Пинъань с дежурившим у ворот солдатом принимал поздравительные карточки, заносил имена посетителей в особую книгу и провожал чередою шедших знатных чиновных визитеров.
Дайань с Ван Цзином тоже не отходили от ворот. Одетые во все новое, они то играли в волан или забавлялись хлопушками, то грызли тыквенные семечки и клали в рукава благовонные травы, то повязывали детям праздничные головные бантики.
Не перечесть приказчиков и счетоводов, всей прислуги и челяди, прибывавшей поздравить с Новым годом хозяев. Их в передней гостиной принимал Чэнь Цзинцзи.
Родных и друзей угощали в большой зале сзади, где стояли ломившиеся от снеди столы.
В крытой галерее в саду были повешены теплые шерстяные занавеси и расстелены узорные ковры. В жаровнях горел лучший уголь. Тут на десяти окруженных позолоченными ширмами столах красовались в корзинах ивовые ветви, убранные цветами, среди драгоценных украшений лежали грудами фрукты, в вазах стояли золотые цветы. Заставленные редчайшими яствами, эти столы предназначались исключительно для приема особо именитых и знатных господ.
После официальных визитов Симэнь вернулся из управы около полудня. Не успел он спешиться, как к нему явился сопровождаемый свитой из пяти человек Ван Третий, сын покойного полководца. Он проследовал в залу, где, поздравляя Симэня, приветствовал его восемью поклонами, после чего изъявил желание поклониться У Юэнян. Симэнь пригласил его в дальние покои. Когда Ван Третий воротился в залу, не успел он осушить кубка, как прибыл тысяцкий Хэ. Хозяин велел Чэнь Цзинцзи сесть вместе с Ваном, а сам принял сослуживца в крытой галерее.
Ван Третий вскоре откланялся, и Цзинцзи проводил его до ворот, где тот вскочил на коня и отбыл.
Немного погодя один за другим пожаловали комендант Цзин, квартальный Юнь и сват Цяо. Целый день принимал Симэнь посетителей и только к вечеру, когда все, наконец, разошлись, отправился почивать в покои Юэнян.
На другой день утром Симэнь продолжил объезд с визитами и воротился только вечером. Его уже поджидали свояк Хань, Ин Боцзюэ, Се Сида, Чан Шицзе и Хуа Цзыю. Их принимал в зале Чэнь Цзинцзи. Долго им пришлось ждать хозяина. После поздравлений был снова накрыт стол, появились вино, закуски и сладости.
Первыми отбыли жившие за городскими воротами свояк Хань и Хуа Цзыю, а Боцзюэ, Се Сида и Чан Шицзе будто приклеились к сиденьям – они уходить и не помышляли. Тем более тут пожаловал шурин У Второй. Поздравив Симэня, он направился к Юэнян, а потом тоже занял место за столом. Разошлись они уже при зажженных фонарях. Сильно опьяневший Симэнь проводил их до ворот. Тут он заметил Дайаня и сжал ему руку.
– Она одна, – шепнул Дайань, смекнув в чем дело.
Симэнь тотчас же направился к дому, где жила жена Бэнь Дичуаня. Она уже поджидала его у ворот и встретила с радостью. Они без лишних слов проследовали прямо в спальню. Она помогла Симэню распустить пояс и снять верхнюю одежду, затем легла на кан. Он снял с нее штаны, задрал ногу и приступил к делу, будучи оснащенным серебряной подпругой.
Надобно сказать, что бабенка любила сводить ноги вместе, а руками раскачивать мужчину. Она просила Симэня пронзать ее до самой глубины, в ответ на что испускала потоки горячей влаги, пропитывавшей всю постель. Черепашья головка у Симэня была умащена снадобьем. Держа обеими руками женщину за талию, он въезжал в нее и стремился только как можно теснее прижаться и глубже засадить свой веник, чтобы не торчало ни волоска.
– Батюшка, родной мой! – кричала жена Бэня, вытаращив глаза.
– Скажи мне, как твое детское имя? – спросил Симэнь.
– Я из рода Е, в семье пятая по счету.
– Е Пятая, – напористо бормотал Симэнь. – А в рот брать ты пробовала или нет, а?
Е Пятая, надобно сказать, чего только не пробовала! Еще будучи кормилицей, вступила в тайную связь с Бэнь Дичуанем. Потом они бежали, и он взял ее себе в жены. Была она небольшого роста с ястребиными глазками. Родилась же в год зайца, и ей шел тридцать второй год[8].
– Батюшка, родной мой! – все время повторяла она, и казалось, журчащий поток изливался у нее из уст.
Когда чувства обострились до предела, семя брызнуло потоком. Симэнь вынул свой веник и хотел было вытереть, но жена Бэня остановила его.
– Погоди я, беспутная, сама спущусь и все вылижу дочиста, – сказала она и, присев на корточки, взяла руками член и обсосала его до полного блеска, после чего завязала пояс на штанах хозяина.
Симэнь остался крайне доволен.
– Что-то самого до сих по нет, – проговорила она.
– И я его со дня на день жду. Должно быть, господин Ся не отпускает, – заметил Симэнь и протянул ей ляна три серебра на расходы. – Хотел подарить тебе наряды, да, думаю, муж бы не узнал – нехорошо получится. Лучше уж ты сама себе купи.
С этими словами Симэнь вышел. Дайань, уже поджидавший его в лавке, запер за ним ворота. Хозяин проследовал в дальние покои.
Дорогой читатель! Исстари ведется: коли покривится верхняя балка, за ней не удержится и нижняя – таков закон. Когда хозяин выходит за рамки допустимого, его примеру начинают подражать слуги. Распутная была жена Бэня. Сперва она завела шашни с Дайанем, потом увлекла Симэнь Цина. На сей раз, проводив хозяина, Дайань воспользовался отсутствием в лавке приказчика Фу, подговорил Пинъаня. Забрали они с собой два кувшина вина и направились к жене Бэня. Пировали до второй ночной стражи. Пинъань ушел потом ночевать в лавку, а Дайань остался с хозяйкой. Вот ведь какие дела творятся!
Да,
Ты не гадай о суженом
Со временем проявится,
что ныне скрыто мглой.
Тому свидетельством стихи:
Отчего, опадая, цветы обращаются в прах –
У развязных, чей взор затуманен, узнать невозможно.
Не играй ты на лютне, не пой об утраченных днях,
А то птиц распугаешь, и будут кружиться тревожно.
– Как бы не узнала тетушка Хань, моя соседка, вот чего я опасаюсь, – призналась Дайаню жена Бэня в тот вечер. – Шепнет, чего доброго, в дальних покоях. Достанется мне тогда от матушки, как жене Хань Даого, стыда не оберешься. И на глаза не покажешься.
– У нас бояться тебе некого, разве что матушку Старшую и матушку Пятую, – успокоил ее Дайань. – Да и Старшая еще ничего, зато Пятой лучше не попадайся. Я бы вот что тебе посоветовал: пока праздники, купи гостинцев да почти матушку Старшую. Ее, само собой, ничем не удивишь. Но она любит паровые пирожки. Вот и купи ей на один цянь серебра пирожков с фруктовой начинкой да коробку тыквенных семечек. А девятого будет рождение матушки Пятой. И ей пошли подарочек, а я от себя передам ей коробку семечек. Как поздравишь, земными поклонами почтишь, сразу всем рты-то позатыкаешь.
Жена Бэня послушалась Дайаня. На другой же день, пока Симэня не было дома, Дайань купил ей коробку подарков, которую она и пошла поднести Юэнян.
– Это еще от кого? – спросила Юэнян.
– Тетушка Бэнь прислала вам, матушка, семечек и сладостей, – объяснил Дайань.
– Откуда ж она денег достала? У нее же муж в отъезде. Выходит, я ее в расходы ввела? – удивилась хозяйка и, приняв подношения, велела положить в коробку пампушек и фруктов.
– Большое тебе спасибо, – сказала она жене Бэня. – Весьма тронута твоим вниманием.
Когда Симэнь после визитов вернулся домой, его уже поджидал настоятель монастыря Нефритового Владыки, отец У. Симэнь принял его в зале и угостил вином. После ухода настоятеля Симэнь снял с себя парадные одеяния и крикнул Дайаня.
– Бери коня и скачи к тетушке Вэнь, – распорядился он. – Скажи, батюшка, мол, хотел бы нанести визит госпоже Линь. Интересно, что она на это скажет.