– Захар, что там у тебя? – Спросил приведший подмогу дядька Панкрат.

– Да вот сам смотри, – он приподнял еловые лапы.

– Ухты вот это чудо, давайте мужики потихоньку сеть на них накидывайте, да и спеленаем голубчиков.

Сказано, сделано, сеть накинули и потянули из-под ёлок. Быстров с Фирсовым тут же проснулись и взревели от дикой боли, пронзившей глаза.

– Ты гляди, и впрямь звери, смотри, как ревут. – Сказал один из мужиков, – Точно Захар, Милка твоя сказала, Ети.

Так в сети, двух бывших красных командиров и приволокли в деревню, и для ясности заперли в пустующем сарае.

– Пущай посидят, потом разбираться будем, – заключил дядька Панкрат.

– Слушай Панкрат, – позвал его Захар, – а не из того ли это отряда, что в зиму напрочь сгинул в дальних горах? Помнишь они ещё к староверам ходили, а назад не вертались, да и второй отряд потом за ними пошёл, так из тех только половина верталась, сказывали бойцы тогда, что первый отряд напрочь весь сгинул, и могилок не нашли, только несколько.

– Да, помню, было, дело. Недаром, сказывают, что, мол, там места заговорённые, что мол, скит там, когда то староверческий был и народ там пропадает. Ладно, Захар, разберёмся, завтра нужно будет, кого-то в уезд отослать, пущай новые власти приезжают и разбираются с этими, а нам-то какое до них дело.

– А может для верности просто взять да и прикопать из-за околицей?

– Вот вроде умный ты мужик Захар, а дурак.

– Чего это?

– Вот коли-б ты их там, на месте придушил, да позвал бы меня одного, то глядишь и прикопали бы, а нынче ужо вся деревня знает, а кто в уезд из баб поедет, так и там все знать будут, что мы с тобой здеся такую диковинку нашли. И что?

– А что?

– Да ни что понаедет власть новая, а у неё разговор короток, враз мы с тобой в рядочек с ними и ляжем. Нет, брат теперяча следует про них в уезд сообщать, пущай приезжают, забирают и разбираются.

На том и порешили, а рычавшие и сильно волновавшиеся пленники, попав в тёмный сарай, затихли и успокоились. Вечером, селяне принесли им еды, но двери на всякий случай открывать не стали, просунули в небольшое окошко. Еда была не хитрая, хлеб, вода, варёные яйца да немного сала. Но пленники, давно отвыкшие от такой пищи, были рады и этому, вели они себя смирно, и даже не пугали детишек, которые время от времени прибегали поглазеть на них. Они ели, спали, о чём-то между собой разговаривали, о чём разобрать было трудно, так как говорили эти странные люди очень тихо и как то неразборчиво.

А через три дня прибыл из уезда небольшой отряд милиции, так нынче назывались стражи порядка, те, что сменили старую уездную полицию, да и жандармерию заодно. Они сразу направились к дому дядьки Панкрата, он считался негласной властью в деревне, и пока новая власть ещё не успела поставить здесь своих людей, мирилась с местным самоуправлением.

Старший бесцеремонно зашёл в дом.

– Эй, Панкрат, ты дома?

– Дома, дома, – отозвался дядька Панкрат откуда-то сзади.

– Чего это ты прячешься?

– Я не прячусь, я работаю, дел то по хозяйству хватает, некогда дома на печи сидеть.

– Ладно, не шуми, показывай лучше, кого это вы здесь выловили в лесу.

– А вы по этих приехали? Ну, тогда пошли, они у нас в пустующем сарае, на краю деревни закрыты.

– Что за люди?

– Да кто их знает, тихие, вроде, спокойные. Как поймали, то очень сильно рычали, а потом успокоились, днём всё больше спят, а по ночам все шушукаются. Сбежать не пытались, есть едят, на детишек не кидаются. В общем, похоже, люди.

– А ты за кого их принял?

– Да не я, это народ болтает, что, мол, Ети поймали, а я сам себе тоже меркую, откуда вдруг у Ети одёжа возьмётся? Они без оной по лесам вроде бегают, да и не видел их ни кто, ни разу, так только слухи. Только вот мне сдаётся, что это те, что зимой в дальних горах сгинули.

– Да как же они могли прожить столько времени без еды, без питья?

– Тайга, небось, кормила, да поила.

– Может и так, может и так. Ладно, открывай, – мирно беседуя, они дошли до сарая, в котором были закрыты Фирсов с Быстровым.

– Только ты Фёдор Палыч осторожно, они днём то спят, мне, почему то сдаётся, что они дневного света не переносят, и как видят его, очень сильно ревут.

– Хорошо, разберёмся. Двое, к окнам, взять их на прицел, на всяк случай, открывай Панкрат.

Дядька Панкрат открыл двери и предусмотрительно ретировался, за спины милиционеров, а старший милиционер шагнул в открытые двери. Двое пленников спали, свернувшись калачиком на свежем сене. От давно не мытых тел разносилась страшная вонь по всему сараю, такая, что милиционеры, были вынуждены закрыть шапками носы.

Старший, Фёдор Палыч, как назвал его дядька Панкрат, достал из ножен шашку и ткнул поочерёдно спящих, те подскочили, рыкнули и моментально закрыли руками глаза.

– Кто здесь? Что случилось, – спросил один из них.

– Во, ты смотри, разговаривают, Панкрат, это точно не Ети, – отозвался один из милиционеров.

– Хватит болтать, – прикрикнул на него старший, – берите их, руки, ноги вяжите, да в телегу, повезём в уезд, там и разбираться будем, кто такие, и что в тайге делали. – Милиционеры кинулись исполнять приказ, а сам развернулся и выскочил на улицу, отдышаться.

– Ну, всё, Пакрат, забираем мы их у тебя, сарай можешь дальше по назначению использовать, да вот только сдаётся мне, проветриваться он теперь года два будет. Фу, ну и вонище от них.

Тем временем связанных пленников уже уложили на телегу и отряд, был готов отправиться в обратный путь.

– Бывай, Панкрат, – попрощался Фёдор Палыч, уселся в седло и повёл своих людей, прочь из деревни, в направлении уезда.

Устроившись на телеге, пленники успокоились, скрутились калачиком, так чтобы лица были надёжно спрятаны от дневного света и успокоились. Они не подавали признаков жизни на протяжении всего пути, милиционерам даже иногда казалось, что те померли, но для ясности решили их не трогать. На месте есть начальство, оно разберётся, живые, мёртвые, и решит, что с ними делать дальше.

Но как только солнце село за верхушки сосен, пленники зашевелились и что-то начали потихоньку между собой обсуждать. Милиционеры пытались прислушаться к тому, что они говорят, но так ничего и не поняли. Во-первых, те говорили очень тихо, а во-вторых, как-то больно неразборчиво.

– Быстров, а Быстров, – тихонько позвал Фирсов.

– Чего тебе?

– Слушай, Быстров, нас точно в ЧеКа везут, а там выяснят кто мы и что мы, да и смысла нет никакого, скрывать. Вот только про груз молчать нужно, так и доложим, что утопло оно. Как ты считаешь?

– Я не знаю, может всё честно рассказать?

– Послушай меня, если я сейчас хоть немного усомнюсь в тебе, то я моментально тебе глотку перегрызу, ты мне больше не нужен.

– Так, а что мы ещё будем им рассказывать? Где были, куда отряд делся?

– Вот здесь и расскажем про пещеры, что, мол, так и так, кладбище у них там, и они весь отряд туда обманом затащили и там уничтожили, нам только и удалось выжить. И про тех, кто там жить остался, тоже молчок, говорим, что всех казаки с офицерами потом ушли их подземелий, а мы потерялись там и столько времени выбирались.

– Спросят, что ели там столько времени.

– Скажем, что крыс всяких ловили, да червяков, только бы выжить. Всё понял?

– Да всё.

– Вот этой самой линии и держимся, и смотри у меня, если только что не так подумаешь, я уже не говорю, что скажешь. Я тебя из-под земли достану, и кровь твою по капелькам выпью. Понял меня?

– Да понял я Паша, понял. Нам бы с тобой ещё зрение вернуть, а то без глаз толку-то от всего этого золота?

– Забудь это слово Серёжа, убедительно тебя прошу, вспомним его, только когда получится этот груз в Китай вывезти. Вот там и назовём его тем словом, которым он называется. До тех пор это просто груз.

– Почему забыть-то?

– Если не забудешь, обязательно проговоришься.

– А тогда всё забываю.