15 О, вспомни!.. И нельзя тебе забыть! Твоя душа так долго, так сурово Возобладать собою допустить Боялася всему, что было ново. Ты не из тех, которые шутить Спокойно могут с тайным смыслом слова, Которым любо век себя дразнить, Которым чувство каждое обнова… Ты не из тех! И вечно будь такой, Мой светлый сильф {70}, с душой из крепкой стали, Пусть жизнь моя разбита вся тобой, Пусть в душу мне влила ты яд печали,— Ты права!.. Но зачем у ног твоих Я не могу, целуя страстно их, 16 Сказать, что, право, честно ты решила Вопрос, обоим, может быть, равно Тяжелый нам? Безмолвна, как могила, Твоя душа на зов моей давно… Но знай, что снова злая нота пыла В разбитом сердце, и оно полно Всё той же беззаконной жажды было. Где б ни был я — во мне живет одно! И то одно старо, как моря стоны, Но сильно, как сокрытый в перстне яд: Стон не затих под страстный звук канцоны, Былые звуки tremolo дрожат, Вот слезы, вот и редкий луч улыбки — Квартет и страшный вопль знакомой скрипки! 17 За то, чтоб ты со мной была в сей миг, За то, чтобы, как встарь, до нервной дрожи Заслушавшись безумных грез моих, Ты поняла, как внутренно мы схожи, Чтобы, следя за ходом дум твоих И холод их искусственный тревожа, Овладевать нежданно нитью их… О! я за это отдал бы, мой боже, Без долгих справок всё, что мне судил Ты в остальном грядущем!.. Было б пошло Назвать и жертвой это. Тот, кто жил Глубоким, цельным чувством в жизни прошлой Хоть несколько мгновений, — не мечтай Жить вновь — благодари и умирай! 18 Один лишь раз… о да! сомнений нет — Раз только — хаос груди проникает Таинственный глагол: «Да будет свет!» {71} Встает светило, бездну озаряет, И всё, что в ней кипело много лет, Теплом лучей вкруг центра собирает. Что жить должно — на жизнь дает ответ; В чем меры нет — как море опадает; Душевный мир замкнут и завершен: Не темная им больше правит сила, А стройно, мерно двигается он Вокруг животворящего светила. Из бездны темной вырвавшись, оно Всё держит властно, всё живит равно. 19 О, не зови мечтанием безумным Того, что сердцу опытом далось! Едва ль не всё, что названо разумным, Родилося сначала в царстве грез, Явясь на свет, встречалось смехом шумным Иль ярым кликом бешеных угроз, Таилось в тишине благоразумным И кровью многих смелых полилось. И вновь нежданно миру представало, И, бездны мрак лучами озаря, Блестящим диском истины сияло, А греза — то была его заря! То было бездны смутное стремленье Создать свой центр, найти определенье. 20 Нет! не зови безумием больным Того, что ты, пугливою борьбою Встречая долго и мечтам моим Отдаться медля, чуткою душою Поймешь, бывало, ясно той порою, Когда пойдут по небесам ночным Лампады зажигаться над землею! В тот час к земле опущенным твоим Ресницам длинным было подниматься Вольнее — и, борьбой утомлена, Решалася ты вере отдаваться, И, девственно-светла, чиста, нежна, Ты слушала с доверчивостью жадной То проповедь, то ропот безотрадный! 21 Как я любил в тебе, мой серафим, Борьбу твою с моею мыслью каждой, Ту робость, что лишь избранным одним Душам дается, настоящей жаждой Исполненным… Приходит вера к ним Не скоро, но, поверивши однажды, Они того, что истинно-святым Признали раз, не поверяют дважды. Таких не много. Их благословил Иль проклял рок — не знаю. В битву смело Они идут, не спрашиваясь сил. Им жизнь не сон, а явь, им слово — дело, И часто… Но ведь есть же, наконец, Всеправящий, всевидящий отец! 22 И что мне было в этих слепо-страстных Иль страстно-легкомысленных душах, Которых вечно можно влечь, несчастных, Из неба в ад, с вершины в грязь и прах, Которых, в сердца чувствиях невластных, Таскай куда угодно, — в тех рабах, Привыкших пыл движений любострастных Цитатами и в прозе и в стихах Раскрашивать? Душе противно было Слепое их сочувствие всегда, Пусть не одна из них меня любила С забвеньем долга, чести и стыда, Бессмысленно со мною разделяя И тьму и свет, и добрая и злая! 23 Но ты… Нервический удар в тот час, Когда б сбылись несбыточные грезы, Разбил бы полнотой блаженства нас, Деливших всё: молитву, думы, слезы… Я в это верю твердо… Но не раз Я сравнивал тебя с листом мимозы Пугливо-диким, как и ты подчас, Когда мой ропот в мрачные угрозы Переходил, и мой язык, как нож, В минуты скорби тягостной иль гнева, Мещанство, пошлость, хамство или ложь Рубил сплеча направо и налево… Тогда твои сжималися черты, Как у мимозы трепетной листы. |