Сказав это, монах простился с Тяньсю и удалился.
Не прошло и полмесяца, прогуливался Тяньсю у себя в саду и видит: его слуга Мяо Цин, разбитной, надо сказать, малый, стоит с Дяо Седьмой и что-то ей шепчет. Тяньсю появился так неожиданно, что Мяо Цин не успел и спрятаться. Хозяин, ни слова не говоря, избил его и пригрозил выгнать из дома. Перепугался Мяо Цин. Стал упрашивать родных и соседей, чтобы уговорили хозяина. Слуга был, наконец, прощен, но злобу на хозяина затаил великую.
А был у Тяньсю двоюродный брат Хуан Мэй, тоже уроженец Янчжоу, цзюйжэнь[3], служивший судьей в столичном округе Кайфэне. Широких познаний и большой учености человек. Так вот, прибывает от него вскоре после этого случая посыльный с письмом для Мяо Тяньсю, а в письме приглашение приехать потолковать. Сильно обрадовался приглашению богач и, обратившись к жене и наложнице, повел такой разговор:
– Восточная столица – место пребывания Сына Неба, средоточие красоты и роскоши. Давно мечтал я полюбоваться ее великолепием, но мне никак не выпадал случай. И вот, наконец, я получил приглашение двоюродного брата. Как он угадал желание всей моей жизни!
– А помнишь, монах увидел на твоем лице дурной знак? – спросила его жена. – Он же наказал тебе не выезжать из дому, а ты намереваешься пуститься в столь дальний путь. А потом, у тебя и дома немало забот. Ты оставляешь на произвол судьбы юную дочь и больную жену. Что мы будем без тебя делать?! Нет, лучше тебе никуда не ездить!
Тяньсю и слушать не хотел.
– С появлением на свет настоящего мужчины вывешивают лук и стрелы[4], – гневно закричал он. – Какой же прок от того мужчины, который не стремится обозреть Поднебесную, воочию увидеть все величие Империи, а вместо этого зря хиреет и умирает в постели? У меня голова на плечах, и мошна туго набита, так что мне беспокоиться нечего. Я добьюсь почестей и славы. А брат, наверное, присмотрел мне дело достойное. И чтобы больше у меня таких разговоров не заводить!
Мяо Цину было велено начать сборы. В лодку положили два сундука, битком набитых золотом и серебром, товары и припасы. Кроме Мяо Цина, хозяин взял с собой еще слугу Аньтуна и отправился в столицу добывать почести и славу, которые, как казалось ему, уже стучатся к нему в дверь. Тяньсю наказал жене с наложницей вести хозяйство по очереди.
Стоял конец осени, приближалась зима, когда они отчалили от Янчжоуской пристани. Через несколько дней лодка достигла бурных вод Сюйчжоу.
Только поглядите, как зловеща там водная стихия:
За валом вал, громада пенных вод
Все высится зловеще и растет
И рушится с раскатом громовым.
Какой смельчак не дрогнет перед ним!
Миновали они местность под названием Узкая Извилина. Вечерело. Тяньсю велел лодочникам причаливать на ночлег. Часы его жизни были сочтены. Знать, так уж было угодно судьбе: лодка, которую они наняли, оказалась пиратской, а гребцы на ней – Чэнь Третий и Вэн Восьмой – грабителями. Говорят, беда в дом не придет, пока слуга ее не позовет. До глубины души ненавидел хозяина Мяо Цин и только ждал удобного случая отомстить ему. Слуга ни слова не сказал, а про себя размышлял: «Да, лучше мне действовать заодно с лодочниками. Хозяина прикончим, тело в реку бросим, а добро разделим. Потом, когда домой ворочусь, с больной женой его разделаюсь, всем достоянием завладею и красотку Дяо себе возьму».
Да,
Ветка душиста, шипы – острый нож.
В душах людских озлобленье найдешь.
Мяо Цин решил войти в тайный сговор с гребцами.
– В хозяйских сундуках тысяча лянов серебра, – сказал он грабителям. – На две тысячи лянов шелков, а сколько добра! Если вы его прикончите, я согласен разделить все поровну.
– По правде говоря, мы и сами об этом думали, – засмеялись Чэнь Третий и Вэн Восьмой.
Ночь выдалась пасмурная, темная. Мяо Тяньсю с Аньтуном спали в среднем трюме. Мяо Цин пристроился в носовой части. Приближалась третья ночная стража.
– Караул! Грабят! – закричал нарочно Мяо Цин.
Тяньсю сразу проснулся и, высунув голову, стал вглядываться в темноту. Тут Чэнь и вонзил ему острый нож в самое горло. Тело бросили в речную пучину. Аньтун хотел было бежать, но его что было сил ударил палкой Вэн Восьмой, и слуга рухнул в реку.
Заговорщики проникли в трюм, открыли сундуки с корзинами и приступили к дележу золота, серебра, шелков и одежды.
– Если мы возьмем вещи, нас схватят, – сказали Мяо Цину гребцы. – А ты его доверенный слуга. Забирай товар и вези на базар. Продашь, и никто тебя не заподозрит.
Они поделили меж собою тысячу лянов, прихватили кое-что из одежды и отплыли восвояси, а Мяо Цин нанял джонку и направился в Линьцин. Там, на пристани, он прошел таможенный досмотр, уплатил сбор и двинулся дальше, в уездный центр Цинхэ, где и сложил товар в загородной гостинице. Когда Мяо Цину встречались знакомые янчжоуские торговцы, он всякий раз говорил им:
– Хозяин позднее выехал. Должен вот-вот прибыть.
Не будем говорить, как распродавал вещи Мяо Цин.
Говорят, человек предполагает, а Небо располагает. Несчастный Мяо Тяньсю! Какой прекрасный, добрый был человек! И надо ж ему было найти страшную смерть от руки собственного слуги. Да, верно, не внял он доброму совету, но скажите, дано ль нам предвидеть судьбу?
Представьте себе, но Аньтун, без сознания упавший в реку, не погиб. Его отнесло к заросшему камышом затону. Он кое-как выбрался на берег, сел у прибрежной насыпи и зарыдал во весь голос.
Начинало светать. Вдали показалась рыбачья лодка, а в ней старик, в травяной накидке и бамбуковой шляпе. Заслышав плач, доносившийся откуда-то из камышовых зарослей, он повернул лодку и решил посмотреть. Перед ним сидел малый лет восемнадцати, до нитки промокший. Рыбак спросил, что с ним случилось. Аньтун рассказал, кто он и как их ограбили. Рыбак взял его в лодку и привез домой. Дал ему переодеться, накормил и напоил.
– Хочешь домой ехать или у меня останешься? – спросил старик.
– Нет у меня больше хозяина, погиб он, – отвечал Аньтун. – Куда мне теперь ехать? Лучше я с вами, батюшка, останусь.
– Ну и хорошо! – согласился рыбак. – Будешь со мной жить. А я все-таки как-нибудь разузнаю, кто вас ограбил. Тогда посмотрим.
Аньтун поблагодарил старика и остался у него.
Однажды – дело было в самом конце года – поехал рыбак в Синьхэкоу продавать рыбу и взял с собой Аньтуна. И надо ж тому случиться, видит Аньтун: в лодке пируют Чэнь Третий и Вэн Восьмой. Оба одеты в хозяйские одежды. Аньтун сразу их узнал, как они на берег за рыбой подошли, толкнул потихоньку рыбака и говорит:
– Должны они понести возмездие за убийство хозяина.
– Надо на них в суд подать, – посоветовал рыбак. – Пусть их к ответу призовут.
Изложил Аньтун обстоятельства убийства и пошел к начальнику гарнизона инспектору водных путей Чжоу, но тот из-за отсутствия свидетелей и вещественных доказательств жалобу отклонил. Тогда Аньтун обратился в судебно-уголовную управу. Надзиратель Ся, прочитав об ограблении и убийстве, жалобу принял и четырнадцатого дня в первой луне отдал приказ об аресте преступников. Стражники в сопровождении Аньтуна прибыли в Синьхэкоу, где и схватили Чэня Третьего и Вэна Восьмого. На допросе свидетельские показания давал Аньтун. Гребцы, устрашившись пыток, сразу во всем признались и указали на Мяо Цина как сообщника в убийстве и ограблении. Их взяли под стражу и послали стражников за Мяо Цином с тем, чтобы вынести приговор всем троим преступникам.
По случаю новогодних праздников управа опустела. Надзиратель Ся не появлялся несколько дней подряд. А между тем нашелся в управе соглядатай, который потихоньку предупредил Мяо Цина. Затрепетал от страху Мяо Цин, запер комнату в гостинице, а сам укрылся в доме Юэ Третьего, который жил на Львиной, к западу от Каменного моста, по соседству с Хань Даого. Была у торговца усадьба в одну постройку по передней линии и три сзади. Жена его особенно ладила с Ван Шестой. Они то и дело захаживали друг к другу посидеть да посудачить, словом, дружили – водой не разольешь.
