– Я его в прошлом году как-то встретил, — говорил Цзинцзи. — Отвернулся он от меня. Чуть не избил. Хорошо друг подоспел. Ненавижу я его до мозга костей.
Тут он повел Лу Бинъи в ближайший кабачок. Они поднялись наверх, заняли столик, а когда подали вино и закуски, стал держать совет.
– Как бы мне с ним разделаться, а? — начал Цзинцзи. — Отплатить ему за все прошлое.
– Как говорится, благороден не тот, кто ненавидит слабого; муж не тот, кто не помнит зла, — изрек Лу. — Я с ним поговорю как следует, а то он пока гроб не увидит, слезы не прольет. Я ему по-хорошему предложу, но он мое предложение безусловно отвергнет. И тебе, брат, никакого дела открывать не придется. Надо будет только подать на него жалобу, к суду его привлечь. Пусть вернет тебе украденное. Отберешь у него по суду кабачок, добавишь капиталу и войдешь с Се Третьим в пай. Я буду с братом Се на пристани трудиться, а тебе, брат, придется раз в три или пять дней наведываться, счета проверять. По сотне с лишним лянов в месяц получать будешь. Это я тебе ручаюсь. А где ты еще такие барыши выколотишь?!
Да, дорогой читатель! Не посоветуй тогда Лу Бинъи, не погибли бы люди не своей смертью. Какой страшный конец ждал Чэнь Цзинцзи! И другой погиб невинно. Плохо они кончили, как Ли Цуньсяо, живший в эпоху Пяти династий, или Пэн Юэ, описанный в «Истории Ханей»[4].
Да,
Беда назначена судьбой,
И не при чем тут мы с тобой.
– А ты брат, дело говоришь! — выслушав его и поклонившись, воскликнул Цзинцзи, — Я только с зятем и сестрой посоветуюсь. Если нам удастся, то я поставлю тебя приказчиком. Вместе с братом Се делом займешься.
Они допили вино и, спустившись вниз, расплатились с хозяином. — Смотри, никому ни слова! — предупредил друга Цзинцзи. — Награда за мной.
– Понимаю, — отвечал Лу Бинъи.
На этом они расстались.
Дома Цзинцзи изложил задуманное Чуньмэй.
– Но как решать без хозяина? — спрашивала Чуньмэй.
– Не волнуйтесь! — вмешался в разговор стоявший рядом старый слуга Чжоу Чжун. — Пусть дядя составит жалобу, укажет, сколько было похищено серебра и товаров. Приложите к жалобе визитную карточку батюшки, а я подам пакет судебным надзирателям в управу. Привлекут они Яна к суду, порку устроят. Все серебро выложит, будьте покойны.
Довольный Цзинцзи составил жалобу, запечатал ее в пакет вместе с визитной карточкой начальника Чжоу и передал Чжоу Чжуну.
Когда Чжоу Чжун подошел к управе, там уже началось слушание дела, и оба надзирателя были на своих местах.
– От его превосходительства командующего гарнизоном господина Чжоу посыльный с письмом, — объявил привратник.
Тысяцкий Хэ и его помощник Чжан Второй велели впустить Чжоу Чжуна. После расспросов о повышении хозяина и назначении на новый пост они распечатали пакет, где нашли визитную карточку и жалобу. Желая угодить командующему, они тотчас же подписали ордер на арест Ян Гуанъяна из Нижнеречья[5], куда и были немедленно посланы полицейские, а Чжоу Чжуну вручили свои визитные карточки.
– Передай низкий поклон твоему батюшке и матушке, — наказали они. — Мы сообщим вам, как только будет возвращено украденное серебро.
Чжоу Чжун рассказал Чуньмэй о встрече с надзирателями и передал их визитные карточки.
– Об аресте тут же распорядились, — добавил он. — Как только будет серебро, с посыльным сообщат.
Цзинцзи взял визитные карточки. На одной было написано:
«С низким поклоном Ваш ученик Хэ Юншоу»,
а на другой:
«С низким поклоном Ваш ученик Чжан Маодэ».
Цзинцзи остался доволен таким оборотом дела. Не прошло и двух дней как полицейские вернулись из Нижнеречья с арестованными Ян Гуанъянем м его братом Яном Вторым Гуляй Ветер. В управе на основе жалобы Чэнь Цзинцзи им учинили допрос, а после порки держали несколько дней в заключении. Арестованные вернули три с половиной сотни лянов серебра и сто бочек вина. Кроме того, имущество кабачка было оценено в полсотни лянов. Но в жалобе Цзинцзи указывалась сумма в девятьсот лянов серебра, недоставало еще три с половиной сотни. Дом Яна был продан за полсотни лянов, пустили с молотка и все имущество. Так Цзинцзи оказался владельцем кабачка и компаньоном толстяка Се. Чуньмэй дала ему пятьсот лянов, после чего капитал его составил тысячу лянов серебра. Лу Бинъи стал приказчиком.
После ремонта кабачок стал неузнаваем. Все сверкало свежим лаком, всеми цветами переливалась роспись. Блестели перила, на балках играли блики. Красовались чистотою аккуратно накрытые столики.
Настал день открытия кабачка. Барабанный бой и музыка неслись к самым небесам, стройно пели флейты и свирели. Отовсюду собрались заезжие и торговые гости. На сей случай созвали со всех концов певиц. Цзинцзи принес в жертву свинью и возжег жертвенные деньги.
Как говорится:
Откупорили жбан,
И на версты вокруг
Чудо-благоуханье разлито.
Лишь за чарку вина
Небожитель отдаст
Все свои жемчуга и нефриты.
А сановник с себя
Снимет все соболя,
Вынет золото царская свита.
Цзинцзи поднялся наверх. Кругом в окна кабачка струился яркий свет. Блестели зеленью перила. Со всех сторон открывался вид на далекие гряды покрытых облаками гор. На горизонте сливалась с небом водная гладь. Прямо на востоке устремлялась ввысь окутанная синеватою дымкой похожая на раковину громада горы Тай. Прямо на западе за плотной стеной голубоватой мглы скрывался престольный град. На севере и тут и там ярусами высились красные терема. На юге протянулась белой шелковой лентой полноводная река Хуай[6]. Вверху и внизу насчитывалось более сотни отдельных комнат, и тут и там гостей ублажали музыкой, танцами и песнями. Не описать всех яств, от которых ломились столы, и вин, которые лились рекой.
Да,
Персиковый веер
прохладу навевал,
Песни, игры, пляски —
прилунный карнавал.
С середины первой луны, когда на пристани в Линьцине Чэнь Цзинцзи открыл кабачок, он приносил ему за день от тридцати до пятидесяти лянов серебра.
Всеми делами заправляли Толстяк Се и приказчик Лу Бинъи. Дня через три-четыре в Нижнеречье для подведения счетов наведывался Цзинцзи. Он прибывал верхом в сопровождении молодого слуги Цзяна. И всякий раз Лу Бинъи и Толстяк Се готовили ему комнату наверху — стелили постель и накрывали стол. Аккуратно убранная, комната походила на снежный грот. На столе стояли закуски и вино. Чтобы Цзинцзи не было скучно, звали самых красивых певичек. Чэнь Третий служил виночерпием.
И вот однажды, а дело было в прекрасную пору третьей луны, когда светила яркое солнце, благоухали цветы и травы, бирюзовой стеной росли по берегам нежные ясени и ивы, а благоухающие персики и абрикосы алели, как парча, Чэнь Цзинцзи стоял наверху, облокотившись на зеленые перила, и любовался чудными картинами природы. Какое же царило ликованье!
Тому свидетельством стихи:
В дымке стяги парчовые,
Благодать на земле,
Ветры вешние, новые,
Дни длинней и длинней.
Хмель придаст парню храбрости —
Губы в пряной слюне,
Дарит девице радости,
Пляской нот на зурне.
Ивы душатся росами,
Тополей липок сок,
Близ садов абрикосовых
Покосился флажок.
Не попал на просцениум?
Плюнь! Пивной городок
Одарит исцелением
Бренных чувств парадокс.
