— Пожалуй, сегодня я не стану связывать тебя на ночь.

— Какое огромное! — воскликнул Айари. — Просто дух захватывает.

— Больше, чем Ушинди и Нгао, — заметил Тургус.

Каноэ легко скользило по сверкающей гладкой поверхности бескрайнего озера.

— Это — исток Уа, — уверенно сказал я.

— В него, должно быть, впадают сотни ручьев, — проговорил Кису.

Две недели назад мы подошли к водопаду, куда более высокому, чем тот, с вершины которого мы видели флот Билы Хурумы. Мы находились на высоте нескольких тысяч горианских футов над уровнем моря, над теми местами к западу от Нгао и Ушинди, где коричневые воды Камбы и Ниоки впадают в зеленые воды Тассы. С вершины водопада на краю безымянного озера открывался вид на много па-сангов вокруг. Река была пустынна.

То здесь, то там из озерной глади выступали громадные каменные фигуры — торсы и головы воинов со щитами и копьями, зеленовато-бурые, покрытые патиной веков, поросшие мхом и лишайником, увитые лианами. На головах и плечах каменных исполинов вили гнезда птицы. На подножиях скульптур грелись под солнышком тарларионы и водные черепахи.

Я не сводил глаз с огромных изваяний. Они возвышались над водой футов на сорок. Наше каноэ казалось щепкой в сравнении с ними.

— Эти люди были твоей расы, Кису. Или очень похожей, — сказал я, вглядываясь в каменные лица.

— Возможно, — откликнулся он. — На свете много чернокожих народов.

— Что же случилось с теми, кто изваял эти фигуры? — спросил Айари.

— Не знаю, — ответил я.

— Вперед, — решительно сказал Кису и ударил веслом по безмятежной озерной глади.

— Здесь так красиво! — зачарованно прошептала Дженис.

— Глядите! — указал Айари. — Вон пристань, а к ней пришвартована галера.

— Третья, — сказал Тургус. — Последняя галера Шабы.

У восточного берега огромного озера показался массивный каменный причал. На нем высились колонны с железными кольцами для швартовки судов, в глубь берега вела лестница с широкими площадками. На ее далекой вершине виднелось прекрасное каменное здание с белыми колоннами, перед которым застыли исполинские статуи воинов. А дальше… до самого горизонта простирались развалины огромного города.

При нашем приближении с увитой лианами пристани плюхнулся в воду небольшой тарларион.

— Шаба должен быть там, — предположил Тургус.

— Он первым вышел к верховьям Уа, — сказал Кису.

— Швартуемся рядом с галерой.

— Сдается мне, друг мой Тэрл, — улыбнулся Кису, — что твои долгие поиски подходят к концу.

Я шагнул на пристань с копьем в руке и пангой за поясом.

— Зачем ты ищешь Шабу? — встрепенулся Тургус. — Не нравится мне, как блестят твои глаза — глаза воина за миг до схватки.

— Тебя это не касается, — отмахнулся я.

— Ты хочешь причинить Шабе зло? — не отставал Тургус.

— Зло? Вряд ли. Думаю, мне придется его убить.

— Не позволю! — вспыхнул Тургус. — Я служил ему!

— Сейчас ты служишь нам, — напомнил я. — Мне и Кису.

— Шаба хорошо обращался со мной. Он позволил мне и остальным уйти.

— Что это на тебя нашло? — усмехнулся я. — Уж не хочешь ли ты сказать, что у тебя, разбойника, есть честь и достоинство?

— Называй это как хочешь, — буркнул Тургус.

Кису без лишних слов ткнул Тургуса между лопаток торцом копья, и тот упал как подкошенный. Мы выволокли его на причал и уложили лицом вниз. Кису связал ему руки за спиной, заткнул рот кляпом и захлестнул шею петлей.

— На пристань, живо, — скомандовал я рабыням. — Лечь на живот!

Одна за другой все пять рабынь выбрались из каноэ и покорно вытянулись на каменном причале. Мы быстро спутали им руки, затем взяли длинную веревку и, накинув каждой на шею петлю, связали их караваном. Темноволосой рабыне Тургуса я в придачу заткнул рот кляпом. Она устремила на меня взгляд, полный мольбы и отчаяния, но я только усмехнулся. Цель моя была проста — уберечь девушку от искушения подать знак Шабе ради того, чтобы заслужить милость Тургуса. От моих глаз не ускользнуло то, как сладострастно извивалась она в его объятиях. Преданная рабыня зачастую рискует собой, лишь бы угодить хозяину. Я еще раз мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Не исключено, что кляп спасет девчонке жизнь. Вздумай она пикнуть, Кису или я мигом перерезали бы ей глотку.

— Вставай, Тургус! — Айари дернул за веревку. Тургус, пошатываясь, поднялся на ноги.

Я двинулся вверх по лестнице, Кису — за мной. Следом шагали Айари и Тургус, а за ними гуськом тянулись девушки: Тенде — старшая рабыня, Дженис и Элис, потом блондинка и, наконец, рабыня Тургуса. Бывшая гордая предводительница талун делала большие успехи на стезе рабской покорности, чувственность ее расцветала на глазах. А чудовищно разбухший кляп пригодился для ее длинноногой темноволосой подруги, понуро замыкавшей шествие.

— Вот так? — спросила блондинка.

— Еще ниже, — скомандовала Дженис. — Пропусти привязь под левым коленом. Натяни потуже! А теперь шевели бедрами, вот так!

— Так?

— Ну да, почти, — снисходительно одобрила Дженис.

Я не сводил глаз с блондинки. Она невероятно расцвела и похорошела. Глаза ее блестели, щеки пылали, в лице не осталось и следа прежней суровости и непримиримости. Прежде все ее силы уходили на борьбу с собственной природой. Лицемерное отрицание своей подлинной сути в угоду чуждым, навязанным кем-то стандартам есть не что иное, как пытка, которая иссушает не только дух, но и тело. Человек — единственное из животных, умеющее мучить и терзать самого себя. Но зачем? Ради чего? Следовать по пути, указанному Природой, принять свою истинную сущность и радоваться жизни — что может быть проще и естественней?

— А с цепью это можно делать? — спросила блондинка.

— Я не пробовала. Вероятно, с цепью будет даже красивее, — задумчиво ответила Дженис.

— Гляди, камень просверлен насквозь. Наверняка это отверстие для цепи!

— Возможно, — сказала Дженис.

Блондинка замерла и выпрямилась. Ее ладное тело блестело от пота.

— Как ты думаешь, — робко произнесла она, — если я научусь делать это хорошо, мой господин позволит мне носить одежду?

Дженис пожала плечами:

— Если ему понравится твой танец и все остальное, что ты сделаешь, может, он и выделит тебе лоскут.

— Я буду очень стараться, — вздохнула блондинка.

— Посмотрим, — прищурилась Дженис. — Не забывай, что он в первую очередь мой господин, а потом уж твой.

— Да, госпожа, — потупилась блондинка.

Новые рабыни неизменно говорили «госпожа», обращаясь к Дженис, Элис или Тенде. Мы с Кису решили, что это поможет поддерживать порядок. В обучении рабынь необходима строгая дисциплина, поэтому девушек с самого начала заставляют называть женщину-инструктора «госпожа», независимо от того, рабыня она или свободная женщина.

— Ты почти такого же роста, как я, — заметила Дженис.

— Да, госпожа.

Бывшая талуна была ростом около пяти с половиной футов и весила около двадцати девяти горианских камней — сто шестнадцать фунтов.

— Теперь сядь и скрести лодыжки, — приказала Дженис. — Набрось на них петлю, словно тебя связали. Когда я подам знак, сбрось петлю, встань и потянись всем телом, как рабыня перед господином.

— Да, госпожа, — сказала блондинка.

Я мысленно усмехнулся. Могла ли Дженис, живя на Земле, представить, что когда-нибудь будет обучать другую женщину искусству услаждать мужчин? Гордые земные женщины выше этого… пока на Горе с них не сорвут одежду и не закуют в стальной ошейник. Тогда они, не жалея сил, начинают постигать науку наслаждений. И немудрено — от этого зависит их жизнь.

— Неплохо, — одобрила Дженис.

— А ты научишь меня ублажать господина губами и языком? — спросила блондинка. В голосе ее звучала мольба.

— Может быть, — произнесла Дженис, — если ты принесешь дров и выстираешь мою одежду. Только не смей трогать одежду господина!