Когда Майкл закончил, Амброзетти сказал:

— А теперь отдай мне кассету. Ни больше ни меньше! Никаких тебе поздравлений!

Майкл был возмущен и заколебался.

— Я не уверен, стоит ли…

— Ты мне не доверяешь? — рявкнул Амброзетти.

— Конечно же, доверяю! — поспешил заверить его Майкл, и это было правдой. Просто ему очень не хотелось расставаться с кассетой.

— Послушай, Майкл. До тех пор пока я не прослушаю кассету, не смогу сказать, стоит ли она твоих трудов или нет.

Прежде чем Майкл смог что-то возразить, Амброзетти продолжил:

— Допустим, стоит. Допустим, на ней записана действительно взрывоопасная информация. Но как ты ей распорядишься? Какими связями в городе ты располагаешь? Ты, наверное, знаком со многими репортерами и людьми из окружения прокуратуры, которые помогут тебе пригвоздить Фонтану к позорному столбу и найти убийцу твоего брата?

Он подождал для проформы ответа Майкла, который будто набрал в рот воды.

— Но я-то кое-что имею, поэтому позволь мне решить, как поступить с этой информацией, как использовать ее с максимальной для нас выгодой.

Неохотно Майкл признал правоту детектива и отдал ему кассету.

Амброзетти похлопал его по плечу.

— С ней все будет в порядке. Однако ты молодец! Ты оказался гораздо шустрее, чем я ожидал! — Майкл наконец услышал признание своих заслуг.

— Тебя подвезти?

Майкл отказался, сказав, что предпочитает прогуляться и подумать.

— Поговорим завтра, — сказал Амброзетти и, видимо решив, что Майкла следует немного приободрить, добавил: — Дело начинает проклевываться, не забывай об этом.

Амброзетти не мог бы подвезти Майкла, даже если бы тот согласился: машины на месте не оказалось — обычная история. Наверное, ее отбуксировали в полицию за нарушение правил парковки. Район морского порта все еще был запружен толпами людей, выкрикивавших что-то пьяными голосами, в воздухе висело плотное облако дыма, отдающее серой и кордитом, а праздничная стрельба продолжалась: в небо взвивались ракеты и с треском распадались на красные, белые и голубые огни, другие надолго замирали в небе, как будто освещая поле битвы. Спасения от этой трескотни не было нигде, а ему еще нужно было продраться сквозь толпу под пронзительный вой полицейских сирен.

Амброзетти ускорил шаг, время от времени похлопывал рукой по карману, желая еще раз убедиться, что заветная кассета и фотопленка, отснятая у ресторана «Нашез», все еще на месте. Его то и дело толкали со всех сторон, и больше всего он сейчас опасался карманников.

Неплохо бы поймать такси, но об этом не могло быть и речи. Станции подземки, мимо которых он шел по Фултон-стрит, кишели людьми. Было уже заполночь, и Амброзетти хотел поскорее выбраться из центра Манхэттена — в жилых кварталах меньше людей и больше шансов поймать такси.

Несмотря на усталость, отличное расположение духа не покидало его, и ничто не могло испортить приподнятого настроения. Если даже половина того, о чем рассказал Майкл, записано на кассете, надо родиться круглым дураком, чтобы не суметь распорядиться этим неожиданно свалившимся богатством, будто выигранным в лотерее. Эта кассета наконец-то изменит монотонное течение его жизни, поможет перевернуть вверх тормашками весь Сити-Холл, а то и сбросить с насиженного места самого мэра. Он никогда не обладал такой властью, и это усиливало его восторг. Амброзетти еще не знал, как получше воспользоваться кассетой. Он сядет, спокойно подумает, разработает стратегию и рассчитает конкретные шаги — с таким делом не стоит спешить, можно все испортить.

Ему пришла в голову мысль заняться обустройством своей жизни. Может, и жена позволит встречаться с детьми, если, конечно, удастся убедить ее в том, что он остепенился и стал солидным человеком. Он приобретет дом за городом и отнесет некоторую сумму в банк. Перед его внутренним взором открывались неограниченные возможности.

Мечты о светлом будущем, о богатствах, об уважении со стороны своих недавних врагов, о встрече с детьми так вскружили голову, что он совсем забыл об Алане Фридлэндере. Его смерть в конечном счете сослужила ему хорошую службу, и какая разница, кто его убил!

Находясь в крайнем возбуждении, Амброзетти не заметил, что прошел на несколько кварталов дальше, чем следовало. Очнувшись от мыслей, он вдруг почувствовал страшную усталость — не привык к таким длинным переходам. К тому же донимал холод, но больше всего раздражал дым, который лез в легкие через рот, а носом дышать он не мог из-за насморка. Пожурив себя за то, что не прихватил что-нибудь от такой хвори, дал зарок в следующий раз быть более предусмотрительным.

Выбравшись из одурманенной алкоголем толпы, детектив сталкивался теперь с отдельными подвыпившими личностями, едва переставлявшими ноги. Ему стало как-то не по себе: вспомнил, что на глаза не попалось ни одного такси, в своей экзальтации не заметил, как забрел не туда, куда нужно. Хотелось остановиться и перевести дыхание, но не осмеливался этого сделать. Оглянувшись через плечо, увидел слабо освещенную улицу, однако никого, кто бы его преследовал.

Он обругал себя за то, что выглядит сыщиком-любителем: будь у него мозги, подумал бы, прежде чем пускаться в такое путешествие. Глупо терять направление, даже простуда не оправдывает это.

Вдруг послышался звук мотора. Он оглянулся и увидел вынырнувшую из какого-то переулка машину, свет фар на мгновение ослепил, заставив замереть на месте. И тут он понял — кто бы ни был за рулем, намеревается его задавить. Отскочив в сторону, прижался спиной к кирпичной стене. Машина, въехав на тротуар, пронеслась в нескольких дюймах от его живота, затем остановилась и начала подавать задом. Амброзетти узнал красный «БМВ» Фонтаны. Следовало ожидать, что все окажется не таким простым, неизбежно возникнут осложнения, вполне вероятно, его попытаются прикончить.

Амброзетти побежал. «Беги туда, где много людей», — стучало у него в голове. На повороте оказались вместе с «БМВ». Из окна высунулся человек и крикнул:

— Ник, куда так спешишь?

На заднем сидении Амброзетти заметил силуэт человека, разглядеть которого не смог, понимая, что это подручный Фонтаны. В отчаянии всматриваясь в безлюдную улицу, в полуквартале впереди увидел идущую парочку. Собрав все силы, кинулся им вдогонку, рассудив, что при свидетелях он в какой-то мере будет в безопасности.

Хлопнул выстрел. Еще и еще. Сволочи! Они стреляют в меня!

Услышав крик, в первый момент даже не понял, сам он кричит или те впереди.

Парочка остановилась в пятидесяти шагах от него и смотрела расширившимися от удивления глазами. Он, спотыкаясь, побрел вперед, чувствуя, как все его тело будто притягивается к асфальту.

Черт бы вас побрал! Меня подстрелили! Он был так зол на себя, что не чувствовал боли. Опустив глаза, увидел на рубашке расплывающееся кровавое пятно, сразу понял — рана очень опасная. Вспомнив про кассету, сказал себе: «Будь я проклят, если позволю так легко завладеть ею».

Попытался идти, хотя перед глазами уже все расплывалось. Услышал звук открывающейся дверцы автомобиля — кто-то приближался к нему. А земной шар уже вращался все быстрее и быстрее.

Ничего удивительного: ноги его подкосились, и он тяжело свалился на мостовую. Меня подстрелили, они меня…

Гейл не знала, кто перед ней, пока один из полицейских не назвал его имени — не совсем уж обычное, и она вспомнила. Санитары вкатили в палату больничную тележку, на которой громоздилась огромная фигура стонущего и изрыгающего проклятия мужчины.

Рядом с ним суетились трое полицейских, донимавших его вопросами: видел ли он нападавших, какой марки автомобиль, были ли у них сообщники. Гейл поморщилась — приставать к человеку, находящемуся в таком тяжелом состоянии… Но вдруг потеряет сознание или того хуже — умрет? Может быть, это их последний шанс что-то узнать.