Однажды вблизи города Коатеиек, на территории Тескоко, громадный орел схватил одного землепашца за волосы и поднял в небо. Он отнес его на высокую гору, высадил его около пещеры и произнес такие слова: «Могущественный сеньор, я выполнил твое приказание и доставил тебе крестьянина, которого ты пожелал увидеть». — «Добро пожаловать, и оставь его здесь», — отвечал голос из пещеры. Человека ввели в роскошный зал, где находился некий важный господин, который предложил ему цветы и сигару. Затем он показал ему спящего человека, который оказался Монтесу мой, и изрек: «Вот перед нами жалкий Моптесума, опьяненный и потерявший сознание от своей гордости и высокомерия; он тот, кто презирает всех на свете... И если тебе интересно знать, как крепко держит его гордость в этом бессознательном состоянии, прикоснись к его бедру копчиком своей горящей сигары, и ты увидишь, что он ничего не почувствует». После некоторого колебания крестьянин повиновался. Император не пошевельнулся. Затем сеньор попросил крестьянина пойти рассказать Моптесуме о том, что произошло. В качестве доказательства крестьянин должен был показать Моптесуме ожог на его бедре. «И скажи ему, что он рассердил Создателя всего и что тот сам искал такое зло, которое бы следовало обрушить на Моитесуму, и что теперь покончено с его властью и его высокомерием. Пусть он употребит с пользой то время, которое ему еще остается, и терпеливо переносит удары судьбы, потому что он сам их на себя навлек».
Орел отнес назад незадачливого вестника, который пошел обо все рассказать Моптесуме. Последний вспомнил, что действительно, когда он спал, то привиделось ему, что какой-то мужик прижег ему бедро сигарой. Он нашел след от ожога и велел бросить крестьянина в подземелье...
Монтесума спал в пещере на вершине горы: скоро мы будем иметь возможность узнать, что он якобы хотел скрыться в пещере, и услышим обвиняющий голос, принадлежащий как бы творцу, явно созданному христианским воображением. Эпизод связан с Коатепеком, поскольку нужно показать, что Монтесума относится к антиподам мешикского бога, который одержал победу над Койольха- уки и четырьмя сотнями хвицнауас. Уицилопочтли выскакивает из утробы своей матери-земли, чтобы нападать. Монтесума тоже находится во чреве земли — в пещере, символе луны и матки, — но там он просто лежит без чувств и без движения. Он — угасающее светило.
Именно в этом 1517 году рассматривалось запутанное дело Цомнантекутли, правителя Куитлауака, который советовал не украшать роскошно жилище Уицилопочтли. Сознательно или нет, но государь кольхуас вел себя все более и более как солнце в конце эры.
ПОРТРЕТ КОРОЛЯ
Согласно Chronique X Монтесума заказал скульпторам свой портрет из лучшего камня скалы Чапультенек, как это делали до него некоторые из его предшественников. Монтесума но-королевски наградил скульпторов. Уже до начала работы каждый из них получил много красивой одежды, бруски соли, десять грузов фасоли (один груз — от 23 до 30 кг), столько же бобов другого рода, два груза чилийского перца, целую лодку кукурузы, по два груза какао и хлопка — словом, вполне достаточно для того, чтобы безбедно существовать им и их семьям в течение всего времени, пока будет продолжаться их работа. Позже Монтесума велит выдать скульпторам всю последнюю дань из Куэтлакстлана.
Tlatoani был изображен, утверждает Тезозомок, «таким, каким он был: небольшого роста, хорошего сложения, с красивым лицом, со сплетенными волосами, украшенными перьями розовой колпицы, с очень изящной трубочкой в носу, с нефритовыми ушными украшениями xiuhtezca- nacochtli, с золотым пагубным украшением; па его правом запястье и на правой лодыжке были браслеты из шкуры ягуара, в руках он держал круглый щит и колокольчики omichicahuaz. Он сидел па богато украшенном тропе, спинка которого была обтянута шкурой ягуара. Его взгляд был серьезно задумчив». Увидев себя таким, он сказал, превозмогая слезы: «Если бы наши тела были такими долговечными, как эта скульптура, изваянная из камня, которой суждена вечная жизнь, разве кто-нибудь боялся бы смерти? Но я понимаю, что должен умереть, и эта скульптура — единственное, что останется от меня на память людям».
История здесь подтверждает легенду: Монтесума действительно дал себя изобразить на скале Чапультенек. От этой работы сохранились некоторые следы. Восточное подножие скалы хранит королевские рельефы (первоначально они были раскрашены), которые дают нам прекрасную возможность сопоставить свидетельства Тезозомока с археологическими данными.
Монтесума позирует для своего скульптурного портрета на Чапультепеке. Duran, Historia... 1867-1880
Император не сидит на тропе, покрытом шкурой ягуара, а стоит прямо и всей своей позой обращен вперед. Невозможно судить о выражении его лица (скорее всего, выражения лица в обычном понимании там и ие было); собственно
говоря, лицо, как и вся верхняя часть тела, специально разбито и стерто. Таким образом, не представляется возможным оценить точность хрописта-комнилятора в описании различных украшений. О чем можно говорить с полной уверенностью, так это головной убор из перьев розовой колпицы, круглый щит и omichicahuaztli или, вернее, chicahuaztli, жезл с погремушкой — такой, какой должен был быть у «бога в содранной коже» Шине-Тотека. Этот жезл несколько напоминал пику и был украшен лентами. В основании острия жезла находился полый шар, содержавший в себе мелкие камешки, которые действовали как в обычной погремушке и заставляли звучать «музыкальный инструмент» при ударе жезла о землю. Действительно, этот жезл вполне различим на рельефе, и его присутствие указывает на то, что король изображен в виде Шипе; круглый щит и головной убор из перьев розовой колпицы также характерны для «бога в содранной коже».
Именно эту одежду обычно надевал tlatoani, отправляясь в поход. Для этого было несколько причин. Прежде всего, на поле боя воины торопились содрать заживо с первого взятого в плен кожу и надеть ее на одного из своих «храбрецов». Далее, Шине был божеством, ответственным за жатву, война была жатвой богов.
Фигура окружена различными глифами. Первый из них отсылает нас к реформе праздника Нового Огня: дата (2-й год Тростника), изображенная в виде тростника, обвитого шнурком — аллюзия па связь годов. Здесь же присутствует глиф сеньора, соответствующий положению Монтесумы («Тот, который сердится как сеньор»). Рядом находится дата — 1-й год Каймана (Capactli); возможно, это дата, реальная или условная, его интронизации. По другую сторону изображения находится едва различимый глиф 1-го года Тростника. Эту дату можно интерпретировать но-разному. Это календарное имя Кецалькоатля, и в то же время это год, соответствующий нашему 1519, то есть году прибытия Кортеса. Далее, Моптесума согласно официальной версии родился именно в этот год, и через пятьдесят два года ему исполнится ровно «век». И, наконец, в мифологии 1-й год
Тростника -- это, согласно Historia de los Mexicanos рог sus pinturas (основанной на документе, составленном при Моптесуме) дата первой ритуальной войны.
Маловероятно, что глиф указывает на год рождения МонтесуМы. Если бы у императора было то же календарное имя, что и у Кецалькоатля, то хронисты, но крайней мере те, которые постоянно подчеркивают связь между Кортесом и Кецалькоатлем, старались бы обязательно подчеркнуть и это обстоятельство. Кроме того, ацтеки не имели обычая записывать календарное имя известных личностей. Глиф отсылает нас еще раз к вопросу о возрасте Монтесу- мы. Необычным кажется прибытие Кортеса именно в год рождения Кецалькоатля. Для этого существовал только один шанс из пятидесяти двух. Маловероятным представляется, кроме того, что Монтесума родился именно в этот год и что в 1519 году ему исполнился ровно «век». Пришлось бы констатировать слишком много совпадений.
Возможно, миф мог означать год открытия монумента. В 1519 году Монтесума следил за каждым шагом в продвижении белых. Возможно, эта дата является одновременно и намеком на «возрождение» Кецалькоатля. Расположение рядом образа короля Шине и даты не лишено в этом смысле значения. Надо учитывать, что согласно некоторым версиям Шине был спутником Кецалькоатля в Толлане. В таком случае выбор Шипе был продиктован соображениями, не имеющими отношения к нему непосредственно. Впрочем, но крайней мере один из предшественников Монтесумы велел изобразить себя именно в таком виде.
