Внезапно один из кюров пронзительно вскрикнул – в грудь его вонзилось острое копье аскари. Кису, с рейдерским копьем наперевес, бросился к другому кюру, только что спрыгнувшему со стены.

– Сними с меня наручники! – завопил я, обращаясь к Нгуми, писцу, который привел нас сюда.

В крепость прорвались еще с десяток кюров. Для своего веса они были ловки и проворны. Некоторые на мгновение приседали с пангами в зубах и упираясь передними лапами в землю.

Я заметил, как Мсалити выхватил нож и скользнул куда-то в сторону.

Аскари бросились вверх по каменным ступенькам. Один из них отбросил от стены бревно, но появившийся кюр страшным ударом огромной панги смел со стены сразу четверых аскари. Я видел, как кюры огромными лапами раздвигают частокол у входа в крепость. Аскари пытались сдержать их натиск. Айари, малыш Айари бросился им на помощь…

– Да освободите же меня! – взревел я, в ярости пытаясь сбросить наручники.

Писец растерянно взглянул на Шабу.

– Освободи его, – слабеющим голосом велел географ. Два кюра с пангами в зубах на четырех лапах двинулись к нам.

У входа послышались крики. Взглянув туда, я увидел, что частокол вот-вот рухнет. Откуда-то донесся вопль рабыни…

Нгуми вставил ключ в отверстие наручника и дважды повернул его.

Я подозревал, что в большинстве своем это были горианские кюры – одичавшие, опустившиеся потомки древних зверей, высаженных с кораблей на планету или спасшихся при крушениях. Но были среди них и корабельные кюры.

– Скорей! – отчаянно завопил я. В этот момент один из кюров поднял переднюю лапу и указал на нас. Огромные звери двигались с ужасающей прытью. Наконец оба наручника разомкнулись. Я увидел, как кюр с пангой в зубах бросился к Шабе, не сводя глаз с кольца. Второй зверь шел на меня. Я швырнул наручники ему в морду, и один из них угодил прямо в огромный круглый глаз.

Внезапно кюр, атаковавший Шабу, отшатнулся, изумленно глядя на собственную лапу, на которой выступила бурая кровь. Панга со звоном упала на камни. Шедший на меня зверь принялся с ревом тереть покалеченный глаз. Порезанная пангой пасть кровоточила. Не теряя времени, я бросился к тому месту, где Нгуми оставил мой пояс и ножны с кинжалом, когда надевал на меня наручники. Я еле успел откатиться в сторону – панга, звеня, обрушилась на камень рядом с моей головой. Краем глаза я заметил, что напавший на Шабу кюр уже свалился замертво. Шаба закашлялся и сплюнул кровавый сгусток. Кольцо с клыком окрасилось в бурый цвет. Кюр обрушил на меня страшный удар, но мне снова удалось увернуться от смертоносной панга. Стол раскололся надвое; футляр с картами и записные книжки рассыпались по земле.

Кюр с рычанием обернулся и на какой-то миг упустил меня из поля зрения. Издав боевой клич «Ко-ро-ба», я прыгнул зверю на спину и, задрав ему голову, вонзил кинжал в сердце. Огромное туловище содрогнулось в конвульсиях. Я соскочил с него и обернулся.

Очередной кюр бросился на Шабу. Тот снова выставил кольцо с клыком. Я увидел, как огромная шестипалая лапа схватила цепь, висевшую на шее у Шабы. В следующее мгновение лапа безвольно разжалась. Зверь пошатнулся и неуклюже рухнул на бок. Я зажал в зубах окровавленный кинжал, ощутив вкус крови кюра, и обеими руками поднял тяжеленную пангу убитого мной кюра.

Я снова оглянулся. Шаба уронил голову на грудь. Одеяло было залито кровью. Нгуми бросился к нему. Шаба с усилием поднял голову.

– Иди! Сражайся за свою жизнь.

– Я не оставлю тебя! – воскликнул Нгуми.

Это были его последние слова. Подобравшийся сзади кюр разрубил его пополам. Одним прыжком я оказался рядом со зверем и мощным ударом панги снес ему голову.

Я посмотрел на убитого Нгуми. У него была такая же татуировка, как у Шабы. У писцов принято разрисовывать лица.

– Помогите! – услышал я. – Они вот-вот прорвутся!

Я бросился ко входу и принялся рубить пангой косматые лапы, раздиравшие прутья частокола. С лезвия капала кровь. Кюры с ревом отпрянули от частокола.

– Развяжите меня! – раздался знакомый голос.

Я подбежал к Тургусу и разрубил его путы. Тот схватил копье убитого аскари и бросился в бой. Затем я освободил от пут сбившихся в кучку, до полусмерти перепуганных рабынь.

– Господин! – жалобно закричала Дженис.

Если бы они и вздумали бежать, им бы это не удалось – вокруг высились крепостные стены. Порой девушки умоляют завоевателей взять их в рабыни, клянутся в вечной преданности и тем самым спасают себе жизнь. Но кюры обычно не интересуются женщинами – разве что в качестве пищи.

Неожиданно сзади появился кюр. В самый последний момент я успел заблокировать удар, но все равно отлетел на несколько шагов. Не давая мне опомниться, кюр снова бросился на меня и рубанул своим клинком по моему. От боли в руках я едва не потерял сознание. Кюр ударил меня в голову, но промахнулся. Со стены посыпался град камней. Я увернулся и ударом снизу распорол зверю брюхо. Он издал страшный рев и попятился, подхватывая лапой вывалившиеся кишки. Я из последних сил взмахнул пангой и развалил ему череп до самой челюсти. Потом я оглянулся и крикнул:

– Кису, берегись!

Кису повернулся – но в этот миг между ним и кюром возникла фигура с копьем. Человек нанес кюру молниеносную серию ударов в брюхо, грудь и глотку. Зверь отступил, и тут на него сзади накинулся аскари и вонзил копье под левую лопатку. Как только кюр обернулся, первый нападающий добил его мощным ударом в спину.

Кису поднял глаза на высокого, крепкого человека, спасшего ему жизнь.

– Благодарю тебя, убар.

С этого момента убар экваториальной империи Била Хурума и мятежник Кису плечом к плечу отражали атаки подступавших кюров.

Панга в моих руках дрожала. Кинжал в зубах резал губы. Я проткнул им тунику так, чтобы кинжал висел на рукояти, утер кровь с лица и присоединился к обороняющимся. Одному из кюров я раскроил череп, другому перебил хребет. По приказу своего командира кюры отступили. Тотчас другие кюры поволокли к входу два длинных бревна. Я перевел дух и проверил, на месте ли кинжал.

– Как вышло, что нас застали врасплох? – спросил я у Айари.

– Они неожиданно напали на часовых, убили их и по мостику перешли ров.

Я огляделся. Острые копья и овальные щиты аскари были идеальным оружием для племенных войн, но кюры без труда разрубали их на части тяжелыми пангами. Вот когда пригодились бы топоры и мощные щиты Торвальдсленда…

– Отрезайте их друг от друга! – крикнул Била Хурума своим аскари. – Атакуйте по пятеро! Один идет вперед, четверо прикрывают!

– Мудро, – кивнул Айари.

– Убар есть убар, – отозвался я.

Первый аскари атаковывал кюра острым копьем, вынуждая его выставить для защиты пангу. Остальные четверо мгновенно набрасывались на зверя сзади и с боков. Нам повезло: это были не корабельные кюры, а одичавшие и отупевшие звери. Бьются они страшно, яростно, беспощадно, но все-таки неумело.

– Их слишком много, – сказал я.

– Много, – проворчал Айари. – Повоюем на славу перед смертью!

– Хорошо сказано, – похвалил я.

Я увидел, как Била Хурума упал на одно колено, а огромный кюр занес над его головой пангу. Не успел я сорваться с места, как крепость огласил воинственный клич Укунгу, и рейдерское копье, со свистом рассекая воздух, пролетело над убаром и вонзилось прямо в сердце кюру.

– Благодарю тебя, мятежник, – сказал Била Хурума, поднимаясь на ноги.

– Мы в расчете, убар, – усмехнулся Кису, выдирая копье из груди мертвого зверя.

– Верно, – ответил Била Хурума, и они снова ринулись в бой плечом к плечу – мятежник и убар.

Командир кюров выстроил свое подразделение цепью. Я почти не сомневался, что это – корабельный кюр, иначе ему не удалось бы держать в узде свору тупоголовых зверей. Выходит, у кюров все-таки сохранилось какое-то понятие о дисциплине и преданности.

– Все кончено, – сказал я. – Они организовались!

Била Хурума собрал вокруг себя своих аскари. Их оставалось не больше сотни, многие были ранены.