– Вот проклятый Чжан Шэн! — жаловался Цзинцзи. — Как же он меня притесняет. Сам ведь меня разыскал. За это я ему благодарен. А потом в присутствии слуг унижает. Вот тут. Узнал, что я на пристани кабачок завел, так шурина своего, Лю Спрута, подослал, а тот, прикрываясь именем зятя, мужа твоего, певичек заводит, ссуды им дает. Сам Сюээ откупил, а тебе, сестрица, ни слова не говорит. Он шурина Спрута подговорил, а тот ко мне в кабачок ворвался. Всех посетителей разогнал. Я все терпел, не решался тебе сказать. А теперь решил посоветоваться. Ведь скоро зять приедет. Надо, думаю, загодя предупредить, а то так распояшется, что кабачок придется закрывать.

– Да как он смеет, паршивец! — воскликнула Чуньмэй. — Я же продала негодницу Сюээ. Как он смеет ее содержать!

– Он попирает не только меня, — продолжал Цзинцзи, — но выказывает непочтение и тебе, сестрица.

– Погоди, приедет хозяин, он с ним, негодяем, сам разделается, — заключила Чуньмэй.

Как говорится, раз и у стен есть уши, так почему же лазутчику не таиться под окном. Пока они с негодованием осуждали Чжан Шэна, он стоял под окном. Узнав весь их план до мельчайших подробностей, он промолчал, а про себя подумал: «Пусть мне капкан расставляют, я с ними раньше расправлюсь». Бросил он колотушку и направился в сторожку за кинжалом. Не так рассказ спорится, как скоро дело делается. Поточил он о камень кинжал и бросился прямо в кабинет.

Однако не суждено было Чуньмэй погибнуть от руки Чжан Шэна. Видать, само Небо послало ей служанку Ланьхуа.

– Матушка! — вбежав встревоженная в кабинет, заговорила она. — Цзиньгэ в судорогах бьется. Пойдемте скорее.

Перепуганная Чуньмэй устремилась в дальние покои.

Только она исчезла из кабинета, как туда с поднятым кинжалом ворвался Чжан Шэн. Не найдя Чуньмэй, он очутился перед лежащим под одеялом Цзинцзи.

– Ай-я! — воскликнул он, завидев Чжана. — Ты зачем пожаловал?

– Убить тебя! — отвечал рассвирепевший Чжан. — Чего ты наговаривал этой потаскухе, а? Меня погубить задумал? Я ж тебя разыскивал, а ты все забыл, мне яму роешь? Так ты, значит, за добро платишь? Верно говорится, спаси подлеца — он тебя проглотит. Ни с места! Моего кинжала отведай сначала. Ровно через год в этот самый день по тебе поминки будут править.

Цзинцзи лежал совершенно нагой. Спрятаться ему было некуда, и он закрылся было в одеяло, но Чжан Шэн сорвал его и, откинув в сторону, вонзил Цзинцзи в бок кинжал. Брызнула кровь. Цзинцзи забился в предсмертных судорогах. Тогда убийца нанес ему еще удар в грудь. Цзинцзи испустил дух. Чжан схватил его за волосы и отрезал голову.

Да,

Бедный Цзинцзи! Погиб он насильственной смертью, не достигнув и двадцати семи годов[11]. А Чжан Шэн с поднятым кинжалом обежал кровать, но и там Чуньмэй не было видно. Тогда он крупными шагами направился в дальнюю залу. У внутренних ворот ему повстречался Ли Ань с колокольцем в руке. Он совершал сторожевой обход. Бежавший с кинжалом Чжан Шэн казался свирепее злого духа.

– Ты куда? — спросил его Ли Ань.

Чжан Шэн, не проронив ни слова, продолжал свой путь. Когда Ли Ань хотел удержать его, Чжан замахнулся кинжалом.

– Мне смелости не занимать! — говорил Ли Ань. — У меня дядя — знаменитый Шаньдунский демон Ли Гуй[12].

Тут он выбросил вперед правую ногу. Раздался глухой удар, и кинжал выпал из руки убийцы. Чжан заметался. Слуги схватились драться. Ли Ань прижал Чжан Шэна ногой к земле, быстро расстегнул пояс и связал им убийцу. Крики донеслись до дальней залы.

– Я Чжан Шэна связал, — доложил Ли Ань. — Он хотел с кинжалом ворваться в дальние покои.

Чуньмэй только что удалось привести в чувство Цзиньгэ, когда ей доложил слуга. От испуга она сделалась белой, как полотно, и побежала в кабинет, где застала убитого Цзинцзи. На полу стояли лужи крови. Чуньмэй не удержалась и громко зарыдала.

Послали сообщить жене Гэ Цуйпин. Она приехала от родителей без промедления, увидала мужа и в слезах, потеряв сознание, рухнула на пол. Чуньмэй помогла ей подняться и уговорами привела в себя. Тело убитого было вынесено из кабинета. Чуньмэй распорядилась купить гроб. Цзинцзи обрядили и положили в него. А Чжан Шэна бросили в острог впредь до распоряжения командующего Чжоу, которого ждали со дня на день.

Вскоре положение в стране обострилось. Гонец доставил депешу. Командующему предписывалось срочно отдать приказ войскам. Комиссар Чжан уже ждал его в Дунчане, где должны были соединиться их войска. Чжоу Сю заехал домой. Чуньмэй рассказала мужу об убийстве Цзинцзи, а Ли Ань, выложив перед хозяином кинжал и опустившись на колени, доложил, как было дело.

Чжоу Сю был вне себя от гнева. Заняв место в присутствии, он приказал ввести убийцу и без допроса велел пяти палачам дать Чжан Шэну сотню палок. Чжан Шэн не выдержал наказания и протянул ноги. На пристань был тотчас отправлен гонец с ордером на арест Лю Второго. Когда его схватили, Сунь Сюээ решила, что и ей несдобровать, удалилась в спальню и наложила на себя руки. Чжоу Сю приказал наказать Спрута тоже сотней палок, чего тот не вынес и умер. Весть о конце Чжан Шэна и Лю Спрута потрясла уездный центр Цинхэ, всколыхнула всю пристань Линьцин.

Да,

Тому свидетельством стихи:

Так командующий Чжоу забил насмерть обоих насильников, и жители вздохнули спокойно. Ли Аню было приказано вернуть кабачок на пристани прежнему хозяину, а вложенное в него серебро привезти домой. Хозяин наказал Чуньмэй справить по Цзинцзи седмицу и, выбрав благоприятный день, предать тело земле в загородном монастыре Вечного блаженства. Ли Аня с Чжоу И оставили присматривать за домом, а Чжоу Чжуна с Чжоу Жэнем командующий взял с собой денщиками.

Вечером Чуньмэй и Сунь Вторая устроили в честь мужа прощальный пир.

– Вы уезжаете, господин наш, — обратились они к мужу и не смогли сдержать слез. — Кто знает, как долго мы не встретимся снова. Будьте осторожны на поле битвы. Дикари жестоки. С врагами шутить нельзя.

– Раз вы остаетесь дома, — отвечал Чжоу Сю, — будьте спокойны и умерьте свои чувства. Берегите сына, а обо мне не тревожьтесь. Мне оказана высокая честь Его Величеством, и я обязан самоотверженно служить Отечеству. Останусь в живых или голову сложу на поле брани — на то воля Неба.

Чжоу переночевал дома, а на другой день поспешил к пешим и конным войскам, ожидавшим его в пригороде. Его взору предстали четко выстроенные войска.

Только поглядите:

 Вьются по ветру ленты стягов и знамен. Звучат разукрашенные барабаны и медные литавры. Над головами воинов сверкают, словно осенний иней, трезубцы и пятизубые вилы. Белоснежные копья и медные пики пляшут в небе, словно благовещие снежинки. Щитоносцы с узорными щитами и лучники — вот рати авангард. Огнестрельные орудия и на колесницах пушки, тяжелые секиры и сабли замыкают строй. В седле сам главный полководец — яростный, как тигр южных гор. И каждый воин полон решимости ринуться в бой. Всадники, точно драконы северных морей, способны и готовы на подвиг бранный. Копья и пики в их руках стремительны, как бурное теченье вод. И в самом деле они, будто вихрь, неуловимы.

Однако не станем говорить, что было в пути.