В данной ситуации ему ничего другого не оставалось делать, как ждать, когда злоумышленники допустят в своей «работе» ошибку, воспользоваться ею и раскрутить дело до победного конца.

Выбрав такую выжидательную стратегию, он не мог дать вразумительного, четкого ответа на частые вопросы и требования мужчин семейства Голдобеевых: почему их ре­бенок еще не найден и когда это произойдет.

Что и говорить, дело ему досталось «гнилое», беспер­спективное. Фуфачев знал, что при трагических послед­ствиях с ребенком Голдобеевых, из-за их высокого положе­ния и богатства ему в этой должности не усидеть. Его обя­зательно уволят с работы в связи со служебным несоответ­ствием. Такая «перспектива», безусловно, не вдохновляла, но здорово нервировала и заставляла его принимать меры, цель которых была только одна: создать видимость актив­ности и усердия.

Теперь мы видим, что не только Голдобеевы сидели на вулкане, переживая за судьбу похищенного Михаила. Сле­дователю Фуфачеву по-своему тоже было нелегко.

Как обе стороны выйдут из затруднительного для себя положения, мы узнаем из следующих глав. Но известно, что под лежачий камень вода не течет. Надо было действовать. Это первыми поняли Голдобеевы.

С возрастом к Леснику пришла не только старость, но

и умудряющий жизненный опыт. Со слов Голдобеева он теперь знал, что Туляк находится в поле зрения работников милиции, следовательно, на всех телефонных аппаратах у него дома и на работе могли уже стоять подслушивающие устройства. А если со всех сторон Туляка обложили, то Лес­нику нельзя ему звонить но телефону, чтобы назначить встречу для известного читателю разговора. Поэтому в де­сять часов он поручил своему водителю от везти в ресторан Угрюмого, который должен был встретиться с Туляком и сказать ему, чтобы тот из своего шалмана не отлучался, так как к нему на беседу приедет Лесник. Угрюмый, возвратив­шись домой все на

гой

же машине, сообщил хозяину, что просьба его выполнена. И в ресторане жду г его визита.

Когда Лесник приехал на встречу и уединился с вла­дельцем кабака в его кабинете, Туляк поинтересовался:

—  

Виктор Степанович, вы когда домой вернулись из Штатов?

— 

Вчера!

—  

И прямое дороги решили встретиться и поговорить со мной?

— Да.

— 

Чем вызвана такая поспешность?

— 

Имею к тебе неотложный разговор.

— 

Какой?

— 

Прежде чем его начать, хочу, чтобы ты пообещал мне вести его без туфты, — поставил условие Лесник.

— 

Обещаю, — не скрывая беспокойства, с бегающими глазами заверил Туляк.

—  

Ты знаешь, что у Голдобеева Юрия Андреевича на днях похитили внука Михаила?

— 

Знаю.

— 

Это твоих рук дело или нет? — внимательно глядя в глаза собеседнику, спросил Лесник.

Туляк знал, что лгать в ответ на такой вопрос он не име­ет права, так как тем самым автоматически из друзей авто­ритетного на всю страну вора превратится в его врага. Ложь своему в среде воров считалась тяжким проступком, кото­рый провинившийся иногда обязан смывать своей со­бственной кровью.

Когда один вор сообщает другому сомнительную ин­формацию или оскорбляет бранным словом, то его собесед­ник, чаще всего,

задавал

ему всем известный вопрос: «Ты отвечаешь за свои слова ?» В гаком случае информатор дол­жен или взять свои слова назад, заявив, что он пошутил, или извиниться, гак как его собеседник всю ответственность за последствия от такого разговора возлагает на «шутника». Большей частью разборки между воровскими группиров­ками происходят потому, что кто-то сподличал, солгал, об­манул, и за это обиженная сторона желает получить от него удовлетворение. Я познакомил читателя с элементарной истиной, чтобы он понял, в какое положение попал Туляк в беседе с Лесником.

Туляку не хотелось просто так, за здорово живешь, пос­вящать Лесника в свою сокровенную тайну. Два желания боролись в его душе: солгать или сказать правду. Наконец, благоразумие победило:

—  

Похищение пацана осуществлено под моим чутким руководством, — улыбнувшись, похвалился он с облегче­нием, свалив с плеч груз недавних сомнений.

— 

Мальчик жив?

— 

Содержится в тепличных условиях.

— 

Зачем ты его умыкнул у родителей?

—  

Хочу с его дедушки получить за внука приличный куш.

— 

И какой же?

—

Думаю, на арбуз согласится.

— 

А чего же ты ему не сообщаешь о своих условиях?

— 

Арбуз пока зеленый, жду, пока дозреет. Неспелый могут и не купить.

— Понятно!

—  

Послушай, Лесник, а откуда ты знаешь, что я с Голдобеевыми не трекал о сумме выкупа за пацана?

— 

Ко мне сегодня утром приезжал домой Юрий Андре­евич, который все рассказал мне о похищении своего вну­ка. Он также мне поведал, что подозревает в похищении своего внука только тебя. По этой причине за тобой уста­новлена слежка ментов. Голдобеевым на работе и дома мен­тами установлены записывающие устройства, и твои теле­фонные разговоры ими тоже прослушиваются.

— 

Ничего себе! Как менты оборзели! Я их, дурак, кор­млю, пою бесплатно, а они, волчары, все равно исподтиш­ка хотят меня укусить.

— 

Работа у них такая, дорогой.

—  

Здорово меня менты обложили, даже не думал, что они такие прыткие. Интересно, зачем Голдобеев тебе рас­сказал о своих секретах, ведь я мог на них и

пойматься?

Неужели он только для того к тебе и приезжал, чтобы поде­литься своим секретом?

— 

Нет, он ко мне приезжал совсем за другим.

— 

Зачем?

—

Обратился ко мне за помощью, чтобы я помог найти его внука.

— 

Ну и как, ты согласился удовлетворить его просьбу?

— 

Конечно! Потому и сижу сейчас перед тобой.

—  

Интересное у нас с тобой сейчас складывается толковище. Я прямо растерялся и не знаю, ты сейчас на моей стороне, или на его?

—   

Я пока держу нейтралитет. Не хочу быть с тобой в доле по передаче от него бабок тебе, и с него не хочу полу­чать плату за свое посредничество.

—

Ты, Лесник, случайно не задался целью сплести па­утину, чтобы потом меня в ней задавить?

— 

Обижаешь меня своими сомнениями. Я же не ты. Я — Лесник. А вот кто ты?

— 

Я понимаю, и принимаю тебя как учителя, а поэто­му сижу с тобой за одним столом.

— 

Значит ты пока еще не совсем дурак и можешь при­слушаться к голосу разума.

— 

И что же он нашептывает?

— 

Прежде чем отвечать, я бы хотел услышать ответ на мой вопрос.

— 

Какой?

—

Я бы хотел от тебя узнать, ты к какой масти себя от­носишь?

— 

Конечно, к козырной. Мое положение не позволяет опускаться до уровня блатных, фраеров и другой шушеры.

—  

Приятно слышать от тебя такое признание. Значит мы с тобой оба относимся к козырной масти.

— 

Спора нет!

—

Ты знаешь, чем отличаются козырные от воров дру­гих мастей?

—  

Если начал учить меня уму-разуму, то просвещай дальше.

— 

Разная шелупень мохнатая, крысы грабят всех под­ряд, даже своего брата-зека, поэтому для них не существует воровского закона, они и у хозяина в зоне, и на свободе захватывают заложников в каких-то своих, корыстных целях и начинают торговаться с заинтересованными лицами, на­бивая цену за свою жертву.

Козырные воры живут по иным принципам, соблюдая и поддерживая воровской закон. Мы имеем совесть, гор­дость, чувство собственного достоинства. Пускай у некото­рых из нас (я ведь тоже когда-то был нищим) нет ни гроша за душой, но мы богаты тем, что у нас есть душа, которую у нас не смогут отнять ни менты, ни лагеря. Сколько нашего бра­та тубиком болеет, другими еще менее приятными болезня­ми, у них нет здоровья, но они сохранили гордость и совесть, а этот флаг, находящийся у нас внутри, надо уметь нести, чтобы не ронять, не пачкать и не позорить.