза.

— Тогда это еще один вопрос, который предстоит прояснить, — Амброзетти делал записи в блокноте. — Что известно об этой женщине, кажется, Карамис, о которой вы упоминали?

— Не знаю, где она, и не имею представления, как найти.

— Насколько я понял, ею, почти уверен, интересуются и другие. Возможно, мне удастся напасть на ее след, — Амброзетти захлопнул блокнот. — Теперь о гонораре…

— Много предложить не могу.

— Тогда сделаем так. Даете для начала, скажем, три сотни долларов, а дальше будет видно. Идет?

Майкла это устраивало. Триста вполне потянет.

Он какое-то время оставался в баре после ухода Амброзетти — привлекла оставленная кем-то на столе газета: Берни Кук в своей колонке яростно поносил полицию и призывал мэра подыскать комиссара получше, кто сможет освободить улицы города от торговцев наркотиками, грабителей, хулиганов и другой сволочи, превратившей улицы Нью-Йорка в свои частные владения. Газета пестрела множеством объявлений о предпраздничной распродаже товаров. За всеми заботами Майкл забыл, что приближался праздник, Четвертое июля[5], который никогда его не радовал — он не любил такие дни, ставшие для многих людей удобным предлогом побездельничать, а у него не было причин предаваться ликованию. На пятнадцатой странице его внимание привлек заголовок, гласивший:

Не дочитав до конца первое предложение: «Тридцатидвухлетний брокер из фирмы „Колони Сэксон Секьюритиз“ утонул вчера в Квоге, Лонг-Айленд…», он уже знал, о ком идет речь. Покойный, говорилось дальше, заплыл слишком далеко. Будто торопился, уплыть в Ирландию, как съязвил один из свидетелей.

Манхэттен давным-давно забыл, что со всех сторон окружен водой: огромные океанские лайнеры и грузовые корабли перестали сюда заходить, и здешние доки и пирсы пришли в полное запустение. Обширные пустынные пространства, протянувшиеся вдоль Вест-Сайда, превратились в пристанища бездомных бродяг и безнадежных сумасшедших.

В конце Четырнадцатой улицы, когда идешь в южном направлении, виднелись старые пирсы, далеко выдававшиеся в Гудзон. Из-за крайней ветхости находиться на них было опасно, о чем свидетельствовали установленные вокруг щиты с предупреждающими надписями и заградительные барьеры. Однако беспечные солнцепоклонники, не обращая внимания ни на надписи, ни на барьеры, облюбовали их для принятия солнечных ванн и частенько со своими одеялами и радиоприемниками появлялись здесь. Пирс, которым заканчивалась Мортон-стрит, служил местом сборищ как мужчин, так и женщин, зато другой, в конце Бэнк-стрит, принадлежал только мужчинам, о чьих сексуальных наклонностях знали близлежащие районы. На самом краю пирса они чувствовали себя настолько свободными, что разгуливали совершенно голыми, шокируя наготой пассажиров проплывавших мимо яхт и экскурсионных катеров.

Субботним днем, в начале лета, здесь появился молодой человек, влекомый тем же извечным инстинктом, с перекинутым через плечо одеялом и книгой в руке, которую и не собирался читать, отлично зная, что его появление взволнует всю здешнюю компанию и разожжет в каждом из мужчин страстное желание. Притворяясь безразличными, они краешком глаза следили за передвижениями незнакомца. Их реакцию на его появление можно было предсказать заранее. Взволновались мужчины не потому, что он превосходно сложен и красив лицом, речь шла о другом: обладая таким красивым телом и выставляя его напоказ, юноша вселял в их сердца трепетные надежды, давая понять, что любой из них может, пусть на короткое время, обладать им.

На нем были только джинсовые шорты и футболка, которые он проворно сбросил, как только достиг края пирса. Зная, что все оценивающие взгляды прикованы к нему, не обращал ни на кого внимания — это никогда не вызывало особой проблемы: в любой момент можно полностью отстраниться от окружающего мира. Расстелив одеяло, улегся на него навзничь, позволив солнцу обласкать его уже покрытое золотистым загаром тело.

Притворившись спящим, он сквозь полуприкрытые веки быстро осмотрел всю компанию, надеясь найти среди этих мужчин того единственного, кто даст ему любовь, которую он ищет по всему миру — в Рио, Гамбурге, Порт-о-Пренсе и Сан-Франциско. Однако в последнее время его мучили переживания: однажды упустив настоящую любовь, больше ее не найти. От осознания этой неизбежности ему становилось горько и одиноко, но ничто в мире, даже мысли о смерти, не могли заглушить в нем всепоглощающую страсть.

Еще раз пробежав взглядом по лицам и отчаявшись найти среди них того, кто дал бы ему любовь, принялся искать нечто совсем другое — того, кто хотел бы умереть.

Искать пришлось недолго: стройный блондин, красавец со Среднего Запада, сидел с другом, который что-то ему говорил, а он его не слушал, думая о чем-то своем и представляясь таким одиноким. Ему едва перевалило за двадцать, и по всему было видно, что в городе он новичок, приехавший в поисках новых горизонтов. Наметанным глазом можно было распознать в нем человека, который уже раз или два совершал попытку самоубийства, и сейчас находился в подавленном состоянии, время от времени закрывая глаза, подставлял лицо солнцу. Его друг выглядел лет на десять-пятнадцать старше и, наверное, до сих пор не верил своему счастью. Но не было никаких надежд, что блондин задержится с ним надолго: этот день может стать последним, когда они вместе — блондин уже присматривался к окружающим в поисках альтернативы, пока ослепленный страстью любовник растирал его спину лосьоном.

Неожиданно глаза блондина встретились с глазами человека, задумавшего отнять у него жизнь, но он пока ни о чем не догадывался, видя только приглашение к большому сексу. Блондин улыбнулся, и его будущий любовник и убийца ответил ему тем же.

Незнакомец не стал искать более подходящего предлога завязать беседу и попросил у блондина немного лосьона.

— Не думал, что солнце будет сегодня припекать так сильно, — объяснил он.

Видно было, что блондин едва скрывал радость, а его друг, поймав взгляд, которым они обменялись, сердито нахмурился.

— Не могли бы вы помассажировать мне спину? — попросил блондина незнакомец.

Тот только этого и ждал.

— Меня, между прочим, зовут Деррил, — представился незнакомец. Самое подходящее имя, по крайней мере на сегодня, подумал он.

— Я Патрик, а это Митчелл.

Митчелл кивнул головой, с несчастным видом наблюдая, как Патрик медленными ритмичными движениями втирает лосьон в спину Деррила.

Когда Патрик закончил, тот еще некоторое время лежал неподвижно, однако был начеку, зная, на какой путь только что вступил.