—

Зачем?

— 

Потом узнаешь.

—  

Извини, папа, я еще не проснулся. Прости за глу­пый вопрос, конечно, я сейчас подъеду.

Завершив свой короткий телефонный разговор и пол­ожив трубку на аппарат, Лесник, обращаясь к троице аме­риканцев, произнес:

— 

Мне нужна тачка, чтобы она нас отвезла в одно мес­то.

— 

Без проблем, — заверил его Простон.

Когда они стали расставаться и прощаться, Дебанти­ни, пожимая ему руку, сообщил с улыбкой:

— 

Мы довольны сотрудничеством с тобой.

—

Я тоже доволен вами, — похлопав его рукой по пле­чу, заверил Лесник.

На «тойоте-лексас», управляемой все тем же молчали­вым водителем, Лесник вместе со своими телохранителями и добычей подъехал к ресторану «Уставший ковбой». Там он потребовал, чтобы водитель остановил свой автомобиль рядом с машиной сына на расстоянии одного метра. Его пересадка с телохранителями и добычей из одной машины в другую произошла быстро и практически незаметно для окружающих. После указанного маневра «тойота-лексас» их покинула.

Однако Лесник не последовал примеру Сысоя и

Хуго,

усевшихся в салоне автомобиля на заднее сидение и устро­ивших у себя между ног мешок с добычей, а остановился возле машины, поманив пальцем Константина. Они вмес­те зашли за багажник автомобиля, где Лесник рассказал сыну о результатах своей ночной работы, не забыв упомя­нуть, что акции фирмы Корвина Фостера теперь лежат у него в мешке с деньгами, которых у него набралось на об­щую сумму двенадцать миллионом долларов.

— 

Ничего себе, отец, ты даешь гут у нас копоти. Так у нас в Америке не каждый миллиардер зарабатывает.

— 

Я тебя сюда вызвал не для того, чтобы выслушивать твое восхищение. Эти бабки и акции сейчас везти к тебе домой нельзя.

— 

Почему?

— 

Вдруг у моих американских друзей имеются платные уши копов. Они могут вывести гончих на наш след. Чтобы подстраховаться и не замараться в дерьме, нам надо с тобой свою добычу на время хорошенько спрятать.

— 

Конечно, но где?

—

Я знаю, что ты в дружбе с внуком Молоха. Знаю, ка­кими темными делами он занимается, но это его дело. Меня интересует, не возьмется ли он до моего отъезда домой при­прягать у себя нашу добычу?

—

Думаю, что от него отказа в нашей просьбе не будет.

—

Тогда поехали к нему в ресторан.

После затяжного дождя, прекратившегося только к утру, во многомиллионном городе, задыхающемся от смо­га, дышалось на удивление легкой приятно. Нос наступле­нием утра просыпающийся город уже в достаточной степе­ни увеличил плотность движущегося потока транспортных средств, который урча и поскрипывая, с каким-то злорад­ным удовольствием отравлял легкие людей угарным газом, словно наказывая жителей за то, что они не желают пере­двигаться жить и работать дедовскими методами. Как до­лго природа будет терпеть нашу строптивость, будущее по­кажет.

Сев в машину вместе с Константином, Лесник попро­сил его:

—  

Помотайся немного по городу, а вы, парни, понаб­людайте за машинами, следующими за нами. Давайте про­верим, не сел ли кто нам на хвост.

—

А что, могут сесть? — поинтересовался у него Кон­стантин.

—

Такой ход со стороны кое-кого не исключаю, поэто­му проверить такую версию считаю не лишним.

Поколесив по городу минут тридцать и не обнаружив за собой слежки, они поехали к Локману Хаиму Якобовичу на двенадцатую авеню в ресторан «Ночная фиалка», кото­рый после смерти Молоха автоматически стал собствен­ностью его сына.

Якоб Давыдович занимался

Честным,

чистым бизне­сом, но, зная, чем зарабатывал на жизнь его отец, Молох, не запрещал своему сыну Хаиму

время

от времени нарушать закон. Тем более, что связанная с ним мафия не облагала

его ресторан разорительной данью, что было немаловаж­ным фактором в принятии решения отцом не препятство­вать Хаиму делать грязные деньги.

Хаим был похож фигурой на деда и отца, такой же, как они, низкого роста, с огромной головой, но пока еще ее ук­рашала не плешь, а короткие курчавые черные волосы. Он не был толст, как Молох, или, как отец, но плотная фигура уже сейчас говорила о его предрасположенности к полно­те. Только тридцатилетний возраст Хаима еще позволял ему бороться с этой склонностью и не отдавать свое тело в плен жировых отложений. Его карие, жгучие глаза были улыб­чивы и пытливы.

Просьба Лесника, поддержанная Константином, у Ха­има вызвала понимание и поддержку. Взяв мешок с ноч­ной добычей, Хаим унес его из комнаты и отсутствовал с ним довольно долго. Вернулся к гостям он без мешка и за­верил их, что ценности будут у него храниться не менее над­ежно, чем в швейцарском банке. Откуда ему было знать, что не все денежные вклады клиентов в швейцарских банках имеют стопроцентную гарантию.

Считая проблему гостей решенной, Локман, обра­щаясь к Леснику, поинтересовался:

— 

Как вы смотрите, Виктор Степанович, на то, чтобы вместе за дружеским столом отметить нашу встречу?

—

Хаим, мы отметим ее в другой раз, когда будет более подходящее время, — уклонился от предложения Лесник.

— 

Почему?

—

Сам подумай, ну зачем нам сейчас перед всеми афи­шировать, что между нами дружеские отношения?

— 

Как скажете, Виктор Степанович, вам виднее, — раз­ведя руками, как бы снимая с себя всю ответственность за то, что встреча между ними прошла без хлебосольства, за- явил он.

Не задерживаясь больше в «Ночной фиалке», простив­шись с Локманом, Лесник со всем своим сопровождением поехал домой к сыну.

Если после завтрака Лесник вместе с Сысоем и

Хуго

легли отдыхать, то Константин отправился на работу в свою фирму, довольный, что скупленные Юргендом акции Ре- гиты и ее дяди теперь им никто не предъявит к оплате, а при желании он может их вновь пустить в оборот. Только его семье надо немного переждать и убедиться, что его отец и он вне всяких подозрений в преступлении, связанном с семейством Потсбернера.

Приехав к себе на работу, Константин позвонил в меж­дународный аэропорт и заказал наследующий день три би­лета первого класса на авиарейс в Вену. Такова была воля его отца. Ее выполнение откладывать на конец рабочего дня он не стал, так как за кучей дел мог о ней позабыть.

Лесник проснулся в три часа дня. Сходив в спальню к телохранителям он их разбудил:

—

Ребята, вставайте! — после чего пошел в ванную умы­ваться, бриться и приводить себя в порядок. Его примеру вынуждены были последовать

Хуго

с Сысоем.

Покидая обеденный стол, приготовленный служанкой на три персоны, Лесник, обращаясь к телохранителям, предупредил:

—  

Как отобедаете, приходите ко мне в спальню, есть разговор.

Телохранители не заставили себя долго ждать и при­шли к нему в комнату почти сразу за ним.

— 

Ну как, орлы, отдохнули? Выспались? — спросил он

их.

— 

Вполне, — заверил его Сысой.

— 

От новых знакомых коллег-телохранителей много новостей почерпнули?

—

С чем пришли, с тем и ушли, — недовольно признал­ся Сысой. —Каждый боится другому проболтаться, а поэтому никто никого новостями не баловал.

— 

Чем же вы тогда все занимались, ожидая нас?

—  

Кто кемарил, кто играл в биллиард, а кто резался в карты.

— 

Так выходит, что ничего путевого вы у американцев для себя не почерпнули? — удивился Лесник.

—  

Почему не почерпнули? — возразил

Хуго,

вступая с Лесником в беседу. — Кое-какие выводы для себя сделали.

— 

Какие же именно?

— 

Молчи и дышь, будет барыш.

—  

Хороший вывод, — довольно заметил Лесник. До­став из тумбочки пачку стодолларовых американских бан­кнотов, он кинул ее на кровать, отделявшую его от телохра­нителей.