Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

На мотив «У туалетного столика» запела Дун Цзяоэр:

С горя лопнули струны у лютни.
Больше некому звукам внимать.
Распустились цветы. Он не любит,
Не придет ароматы вдыхать.

Гуйцзе подхватила на мотив «Застряла в решетке южная ветка»:

Уж месяц горит за окошком,
Я слезы глотаю тайком.
Мы вместе-то были немножко,
Но чувство мое велико.

У Иньэр запела на мотив «Пахнет ветка корицы»:

Легковесен, как ивовый цвет,
Его ветер беспечный кружит.
Он с улыбкой мне лгал столько лет,
Я ж служила ему от души.

На мотив «Овечка с горного склона» запела Хань Юйчуань:

Нефрит ты мой твёрдый.
Я — нежная яшма.
Под пологом ражих
причуд торжество.
В руках второсортных
забыл ласки наши,
кудрей моих крону —
под скудной листвой.
Забыл, что я краше,
забыл, что я — яшма,
ты обезображен —
булыжником стал…
Растаять мне страшно
в солёных потоках.
Тебя — как глоток бы
сожженным устам.

Дун Цзяоэр запела на мотив «Золотые письмена»:

Мой платок в слезах промок.
Запад – я, а ты – восток.
Посреди бурлит поток.

Ли Гуйцзе запела на мотив «Лечу на облаке»:

Я тушь любовью размочу,
Письмом сама к тебе лечу,
Я трону сердце гордеца,
Не будет радости конца!

У Иньэр запела на мотив «Воды реки»:

Что благовонья возжигать —
сама я тлею, как сандал.
Что шёлком полог вышивать —
иглой в моих сосудах стал
любимый. Оскудела кровь,
погибель не прощу ему!
Чу! – иволги трезвонят вновь…
Я шторы лучше подниму.

Хань Юйчуань запела на мотив вступления к «Подведенным бровям»:

Помню теплые слова,
Жаркий шепот на подушке…
Нынче – словно лед сковал –
Ты ушел к другой подружке.

На мотив «Туфелек алый узор» запела Дун Цзяоэр:

Один улетел на восток,
На запад другого умчало.
Мечусь, будто утлый челнок,
Ищу в бурном море причала.
Ли Гуйцзе запела на мотив «Резвится дитя»:
Чье ложе тебя увлекло расписное?
Одна я, и слезы морскою волною.
Сгорела свеча, – ты забыл свой обет,
Дух Моря оставит во храме мой след[1].

У Иньэр запела на мотив «У туалетного столика»:

С кем разопью кувшин вина?
Я, как пустой кувшин, сама,
Любимым выпита до дна
И брошена без сожаленья.
Мы из далеких звездных сфер,
Мы Орион и Люцифер[2]
Восток и Запад, жизнь и смерть, —
Всё разобщат перерожденьях.
Жасмина куст давно пожух,
А я все брови подвожу,
Себя на пудру извожу
И жду небесного явленья.

На мотив «Застряла в решетке южная ветка» запела Хань Юйчуань:

Терзал то один, то другой.
Но ветер развеял туманы,
И ночь осветилась луной,
Мне снял поясок мой желанный…
Так кто ж виноват, дорогой?
Я — с теми была, ты — с другой.

Заключительную арию пропела Ли Гуйцзе:

Туфли — вышитые крошки
Увидал я ненароком,
И, припав к изящным ножкам,
Кончил жизнь свою до срока.

Пение кончилось, и Симэнь одарил Хань Юйчуань и Дун Цзяоэр серебром. Певицы откланялись и направились домой, а Ли Гуйцзе и У Иньэр остались ночевать.

Вдруг спереди донесся шум. Послышались голоса Дайаня и Циньтуна, которые схватили служанку Ли Цзяоэр, Сяхуа.

– Только проводили мы певиц, – докладывали они Симэню, – идем с фонарями в конюшню лошадям сена задать. Глядим: за стойлом кто-то прячется. Испугались даже. А это, оказывается, Сяхуа, служанка матушки Второй. Чего тут делаешь, спрашиваем, а она молчит.

– Где она, рабское отродье? – спросил Симэнь. – Приведите!

Хозяин вышел в коридор перед гостиной и уселся в кресло. К нему привели служанку и, скрутив руки, поставили на колени.

– Что ты делала в конюшне? – допрашивал ее Симэнь.

Сяхуа молчала.

– Я ж тебя туда не посылала! – вставила стоявшая рядом Ли Цзяоэр. – К чему тебя в конюшню понесло, а?

Сяхуа дрожала со страху. Симэнь, желая дознаться в чем дело, велел слугам обыскать Сяхуа. Она запротивилась, и Циньтун повалил ее на пол. Вдруг около пояса что-то сверкнуло и послышался стук упавшего предмета.

– Что такое? – спросил Симэнь.

И представьте себе, Дайань поднял золотой браслет.

– Он самый – пропавший браслет! – воскликнул Симэнь, рассматривая при свете фонаря протянутую ему слугою вещь. – А! Так это ты, выходит, украла!

– Я нашла, – отвечала Сяхуа.

– Где? – спросил хозяин.

Служанка молчала.

Разгневанный Симэнь велел Циньтуну принести тиски. Вскоре пальцы ее зажали в тиски, и она закричала так, будто ее режут. После тисков служанке всыпали двадцать палочных ударов. Симэнь был пьян, и Юэнян не решалась заступаться.

– Я у матушки Шестой в спальне на полу нашла, – не выдержав, призналась Сяхуа.

Симэнь распорядился снять тиски и увести служанку к Ли Цзяоэр.

– Надо будет завтра позвать сваху, – сказал он. – Пусть продаст. Нечего в доме держать это рабское отродье!

Ли Цзяоэр нечего было возразить.

– Негодяйка проклятая! – заругалась она. – Зачем туда ходила? Кто тебя просил? Раз у меня живешь, спроситься должна. А то, извольте, пошла. А нашла вещь, мне скажи.

Сяхуа плакала.

– Плачешь?! – продолжала Ли Цзяоэр. – Надо бы тебя до смерти замучать!

– Ладно! – протянул Симэнь и велел Юэнян убрать браслет, а сам направился в переднюю постройку.

За Ли Цзяоэр разошлись и слуги.

Юэнян наказала Сяоюй закрыть дверь и позвать Юйсяо.

– Когда ж это она в переднюю-то попала? – спросила хозяйка.

174
{"b":"205817","o":1}