Возвращаясь с приема у губернатора на заднем сиде­нии своего автомобиля, Стокоз поинтересовался у Варша­вянина:

—

Ты не знаешь, куда сегодня запропастился Тюрем­щик?

— 

Нет, — не отрывая взгляда от полотна дороги, отве­тил ему Варшавянин.

— 

Интересно, куда он мог подеваться.

—

Может быть, с утра проспал, а теперь ждет нас в офи­се.

— 

Может быть, — задумчиво согласился с ним Стокоз.

Приехав к себе в «Уникум», Стокоз не встретил Тюрем­щика и там. Служащие компании тоже подтвердили, что утром его не видели. Такой недисциплинированности в ра­боте Тюремщика ранее не наблюдалось, поэтому его отсут­ствие насторожило Стокоза. Он позвонил по телефону до­мой исчезнувшему телохранителю, трубку подняла на дру­гом конце провода его жена:

— 

Вера Филипповна, Федор Тимофеевич дома?

— 

Нет...

—

А где же он?

— 

Не знаю. Как с вами две недели назад улетел в Гер­манию, так после этого не появлялся.

—  

Разве сегодня он дома не ночевал?

— 

Нет!

—

А где же он?

—

Понятия не имею. Я у вас хотела узнать, — с нескры­ваемой тревогой в голосе призналась она.

Буквально через несколько минут после телефонного разговора Вера Филипповна сама позвонила Стокозу, так как ей только что сообщили из городской больницы, что ее муж, Лукьянов Федор Тимофеевич, в тяжелом состоянии лежит в девятой палате хирургического отделения. Полу­чив от жены Тюремщика сообщение, Стокоз немедленно вызвал Варшавянина и отправился с ним в больницу, за­хватив с собой Веру Филипповну.

Воспользовавшись своими знакомствами с руководст­вом больницы, уже через несколько минут после приезда, облаченные в белоснежные халаты, Стокоз и жена пострадавшего получили право на кратковременное свидание с ним в палате.

Лежа на койке, превозмогая боль и тяжело вздыхая, Тюремщик рассказывал:

— 

Как вы отпустили меня, Сергей Викторович, домой, я пошел к себе. А на улице, уже недалеко от дома, меня за­хватили парни Луки. Посадили меня в машину и отвезли в подвал пивбара. Там со мной пожелал встретиться и «пого­ворить» сам Лука.

—  

Зачем ты ему понадобился? Чего ему от тебя надо было? —обеспокоено спросил больного Стокоз.

— 

Интересовался, кто убил Тракториста.

—

А ты ему что сказал?

— 

Я говорю, что, дескать, впервые от него слышу, что Тракториста убили. Ну, а уж кто это смог его ухандокать, я и подавно не знаю. Ну, правда же! Откуда мне знать, если мы с вами в это время были далеко отсюда? Так ведь?

— 

Конечно!

—

Мой ответ Луке не понравился, и он приказал своим парням бить и пытать меня, требовал, чтобы я сказал ему, кто убил его друга. Заставлял, дурак, признаться

втом,

чего я и знать не знаю. Мало того, что они мою морду в жопу превратили, так еще, гады, сломали мне четыре ребра.

— 

Почему они, сволочи, вздумали пытать именно тебя, а не кого-нибудь другого?

—

Откуда ж я знаю, Сергей Викторович? Правда, Лука предполагает, что это вы виноваты в гибели Тракториста.

—

Он что, прямо вот так тебе и сказал о своем подозре­нии?

—

Да. Признайся, говорит, что Стокоз нанял кого-то прикончить Тракториста, и мы, говорит, тебя не будем му­чить и отпустим за милую душу.

— 

И что ты сделал?

—

А в чем же мне признаваться, если я в этой химии ни копья не секу. Я ж ничего не знаю!

—  

Верно рассуждаешь, — довольно произнес Стокоз. — Тебя менты допрашивали?

—

А как же!

— 

И что ты им рассказал? Говорил о парнях Луки?

— 

Ну что вы, Сергей Викторович! Ни слова из того, что вам сейчас сообщил, я и не пискнул. Сказал им, дескать, не знаю, кто и за что меня избил.

—

Правильно поступил. Я с Лукой сам разберусь, с чего это вдруг он вздумал катить на меня бочку.

— 

Мне бы только подняться и на ноги встать. Я ему, гаду, и сам костыли переломаю.

— 

Кончай храбриться. Должен понимать, что мы име­ем дело с мафией. Терпи и будешь жить. Тебя они больше не посмеют трогать. Ты еще должен богу молиться, что ос­тался жив. Они могли тебе и башку открутить... на всякий случай.

— 

Могли, — ощупывая руками забинтованную голову, согласился с ним Тюремщик.

—

А сюда ты как попал?

—

Да ведь нужного им признания они так от меня и не добились. Убедились, что я действительно ничего не знаю по интересующим их вопросам. Ну вот, Лука и приказал своим подручным отвезти меня к больнице и выбросить тут. Думаю, он наперед, гад, знал, что я его ментам не вы­дам.

— 

Выходит, он тебя пожалел?

— 

В гробу я видал такую его жалость! Гад ползучий, ни за что, ни про что переломал мне ребра, морду расквасил, а потом пожалел как собаку. Я ему, козлу вонючему, все это еще припомню, гадом быть! Тоже будет, как я, кровью харкать!

Довольный результатом состоявшейся беседы, Стокоз решил оставить супругов Лукьяновых в палате одних. Он вручил жене Тюремщика пачку купюр по десять тысяч руб­лей и сказал:

—

Это вам, Вера Филипповна, на первое время для ухо­да и угощения Федора Тимофеевича. Вы оставайтесь здесь, а мне надо ехать разбираться с Лукой, чтобы он прекратил калечить моих людей. Если ему что-то надо от меня, пус­кай со мной и говорит, так ведь?

—  

Вы уж там будьте поосторожнее с ним, — посочув­ствовала ему Вера Филипповна, благодарная за материаль­ную поддержку.

Пожав руку Тюремщику и простившись с его женой, Стокоз покинул палату.

Выйдя на территорию больничного двора, Стокоз при­сел на первую попавшуюся скамью. Ему нужно было как можно скорее обдумать полученную от Тюремщика инфор­мацию и принять правильное решение по своим дальней­шим действиям.

«Значит, Лука со своими парнями ищет виновника убийства Тракториста и подозревает в этом меня. Его проверка пошла по ложному пути. Это хорошо. Ну, а если ему вместо Тюремщика повезет выхватить Варшавянина, который в курсе моих переговоров с Харитоном? Ведь он под такой пыткой, как вчера они учинили Тюремщику, без­условно выдаст меня. — От таких невеселых мыслей и воз­можных неприятных для себя последствий Стокоз даже вспотел. —Что же делать? Какие нужно предпринять сроч­ные меры, чтобы не дать Луке разоблачить меня?..»

Только определившись и приняв решение, Стокоз счел возможным пойти к своей машине.

— 

Что там случилось с нашим Тюремщиком? — встре­тил его шофер настороженно.

—  

Какая-то сволочь здорово намяла ему бока, с пере­ломами ребер. Причем неизвестно кто, — ответил Стокоз, опасаясь сообщать Варшавянину истинную правду, чтобы не пугать его неприятной перспективой в ближайшее вре­мя оказаться на месте Тюремщика.

—  

Вот какая паскудная жизнь наступила! Хоть из дома не выходи: то ограбят, то побьют. Еще хорошо, что нашего Тюремщика совсем не прикончили!

—  

В этой части ты прав, — усаживаясь в автомобиль, согласился с ним Стокоз.

— 

Куда поедем? — включая зажигание, поинтересовал­ся у него Варшавянин.

—

Давай в милицию.

— 

Зачем?!

—  

Если я сказал «в милицию», то мы едем в милицию. Значит, у меня там есть дело, — с раздражением в голосе отчитал Варшавянина Стокоз.

Обидевшись на хозяина за его нежелание беседовать с полным доверием, Варшавянин, замкнувшись в себе, со­средоточенно уставился на дорогу. Подъехав к зданию от­дела милиции и остановив машину, он сообщил, отвернув голову в сторону:

— 

Приехали!

Покидая салон автомобиля, Стокоз на всякий случай предупредил Варшавянина:

— 

Никуда не отлучайся и жди меня на этом месте.

В отделении Стокоз нашел старшего инспектора ОБЭП капитана милиции Пушкаря, с которым часто кутил в раз­ных увеселительных и питейных заведениях. В таких слу­чаях Пушкарь всегда проявлял удивительную скромность, и оплачивать оказанные им услуги приходилось Стокозу. Эта «тяжелая болезнь» — выпивать и гулять за чужой счет — стала у капитана хронической. Что ему при этом вообра­жалось, неизвестно, но из-за своей жадности он все боль­ше попадал в зависимость от нашего бизнесмена, становясь все большим его должником. Теперь Сергей Викторович решил задействовать Пушкаря в осуществлении своего пла­на.