Убедилась тут Цзиньлянь, что незнакомец предан радостям жизни, сладкоречив и делами не обременен, и у нее еще сильнее вспыхнула привязанность к нему, хотя она и не знала ни кто он такой, ни где живет. «Стал бы он столько раз оборачиваться, если б я ему не приглянулась. Может, мой суженый?» – размышляла она у окна, а сама все глядела вдаль. Только когда незнакомец исчез из виду, она опустила занавеску, заперла дверь и ушла к себе в комнату.
Послушай, дорогой читатель! Неужели у того щеголя не было ни дома, ни хозяйства?! Был он отпрыском некогда богатых, но разорившихся торговцев в уездном центре Цинхэ и держал лавку лекарственных трав напротив уездной управы. С детства рос баловнем и бездельником, неплохо дрался, питал пристрастие к азартным играм – двойной шестерке[7], шашкам, костям и иероглифическим загадкам[8]. И чего он только не знал!
В последнее время он связался с уездными чиновниками – вел кое-какие дела, зарабатывал на тяжбах как поручитель. Так поднажился и обрел известность. Все в городе стали его бояться. Фамилия его была Симэнь, звали Цин, первый в роду. Раньше его звали просто Симэнь Старший, а когда он разжился и приобрел известность, стали величать господин Симэнь Старший. Родители у него умерли, братьев не было. Первую жену он похоронил рано. После нее осталась дочка. Не так давно он женился на У Юэнян, дочери начальника левого гарнизона Цинхэ[9]. Держал несколько служанок и женщин. Давно он состоял в близких отношениях с Прелестницей Ли из веселого квартала, и теперь тоже взял ее к себе. Поселил он у себя и Потерянную Чжо[10], изгнанную из заведения на Южной улице, у которой до того числился в постоянных поклонниках.
Симэнь Цин был большой мастер игр ветра и луны[11], то бишь знал одни лишь наслаждения, соблазнял жен порядочных людей. Брал их к себе в дом, а как только они ему надоедали, просил сваху продать. Чуть не каждый день наведывался он к свахам, и никто не решался ему перечить. Стоило Симэню увидеть Цзиньлянь, как он, придя домой, стал раздумывать: «А хороша пташка! Как бы ее поймать?» Тут он вспомнил про старую Ван из чайной по соседству с домом красавицы. «А что! Если она сумеет обделать дельце, – рассуждал он, – можно и разориться на несколько лянов серебра. Чего мне стоит?!» У Симэня даже аппетит пропал. Пошел он прогуляться, а сам прямо к чайной свернул. Отдернул дверную занавеску и сел за столик.
– А, господин Старший пожаловали! Как вы любезно раскланивались… – старуха засмеялась.
– Поди сюда, мамаша, – позвал ее Симэнь. – Хочу тебя спросить: чья это пташка с тобой рядом живет?
– Это сестра великого князя тьмы Яньло[12], дочь полководца Пяти дорог[13], а в чем дело?
– Брось шутки шутить. Я серьезно спрашиваю.
– А вы разве ее не знаете, сударь? – удивилась старуха. – Хозяин-то ее прямо против управы съестным торгует.
– Уж не жена ли Сюя Третьего, который пирожки с финиками продает?
– Нет, – махнула рукой Ван. – Будь он мужем, была бы пара подходящая. Отгадывайте еще.
– Значит, торговца пельменями Ли Третьего?
– Опять не угадали, – развела руками старуха. – И это была бы чета.
– Может, Лю Татуированные руки?
– Нет, – смеялась Ван. – И это была бы парочка хоть куда. Еще подумайте, сударь.
– Нет, – заключил Симэнь, – видно, мне не догадаться.
– Скажу, смеяться будете, – и Ван сама расхохоталась. – Муж ее – знаете кто? – торговец лепешками У Старший.
– Уж не тот ли самый У, которого дразнят: «Сморщен, как кора, ростом три вершка»? – Симэнь тоже засмеялся и даже ногой притопнул.
– Он самый и есть, сударь, – подтвердила старуха.
– Ну и угодил же лакомый кусочек псу в пасть! – подосадовал Симэнь.
– В том-то и дело! Так вот и случается: добрый конь несет простака, красавица-жена ублажает дурака. Такова уж, знать, воля Лунного старца.
– Сколько же с меня за чай и фрукты, мамаша? – спросил Симэнь.
– Да пустяки, сударь, потом сочтемся.
– Так с кем, говоришь, уехал твой сын-то Ван Чао, а?
– И сама не знаю. Взял его с собой один хуайский гость[14], и вот до сих пор ни слуху ни духу. Жив ли, нет ли?
– Что ж ты его ко мне не прислала? Парень он вроде расторопный и умный.
– Если б вы взялись за него, ваша милость, да вывели в люди, вот бы я была вам благодарна, сударь, – говорила старуха.
– Погоди, приедет, тогда и потолкуем, – решил Симэнь, поблагодарил хозяйку и вышел из чайной.
Не минуло и двух страж, как он снова появился в чайной, сел у двери и стал смотреть на дом У Чжи.
– Может, господин Старший откушает сливового отвару? – предложила вышедшая к нему Ван.
– Только покислее[15].
Ван приготовила отвар и подала Симэню.
– А ловко ты стряпаешь, мамаша! Немало, должно быть, надо про запас держать, чтобы на любой вкус угодить, а?
– Да вот, всю жизнь сватаю. Какой же прок дома-то держать? – смеясь, отвечала старуха.
– Я тебе про отвар говорю, а ты мне про сватовство.
– Послышалось, вы сказали, ловко сватаю.
– Раз сватаешь, помоги и мне. Щедро отблагодарю.
– Шутите вы, сударь. А старшая жена узнает? Достанется мне затрещин.
– Жена у меня покладистая. Мне не одна женщина прислуживает, да нет ни единой по сердцу. А у тебя есть на примете хорошенькие. Сосватай мне, а? Как приглядишь, прямо ко мне приходи, не бойся. Ничего, если бы и замужем была, только б по сердцу пришлась.
– Была тут на днях красавица. Да вряд ли вам подойдет.
– Если хороша собой и сумеешь сосватать, щедро вознагражу.
– Женщина она прекрасная. Правда, возраст великоват, – заметила старуха. – Красавицу, говорят, и в годах можно взять. Ну, а сколько ж ей?
– Родилась в год свиньи[16], и к новому году ей исполнится ровно девяносто три.
– Ты, знать, помешалась, старуха! – засмеялся Симэнь. – Тебе бы только шутки отмачивать.
С этими словами Симэнь Цин встал и с хохотом удалился из чайной.
Темнело. Старая Ван зажгла огонь и пошла запирать двери. Но в это время снова появился Симэнь. Отдернув занавеску, он вошел в чайную, уселся около двери на скамейку и впился глазами в дом У Чжи.
– Может, откушаете супу брачного согласия[17]? – предложила хозяйка.
– Только послаще.
Ван подала чашку супа, и Симэнь Цин просидел у нее допоздна.
– Подсчитай, мамаша. Завтра расплачусь.
– Как вам будет угодно. Спокойной ночи, сударь. Завтра приходите и обо всем потолкуем.
Симэнь, улыбаясь, направился домой. Он не мог ни есть, ни спать. Все его мысли были поглощены красавицей Цзиньлянь, но о том вечере говорить больше не будем.
На следующий день рано утром старуха открывала чайную. Только она выглянула на улицу, Симэнь Цин был тут как тут и сразу завернул к хозяйке. «А метла чисто метет, – подумала старуха. – Прилепила-таки ему на нос сахару – слизнуть не может. Ничего, он весь уезд обирает, вот и ко мне в руки попался. Пусть-ка поделится, а уж я сдеру с него не одну связочку монет».
Надобно сказать, что старуха Ван не отличалась порядочностью. Многие годы не знала она покоя: и свахой была, и посредницей, и перепродажей занималась. Принимала младенцев, помогала при родах, слыла мастерицей разыгрывать злые шутки и устраивать кое-что еще, о чем и не скажешь. Казалась она простоватой и даже глуповатой, но попробуй распознай подноготную этой старухи.
