– Госпожа Ся была очень рада моему прибытию и благодарила за щедрые подношения, – рассказывала Юэнян. – Было много гостей – родственниц и соседок. От господина Ся письмо пришло. Он и тебе написал. Завтра принесут. Госпожа Ся числа шестого или седьмого выезжать собирается. Всей семьей в столицу переезжают. Госпожа Ся очень хотела бы, чтобы их сопровождал Бэнь Четвертый. Мы, говорит, его в столице не задержим. А дочка его, Чжанъэр, мне земные поклоны отвесила. Совсем взрослая стала и собой недурна. Что это, думаю себе, чай подает и все на меня украдкой поглядывает. Я-то ее совсем забыла. Там ее Жуйюнь назвали. Кликнула ее хозяйка и говорит: «в ноги матушке Симэнь поклонись». Поставила она чайный прибор и мне в ноги. Четырьмя поклонами приветствовала. Я ей два золотых цветка подарила. А как ее хозяйка выделяет. Будто она не горничная, а дочь родная.

– А повезло девчонке! – заметил Симэнь. – У кого другого «выделили» бы! Одно прозванье – заноза, сучье отродье – вот и вся честь.

– Чтоб у тебя язык отсох! – строго взглянув на мужа, сказала Юэнян. – Это ты на любимую горничную намекаешь, а? На ту, которой от меня досталось?

Симэнь засмеялся.

– Стало быть, ей хочется, чтобы Бэнь Четвертый провожатым поехал, да? – переспросил он. – А кого я в шелковую лавку поставлю?

– Можно, небось, и закрыть на эти дни.

– Как закрыть? Прервать торговлю? – недоумевал Симэнь. – Ни в коем случае! Тем более в канун Нового года, когда так разбирают шелка. Нет, об этом потом потолкуем.

Юэнян проследовала во внутреннюю комнату, где разделась и сняла головные украшения, а потом и села рядом с невесткой – госпожой У Старшей. Тут к ней подошли по старшинству домочадцы и отвесили земные поклоны.

В тот день Симэнь ночевал у Сюээ, а утром отбыл в управу.

Утром же прибыл Хэ Девятый и, протянув Дайаню лян серебра, узнал, в чем дело.

– Дело обстоит так, – объяснил ему Дайань. – Батюшке я еще вчера доложил, как только он воротился. Твоего брата нынче выпустят. Ступай в управу, там обожди.

Обрадованный Хэ Девятый направился прямо в управу.

Симэнь тотчас же по прибытии открыл присутствие. Ввели грабителей. Каждому было приказано надеть тиски и всыпать по два десятка палок. Хэ Десятого освободили, а вместо него был задержан монах из буддийской обители Всеобщего спасения. Объяснили этот арест тем, что грабители как-то заночевали в монастыре.

Вот какая бывает на свете несправедливость!

Тому свидетельством стихи:

В тот день Симэнь позвал певиц У Иньэр, Чжэн Айюэ, Хун Четвертую и Ци Сян. Они прибыли у полудню и, держа в руках узлы с нарядами, проследовали в покои Юэнян, где отвесили земные поклоны хозяйке дома, ее старшей невестке У и остальным женщинам. Юэнян распорядилась напоить их чаем, после чего они настроили инструменты и услаждали пением собравшихся.

В покоях неожиданно появился вернувшийся из управы Симэнь. Певицы отложили инструменты и, улыбаясь, грациозно склонились перед ним в земном поклоне.

– Что тебя так задержало в управе? – спросила Юэнян.

– Все дела разбирали, – объяснил Симэнь и, взглянув в сторону Цзиньлянь, продолжал. – Вчера вот мамаша Ван за брата Хэ Девятого просила. Освободил я его, а грабители под стражей сидят. Тисков отведали и по два десятка палок. Вместо Хэ Девятого монаха посадили. Завтра дело в Дунпин отправим. Потом дело о прелюбодеянии рассматривали. Теща с зятем жила. Зятю Сун Дэ тридцать с небольшим, а жил в доме жены. После смерти тещи тесть взял в жены некую Чжоу. Не проходит и года, умирает тесть. Не устояла молодая теща и давай с зятем зубоскалить в открытую и шутки отпускать. Когда об этом узнали все домочадцы, зять решил проводить тещу, отправившуюся навестить родителей. «Мы не совершили предосудительного, – обратилась она к зятю. – Нас оклеветали ни за что. Так давай станем мужем и женою на этом глухом пустыре». Тогда Сун Дэ и вступил с тещей в преступную связь, которая не прекращалась и после возвращения тещи. Как-то теща наказала служанку, которая и рассказала про них соседям, а те подали жалобу. Нынче их допрашивал, добыл признание вины, и дело их будет направлено в Дунпинское управление. А за прелюбодеяние с матерью жены, то есть родней, их ждет повешение.

– А я бы, по-своему, служанку, рабское отродье, избила так, чтобы на всю жизнь запомнила, как язык распускать, – вставила Цзиньлянь. – Ее за это мало наказать. Куда лезла? Знай сверчок свой шесток. И надо же! Словом хозяев порешить!

– Ей тоже от меня досталось, – продолжал Симэнь. – Отведала тисков. Из-за ничтожной служанки, рабского отродья, две жизни загубить …

– Когда не проявляют доброту высшие, не будет почтения со стороны низших, – заявила Юэнян. – Коль сука не захочет, кобель не вскочит. Что ни говорите, а женщина зла от природы. Кто посмел бы задеть доброго?!

– Матушка совершенно права! – хором поддержали ее улыбающиеся певицы. – Даже наша сестра, певица, не примет приятеля своего постоянного поклонника. Тем более щепетильны должны быть женщины, живущие в семье.

На столе появились кушанья, и Симэнь принялся за еду.

Вдруг из передней донесся бой барабанов и гонгов.

– Его сиятельство Цзин, военный комендант, прибыли.

Симэнь, одевшись в парадное платье, поспешил навстречу гостю и проводил его в залу, где после взаимных приветствий поблагодарил его за щедрые подношения. После того как каждый из них занял соответствующее место, им подали чай.

– Так вот, – начал Симэнь. – Цензор Сун ваш послужной список принял и пообещал сделать, что может. Так что вскоре вас ждет повышение, сударь.

– Я вам весьма обязан за хлопоты, сударь! – со сложенными на груди руками благодарил гость хозяина. – Никогда не забуду вашего старания, сударь!

– Я и насчет командующего Чжоу цензору напомнил, – продолжал Симэнь. – Тоже обещал поиметь в виду.

Во время их беседы доложили о прибытии дворцовых евнухов-смотрителей Лю и Сюэ. Они вошли под барабанный бой и удары в гонг. Симэнь спустился со ступеней и ввел их в залу, где все обменялись приветствиями. Гости были в украшенных драгоценными камнями и бахромою темных халатах из шерстяной ткани, затканной драконами о четырех когтях. Они заняли места в центре залы. За ними прибыл столичный воевода Чжоу. Завязалась беседа.

– Как великодушен Сыцюань! – обращаясь к Чжоу, воскликнул Цзин. – Он и о вас замолвил доброе слово на пиру в честь его сиятельства Хоу. Цензор Сун тоже будет иметь в виду. И вас ожидает повышение в чине.

Столичный воевода Чжоу склонился перед Симэнем:

– Я бесконечно вам благодарен, сударь, – проговорил он.

Немного погодя один за другим прибыли командующий ополчением Чжан, тысяцкий Хэ, Ван Третий, тысяцкий Фань, шурин У Старший и сват Цяо в перетянут поясом темном халате и парадной чиновничьей шапке. Его сопровождали четверо слуг. Цяо Хун приветствовал собравшихся, потом четырежды поклонился Симэнь Цину. Когда его стали расспрашивать о назначении, Симэнь ответил:

– Мой сватушка удостоился от областного управления чина главы ритуальной службы.

– Раз вы Сыцюаню сват, поздравляю вас с пожалованием, – обратился к Цяо воевода Чжоу.

– Весьма тронут вашим вниманием, господа, – сказал Цяо Хун. – Не извольте беспокоиться.

Каждый занял подобающее по чину место. Подали чай, после чего за парчовой ширмой накрыли пиршественный стол. В расписной палате блистали и сверкали дорогие вещицы, одна другой краше. Перед ступенями играли на свирелях и пели. Стол ломился от редких яств. Принесли вино. К каждому из гостей подошли и взяли верхние одежды. Все заняли свои места. Только Ван Третий, как его ни упрашивали, не решался сесть за стол.