—  

Их кандидатуры на такой пост не подходят.

—  

Почему?

—    

С уважаемым нами Виктором Федоровичем недав­но парни Луки очень грубо обошлись. И хотя он относится к козырной масти, им обрат делать не стал. Поэтому он у бригады Луки теперь никогда не завоюет такого авторите­та, который позволил бы ему командовать ими с должной требовательностью. Ты со мной согласен, Валет?

—  

Увы! — признал правоту доводов Лесника Валет.

—   

Так что, уважаемый Аркадий Игоревич, его канди­датура на бригадирство отпадает.

—   

У вас еще остается Яков Вахтангович на выдвиже­ние.

—    

Ты, Туляк, глупости не говори. О каком выдвиже­нии Леселидзе на бригадирство может быть речь, если он фраер до мозга костей, не ботает по фене, не знает наших законов? Какой уважающий себя вор позволит ему коман­довать собой?

—  

Да, тут я действительно загнул. Ляпнул о Якове не подумав, — сдался Туляк.

—   

Вот если бы вместо Якова его отец! Его кандидатура

на выдвижение в бригадиры у меня возражений бы не вы

звала, — мечтательно произнес Лесник.

—   

Вы, Виктор Степанович, моего отца сейчас лучше не трогайте и ни в какие криминальные игры не вовлекайте, — попросил Леселидзе.

—   

Почему? — удивился его сопротивлению Лесник.

—    

Если его сын сейчас ходит в товарищах губернатора области и дружит с другими шишками, что нам с вами очень выгодно, то выход на сцену моего отца, как бригадира воро­вской группировки города, сослужит нам медвежью услугу.

— Суждение дельное, согласен. Твой довод в отводе отца от бригадирства более чем убедительный. Раз мне с вами не удалось сварить каши, то идите отдыхайте до четы­рех часов, а я за это время еще посоображаю. Может быть, что путевое и придумаю.

Лука не собирался нарушать взятого на себя перед Уг­рюмым обязательства явиться в кабинет к Леснику на бес­еду к четырем часам вечера. Однако он никак не мог опре­делиться, как ему поступить? Явиться к Леснику во всеоружии и всей бригадой, дать ему бой или признать свою масть ниже, чем его, и полностью покориться воле старика? Его помощники сообщили ему, что с Лесником приехало чело­век пятнадцать боевиков, многие из которых выглядят хо­рошими качками, чьи мышцы не помещаются в одежде и выпирают наружу.

В том, что они вооружены, Лука не сомневался. При такой охране ему с боем к Леснику, безусловно, не пробить­ся. Своим нападением на него он добиться своей цели не сможет. Такой шаг только приведет к ненужным жертвам с той и другой стороны. А это ничего хорошего в будущем не даст, разве что привлечет к нему внимание работников пра­воохранительных органов. Поэтому данный вариант для него был неприемлем.

«Если я поеду к Леснику на беседу с солидным сопро­вождением из своих боевиков, оно его не удивит, но может обидеть. Поеду-ка я к нему один, может быть, до чего-ни­будь путевого и столкуемся», — прикидывал Лука.

Ничего хорошего для себя он от беседы с Лесником не ожидал. Лука не рад был, что связался с этим стариком, но отступать уже было поздно. Кто мог предполагать, что «но­вым русским» может оказаться вор в законе с огромным ав­торитетом в преступном мире.

Точно в оговоренное с Угрюмым время Лука с водите­лем и телохранителем подъехал к зданию компании «Уни­кум». Около его подъезда стояло три иномарки: «Мерседес- Бенц» класса «Е», «Хонда-Аккорд» и «Таурус», — все чер­ного цвета. Его светлый БМВ среди них выглядел белой вороной.

Лука знал, что по воровскому закону вор не должен за­ниматься накопительством.

А то,

что ему удавалось украсть, он обязан пропивать, проигрывать в карты, раздавать. Уви­дев дорогие иномарки у здания и зная, что компания «Уни­кум», ресторан, гостиница и все здание принадлежат Лес­нику, он завистливо подумал:

«Теперь козырные воры пошли другие. Они больше буржуи, чем воры. И что обидно, их я не имею сил доить. Где же справедливость? У кого ее искать? Не в ментовку же обращаться с жалобой на Лесника. Какая же паскудная жизнь пошла для таких бедолаг, как я».

Телохранителя Луки охрана Лесника не впустила в зда­ние, а у него самого прежде чем впустить в кабинет произ­вела личный обыск и забрала пистолет «ТТ».

Зайдя в кабинет, Лука увидел в нем одного седого, ху­дощавого старика, который с ним поздоровался, не пода­вая руки, что было недобрым предзнаменованием.

—    

Подсаживайся ко мне ближе, — указывая рукой на кресло, стоящее около стола, небрежно предложил Лесник Луке. Дождавшись, когда тот уселся в него, он произнес, — Мне Леселидзе передал, что ты имеешь какие-то матери­альные претензии к принадлежащей мне компании. Что за претензии, и в чем они выражаются. Может быть, я их смо­гу удовлетворить, — криво улыбнувшись, счел для себя воз­можным пошутить он.

— 

Угрюмый, приглашая меня на встречу с вами, сооб­щил, что вы вор в законе по кличке Лесник. Правда ли это?

—  

Самая настоящая.

—   

Тогда я все материальные претензии, которые, не зная, что вы воровской авторитет, имел ко всему этому за­ведению, — описав пальцем круг над головой, произнес Лука, — полностью снимаю.

—   

Разумное решение, — считая ниже своего достоин­ства благодарить Луку за него, заметил Лесник, — Только оно слишком поздно пришло к тебе в голову.

—   

В каком плане? — не поняв скрытого смысла в сло­вах Лесника, спросил Лука.

—  

В бригадирах ты ходишь недавно, но даже за это короткое время успел показать себя как лицо, которое не мо­жет быть лидером, тем более руководить крупной воровс­кой группировкой.

—  

Почему?

—   

Потому, что ты игнорируешь наш закон, пытаешься действовать не так, как он тебе рекомендует, а по своему усмотрению и по своему толкованию. Результатом чего яв­ляется то, что ты за несколько месяцев своего правления наломал кучу дров, за что мы, воры, с тебя спросим.

—

А что я натворил такого, за что меня можно наказы­вать?

—  

За что ты сделал на всю жизнь инвалидом Тюрем­щика? За что ты пытался утопить в пруду Варшавянина?

— 

В отношении их я был не прав, — вынужден был при­знать свою вину Лука, так как оправданий его действиям в отношении Тюремщика и Варшавянина в самом деле не было.

—    

В вашем городе проживает мой давний кореш по кличке Валет...

— 

Я его не знаю, — прервав Лесника, обрадованно про­изнес Лука, надеясь, что его кто-то оговорил и он сумеет легко оправдаться.

— 

Ты его знаешь как Стокоза Виктора Федоровича, — разочаровал его Лесник.

—  

Это отец Сергея Викторовича?

—  

Он самый!

—  

Ну так, что вы мне о нем хотите сказать?

—  

Валет тебе говорил, что он старый козырный вор. Ты же всего лишь блатяга. Почему в беседе с ним ты обошелся, как с фраером и даже позволил своим шавкам его побить? Ты что, не знал, что тем самым нарушил воровской закон.

— 

Так получилось! — подавленно признался Лука.

—  

Если бы ты имел голову на плечах и по-человечески обошелся с Валетом и другими своими жертвами, то ниче­го того, о чем я сейчас спрашиваю, не случилось бы. Ты слишком много на себя брал и высоко себя нес, считал себя в городе законом, так как на твоей стороне сила. Догово­рился с моим Угрюмым до того, что собирался со мной ботаться. Такой наглости с твоей стороны я не потерплю, а поэтому снимаю тебя с бригадирства.

— 

А если я не подчинюсь?

—  

Все равно будет так, как решил я, а поэтому не сове­тую мне перечить. Ты моему Угрюмому сказал, что закон на той стороне, у кого есть сила. Я опираюсь на наш закон и поддержку законников. Тогда как ты можешь опираться только на самого себя. Твои парни не посмеют выступить против меня, так как автоматически станут волками, на ко­торых мои свояки устроят охоту, и она будет продолжаться до тех пор, пока их всех не завалят. Я доходчиво объясняю? Ты меня понял?