Работники, не смея рта раскрыть, только переглядывались. Чэнь Цзинцзи передал Хоу Линю ключи, сел на лошадь и, крепко прижавшись к Чжан Шэну, помчался в усадьбу начальника гарнизона.
Да,
Так случается, что в юности
человеку повезет;
Этой ночью где пристанище
ясный месяц наш найдет?!
Тому свидетельством стихи:
Средь булыжников прячется белый нефрит,
Слиток золота грязью бывает покрыт,
Из толпы простолюдия знатный выходит.
По ступеням на Небо Девятое всходит.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО СЕДЬМАЯ
ЦЗИНЦЗИ УСТРАИВАЕТСЯ В УСАДЬБЕ НАЧАЛЬНИКА ГАРНИЗОНА.
ТЕТУШКА СЮЭ ХЛОПОЧЕТ О БРАКЕ ПО РАСЧЕТУ.
Семь раз по десять лет
прожить нам суждено,
К чему же день и ночь
заботами терзаться?
Конец земным делам
наступит все равно…
Блеск, роскошь – дым пустой,
смешно за ними гнаться.
Богатство ль, нищета ль –
все Небом нам дано.
Те празднуют весну,
те осени боятся.
Ты душу распахни,
пей радости вино.
Зачем же унывать
и смерти дожидаться.
Итак, прискакал Чэнь Цзинцзи в усадьбу начальника гарнизона и спешился. Чжан Шэн первым делом доложил Чуньмэй. Она распорядилась, чтобы его проводили пока в сторожку, нагрели корыто ароматной воды и вымыли. Кормилице было велено отнести узел одежды, чтобы Цзинцзи переоделся в новое платье. Чжан Шэн помог Цзинцзи раздеться и забросил его старые грязные лохмотья в угол сторожки, потом доложил хозяйке. Пока начальник был занят в присутствии, Чуньмэй пригласила Цзинцзи в заднюю залу. Она явилась в роскошном наряде. Цзинцзи, войдя в залу, почтил ее восемью поклонами. Чуньмэй остановила его, и они, усевшись друг против друг друга, начали разговор с общих фраз, потом коснулись долгой разлуки и прослезились.
Чуньмэй опасалась прихода мужа, а потому, улучшив момент, подмигнула Цзинцзи.
– Если хозяин спросит, – тихо проговорила она. – Скажи, что ты мой двоюродный брат по материнской линии, ладно? Я на год старше тебя. Мне двадцать пять, родилась в полдень двадцать пятого дня четвертой луны[1].
– Понимаю, – отозвался Цзинцзи.
Немного погодя служанка подала чай.
– А как ты ушел из дому и стал монахом? – спросила за чаем Чуньмэй. – Тебя здесь потом били. Недоразумение вышло. Муж не знал, что ты мой родственник, позже сильно раскаивался. Да я бы и тогда тебя оставила, если б не жила у меня негодница Сюээ. А при ней неудобно было тебя пристроить. Пришлось тебя отпустить. Но как только я отделалась от Сюээ, тут же послала за тобой Чжан Шэна. Где он только тебя ни искал! А ты на работах за городом, оказывается, был. И что тебя заставило лямку тянуть?
– Длинная история! – вздохнул Цзинцзи. – Не скрою, сестрица, после нашей разлуки я ведь на Шестой[2] собрался жениться. Поехал в столицу да там с похоронами отца задержался, а когда вернулся, жениться не пришлось – У Сун ее убил. Дошли до меня слухи, что по доброте душевной ты похоронила ее у монастыря Вечного блаженства. Я тоже был у нее на могиле и возжигал жертвенные деньги. Потом умерла мать. С похоронами управился и поехал за товаром, но в пути меня обокрали. Воротился домой. Тут жена скончалась. Теща, потаскуха, на меня подала жалобу, а женино приданое к себе перевезла. Меня судили. Дом пришлось продать. А когда с властями разделался, вышел гол как сокол. Спасибо отцову другу Вану из Хижины в Абрикосах. Он мне помог. Он-то и проводил меня в обитель преподобного Яня. Вот так я и стал монахом. Тут меня один негодяй избил, сюда, к его превосходительству, отвел. Десятком палок угостили. Некуда мне было податься, никто руку помощи не подал – ни друзья, ни близкие. Осталось одно – на работу в монастырь наниматься. Я тебя, сестрица, благодарить должен, что сжалилась надо мной, Чжан Шэна на поиски послала. Эту твою милость в жизнь не забуду и щедро тебя отблагодарю.
Трогательный был его рассказ, и она прослезилась.
Пока шла беседа, присутствие закрылось, и в дальних покоях появился хозяин. Слуги отдернули дверную занавеску. Чэнь Цзинцзи предстал перед Чжоу и склонился в земных поклонах. Хозяин тотчас же ответил ему приветствием.
– А, почтенный шурин! – воскликнул он. – Я тогда даже не подозревал о вашем существовании. Может, от меня скрыли подчиненные … Я очень сожалею о случившемся. Не сердитесь на меня, дорогой шурин, пожалуйста, прошу вас!
– Это я виноват перед вами! – заверил его Цзинцзи. – Я был до того неучтив, что не пришел в свое время засвидетельствовать вам свое почтение как родственник, за что прошу покорно меня простить. Цзинцзи опять стал отвешивать земные поклоны, но его удержал хозяин и пригласил занять почетное место на возвышении. Цзинцзи был достаточно сметлив и, перенеся кресло пониже, сел сбоку. Чжоу Сю занял место хозяина. За компанию с ними к столу присела и Чуньмэй. Подали чай.
– Сколько вам лет, дорогой шурин? – после чаю поинтересовался Чжоу. – Куда вы пропали с тех пор? Почему стали монахом?
– Впустую прожито двадцать четыре года, – отвечал Цзинцзи. – Сестра на год старше меня, родилась в полдень двадцать пятого в четвертой луне. Я лишился родителей, дело пришло в упадок. Потом потерял и жену. Вот и ушел монахом в обитель Яня. Не знал, что моя сестра стала супругой вашего превосходительства, и не нанес вам визита …
– После вашего тогда исчезновения, – продолжал Чжоу, – ваша сестра не находила себе покоя ни днем, ни ночью. Охала и вздыхала вплоть до нынешнего дня. Сколько раз слуг на поиски посылала. И вот наконец-то вы свиделись. Это для нас счастье великое!
Чжоу распорядился накрыть стол и подавать вино.
Немного погодя на столе появилось обилие блюд и кубков. Были тут куры и утки, гуси и свиные ножки, мясо парное и жареное, отвары, рис и сладости. Вино подали в серебряном кувшине. Золотом искрилось оно в яшмовых кубках.
Беседу поддерживал хозяин. Пировали до самого вечера. Когда зажгли фонари, Чжоу Сю велел слуге Чжоу Жэню навести порядок в западном кабинете, где стояла кровать с пологом и было все необходимое. Чуньмэй дала пару тюфяков, одеяло и подушки. В услужение Цзинцзи был послан слуга Сиэр, который отнес в кабинет целый узел шелковых одежд, чтобы Цзинцзи мог переодеться. Столовался Цзинцзи в дальних покоях у Чуньмэй.
Да,
Судьба ему явила щедрость вдруг,
Но не было к тому его заслуг.
Быстро летело время, как челноки, сновали дни и луны.
Только поглядите:
Недавно, на закате года
цветеньем сливы любовались,
И вот уже остался в прошлом
чудесный Праздник фонарей.
А вот отяжелели ветви
от сочных, спелых абрикосов.
Еще мгновение – и лотос
так дивно на воде расцвел.
Прожил Цзинцзи в усадьбе начальника гарнизона больше месяца. И вот настал двадцать пятый день четвертой луны – рождение Чуньмэй. У Юэнян купила подарки: по блюду персиков и лапши – символов долголетия, два вареных гуся, четыре свежих курицы, два блюда фруктов, жбан южного вина, которые были отосланы с одетым в черное платье Дайанем.