Оставьте всё, хлопот не стоит ваших,
Пусть даже оправдаете Витторию.
Ф р. М е д и ч и
Муж голос повышал,
Когда ушли мы?
И з а б е л л а
Клянусь вам жизнью, нет!
Клянусь вам тем, что не хочу терять я.
Обломки прошлой красоты моей —
Неужто дань триумфу потаскушки?
Ф р. М е д и ч и
Ты взбесилась!
И з а б е л л а
Глаза бы стерве вырвать, года два
Валяться, издыхать ей!
Нос отрезать
И губы! Зубы ей гнилые рвать,
А тело, словно мумию, хранить —
Трофей законной злобы,
Пылающий огнем.
И ад горячий по сравненью с горем
Души моей — снегов растаявших вода.
(К Браччьяно.)
Из милости, супруг мой, —
Брат мой, подойдите ближе, и
Вас прошу, мой кардинал, —
Меня одним ссудите поцелуем.
С тобой не лягу я отныне. Клянусь
Венчальным я кольцом.
Ф р. М е д и ч и
Ты не ляжешь с ним!
И з а б е л л а
И столь же строго соблюду развод я,
Как будто тысяча среди суда
Прослушало ушей и сотни тысяч
Скрепило рук.
Б р а ч ч ь я н о
Со мной не ляжешь ты?
И з а б е л л а
И пусть из-за былых моих безумий
Мне не поверят, этот мой обет
Не будет, — я душой ручаюсь, — сорван
Раскаяньем manet alta mente repostum[8]{195}.
Ф р. М е д и ч и
Клянусь, ты от рождения
Глупа, безумна. Ревнивица!
Б р а ч ч ь я н о
Вы видите — не лгу.
Ф р. М е д и ч и
Так вот каков твой круг,
Измельченных из рога крошек?
Чтоб мужа колдовством приворожить?
Сама рога ты заслужила
За ревность. Помни клятву
И в комнату свою иди.
И з а б е л л а
Нет, государь, я в Падую немедля
Хочу. Ни на мгновенье здесь не задержусь.
М о н т и ч е л ь з о
О госпожа!
Б р а ч ч ь я н о
Позвольте ей, так будет лучше.
Полдня дороги успокоит гнев
И вынудит вернуться.
Ф р. М е д и ч и
Не представлю, как его преосвященство
Пойдет просить развод благословить —
Вот будет всем потеха.
И з а б е л л а
Жестокость, правь! Пусть сердце холодеет:
В нем смертный ужас, что воззвать не смеет.
(Уходит.)
(Возвращаются Марчелло и Камилло.)
М а р ч е л л о
Камилло прибыл, герцог!
Ф р. М е д и ч и
Где же предписанье?
М а р ч е л л о
Здесь оно.
Ф р. М е д и ч и
Подайте мне кольцо.
(Ставит печать.)
(Франческо Медичи, Монтичельзо, Камилло и Марчелло удаляются в глубь сцены.)
Ф л а м и н ь о
Государь, заметили ли вы их перешептывания? Я приготовлю снадобье, и две головы не додумаются до такого, — злей чеснока, убийственнее антимония, — и не уследишь, как проберется сквозь всё тело до самого сердца. Таинственнее и непостижимее придумать невозможно.
Б р а ч ч ь я н о
Это ты об убийстве?
Ф л а м и н ь о
Они хотят послать его в Неаполь, я же отправляю его на Кандию{196}.
(Входит доктор.)
Вот еще один экземпляр.
Б р а ч ч ь я н о
А, доктор!
Ф л а м и н ь о
Жалкий плут. Плохо лечит, государь. Из тех он, кого за распутство драть надо, да только он признался, что подобный приговор над ним уже приведен в исполнение, и тем самым отложил возмездие до non plus[9].
Д о к т о р
И был обманут, государь, большим, чем я, мошенником — он заставил меня оплатить вымышленную экзекуцию.
Ф л а м и н ь о
Он уверяет, что от введения некоторых пилюль кишки человека становятся дырявей дудки или горелки. Он берется отравить поцелуй и придумал как-то увенчать свои труды следующим. В Ирландии не найти яд — так он затеял приготовить дурман из газовых испражнений испанцев и заразить им весь Дублин.
Б р а ч ч ь я н о
О, Антонов огонь!{197}
Ф л а м и н ь о
О, твоя проклятая антипатия к природе. Видите, его глаза — кровавые, как игла хирурга, зашивающего рану. Дай обнять тебя, жаба, и любить тебя, о мерзкий, мерзкий клистирщик, желающий вырывать легкие, желудок, сердце и печень по кусочкам.
Б р а ч ч ь я н о
Довольно. У меня к вам поручение, почтенный доктор.
Ты в Падую поедешь. По пути
