— Что ты несешь? Я с ней либеральничаю? Где ты была, когда она без разрешения взяла машину? Почему ты не узнала, куда она направляется? — Магнус налил себе водки с содовой, выпил и снова наполнил стакан. В груди болело, нервы — на пределе.

— Конечно же, ты во всем винишь меня! Она и ее подружка, эта потаскушка Карла, сказали мне, что собираются в кино. Что я должна была делать? Запретить? Я не тюремщица, а ей уже семнадцать. Вложить в ее голову хоть чуточку здравого смысла нужно было гораздо раньше — после того, что тогда случилось, тебе не следовало вмешиваться, пусть бы она понесла наказание. Сейчас все это было бы позади.

«После того, что тогда случилось!» — обычно Барбара только в таких словах упоминала, что произошло три года назад. Он понимал ее чувства — именно из-за Валери им пришлось на время уехать из Нью-Йорка и затаиться во Флориде. Тогда им пришлось приложить громадные усилия, чтобы историю замяли, и они упоминали о ней тогда, когда хотели побольнее задеть друг друга.

— Ты, наверное, забыла, Барбара, если бы эта история вылезла наружу и Валери понесла бы наказание, с моей карьерой было бы покончено раз и навсегда, и у тебя бы не было этого дома и твоих автомобилей!

Барбара фыркнула и загремела в мойке посудой. Она устала быть опорой семьи, без ее любви и мужества этот дом уже давно бы развалился, и где бы они все сейчас очутились…

— Забываешь, Курт, что и без твоей помощи у меня могут быть и дома, и автомобили. Только тебя со мной не будет!

Не будучи готовым к такому резкому выпаду, Магнус расстроился еще больше и ничего не ответил. Она включила воду, намочила губку и принялась резкими движениями вытирать кухонный стол. Увидев, что муж наливает себе еще один стакан виски с содовой, Барбара взорвалась.

— Собираешься напиться? В создавшейся ситуации это вряд ли поможет.

О Господи, как ему хотелось снова оказаться в своем кабинете! Там у него власть, авторитет и уважение окружающих, здесь же — сплошные унижения.

— Давай не будем заводиться, а лучше подумаем, как выручать Валери. Где они ее содержат?

— В девятнадцатом участке на Западной девяносто четвертой улице.

— Ты говорила Элу, чтобы он попросил выпустить ее под залог?

— Нет, и не собираюсь. Нужно наконец преподать ей урок!

— Ну что ты, Барбара! Черт меня подери, если я позволю Валери провести ночь в камере! Что ты такое говоришь? Какой урок она может из этого вынести? Родители ее в грош не ценят?

— Я придерживаюсь другой точки зрения. Да и вообще, что ты так волнуешься за Валери? Да и за Валери ли? А не за себя? Ты не хочешь, чтобы эта история попала в газеты, вот что тебя больше всего беспокоит!

— Послушай, Барбара, конечно, черт побери, меня беспокоит и это! Но это не значит, что я не люблю свою дочь. Я не хочу, чтобы у нее появился привод в полицию. Да и за что? За то, что миллионы подростков делают изо дня в день по всей стране.

— Миллионы других подростков никого не убивают, Курт! — лицо Барбары стало пунцовым. Надо же было такому вырваться! Она не хотела заходить так далеко, эти слова висели в воздухе, как проклятье. — Кроме того… — ее голос прозвучал хрипло и приглушенно.

— Что «кроме того»?

— Кроме того, Эл говорит, она порядком влипла. Они ведь проверят, если уже не проверили, и обнаружат, что у нее уже были неприятности с законом раньше.

— Что ты говоришь?

— Я говорю, Эл не уверен, что сможет ей помочь… Нам помочь.

Магнус погрузился в размышления.

— Курт, почему ты молчишь? — внутри у нее что-то как будто сломалось. — Что нам делать?

— Спокойно, Барбара. Предоставь все мне.

— Куда ты направляешься?

— Мне надо позвонить.

Магнус поднялся по лестнице, вошел в спальню и плотно закрыл за собой дверь. Он давно ожидал, что Валери выкинет какую-нибудь штуку. Он не заметил, как дочь вышла из-под его контроля и теперь находилась в состоянии войны с собственными родителями. Она — такая же увлекающаяся, как и ее отец. Жена была права, когда говорила, что он боится потерять все из-за какой-то выходки Валери. Его положение и карьера висели на волоске, но Магнус знал, как поступит в следующий момент. Он понял это сразу, когда жена сообщила об аресте дочери. Ведь у него не было выбора, он не мог позволить, чтобы его будущее зависело от Эла Сильверстейна, зная, что каждая минута промедления чревата фатальными последствиями.

Не было надобности заглядывать в записную книжку, чтобы узнать номер телефона. Магнус знал его наизусть. Но сейчас он находился в таком взвинченном состоянии, что не надеялся на память. Набрал номер и, когда кто-то поднял трубку, сказал.

— Это Курт Магнус, доктор Курт Магнус. Скажите мистеру Фонтане, что мне необходимо с ним поговорить.

Амброзетти проснулся, услышав жужжание электромотора, открывавшего ворота гаража, посмотрел на приборную доску — часы показывали пять с небольшим утра. Случилось нечто из ряда вон выходящее: обычно Магнус не выезжал из дому раньше восьми. Что же его подняло в такую рань, да еще Четвертого июля?

Все внимание Амброзетти сосредоточилось на Магнусе, пока детектив не заметил, что он не единственный, кто наблюдает за доктором. А когда он хорошенько присмотрелся, то не поверил своим глазам.

Недалеко от того места, где стояла его машина, в тени айланта маячила знакомая фигура Майкла Фридлэндера. Что он, черт побери, делает? Амброзетти пришел в ярость — его клиент занимается не своим делом. Машина Магнуса тем временем выезжала задним ходом на проезжую часть. Нельзя терять ни секунды. Амброзетти собирался было преследовать доктора, но тут понял, что Майкл его заметил.

Как только «форд-севилла» Магнуса скрылась за поворотом, Амброзетти, высунувшись по пояс, неистово замахал руками Майклу, и тот подбежал к нему.

— Залезай быстрее, черт тебя побери! — шипел Амброзетти, выруливая со стоянки.

Когда они достигли поворота, белая «севилла» Магнуса уже скрылась из виду.

— Если я упустил его, то виноват в этом ты!

Майкл промолчал.

Удивительно, как Амброзетти заставлял двигаться свою обшарпанную голубую «тойоту»: она тряслась, как эпилептик, ревела дребезжащим мотором, но тем не менее не глохла, и это было самое главное. Движения на улицах почти не было, и через несколько кварталов они снова увидели белую «севиллу». Амброзетти с облегчением вздохнул и даже улыбнулся своему клиенту.

— А теперь скажи, что ты делал под тем деревом. Не мочился же? Ведь ты мог все испортить!

— Захотелось увидеть, где он живет. Кроме того, собирался с ним поговорить, — Майкл отвернулся.

— Поговорить? Ты в своем уме? Сколько времени простоял там?

— Пришел ночью.

Амброзетти принюхался:

— Ты напился и втемяшил себе в голову эту идею — во что бы то ни стало поговорить с этим сукиным сыном.

Майкл промолчал, и Амброзетти понял, что так оно и было.

— Тебе следует пойти домой и выспаться — выглядишь ужасно. Я высажу тебя у ближайшей станции подземки.

— Хочу знать, куда и зачем он едет, — проговорил Майкл так твердо и решительно, что Амброзетти посчитал бесполезным отговаривать его от этого намерения.

— Хорошо, но сделай одолжение, пригнись, если окажемся поблизости от него. Он может тебя узнать.

Майкл кивнул головой, но детектив взглянул на него с сомнением. Что-нибудь обязательно подпортит!

На мосту Квинсборо им открылся впечатляющий вид судов, собравшихся на Ист-Ривер: шлюпы, яхты, ялы, буксиры, моторные лодки, пожарные катера и парусники, а над всей этой армадой в небе кружились вертолеты, одномоторные самолеты и висели два дирижабля, один с рекламой «Файрстоун», другой — «Тошибы».

Это только начало. Когда празднество достигнет апогея, в небе и на Ист-Ривер места свободного не будет.

Въехав на Манхэттен, Магнус повернул на дорогу Ф.Д.Р. (Франклин Делано Рузвельт) и направился в жилые кварталы, в другую сторону от своей конторы. Амброзетти заметил, что он часто проскакивал на красный свет и, если все же останавливался, то нетерпеливо ерзал, ожидая зеленый. На одном участке он вел свою «севиллу» со скоростью пятьдесят миль в час. Удивительно! Амброзетти следил за Магнусом уже двое суток и заметил, что тот — очень осторожный водитель, строго соблюдающий правила дорожного движения. Следовательно, случилось нечто такое, что выбило его из колеи!