" О друг, я не думала, что тишина " О друг, я не думала, что тишина Страшнее всего, что оставит война. Так тихо, так тихо, что мысль о войне Как вопль, как рыдание в тишине. Здесь люди, рыча, извиваясь, ползли, Здесь пенилась кровь на вершок от земли… Здесь тихо, так тихо, что мнится — вовек Сюда не придет ни один человек, Ни пахарь, ни плотник и ни садовод — никто, никогда, никогда не придет. Так тихо, так немо — не смерть и не жизнь. О, это суровее всех укоризн. Не смерть и не жизнь — немота, немота — Отчаяние, стиснувшее уста. Безмирно живущему мертвые мстят: Все знают, все помнят, а сами молчат. ДОРОГА В ГОРЫ Мы шли на перевал. С рассвета менялись года времена: в долинах утром было лето, в горах — прозрачная весна. Альпийской нежностью дышали зеленоватые луга, а в полдень мы на перевале настигли зимние снега, а вечером, когда спуститься пришлось к рионским берегам,— как шамаханская царица, навстречу осень вышла к нам. Предел и время разрушая, порядок спутав без труда,— о, если б жизнь моя — такая, как этот день, была всегда! На Мамисонском перевале остановились мы на час. Снега бессмертные сияли, короной окружая нас. Не наш, высокий, запредельный простор, казалось, говорил: «А я живу без вас, отдельно, тысячелетьями, как жил». И диким этим безучастьем была душа поражена. И как зенит земного счастья в душе возникла тишина. Такая тишина, такое сошло спокойствие ее, что думал — ничего не стоит перешагнуть в небытие. Что было вечно? Что мгновенно? Не знаю, и не всё ль равно, когда с красою неизменной ты вдруг становишься одно. Когда такая тишина, когда собой душа полна, когда она бесстрашно верит в один-единственный ответ — что время бытию не мера, что смерти не было и нет. РАЗВЕДЧИК Мы по дымящимся следам три дня бежали за врагами. Последний город виден нам, оберегаемый садами. Враг отступил. Но если он успел баллоны вскрыть, как вены? И вот разведчик снаряжен очередной полдневной смены. И это — я. И я теперь вступаю в город, ветра чище… Я воздух нюхаю, как зверь на человечьем пепелище. И я успею лишь одно — бежать путем сигнализаций: «Заражено, заражено»… …И полк начнет приготовляться. Тогда спокойно лягу я, конец войны почуя скорый… . . . . . . . . А через час войдут друзья в последний зараженный город. [ПОЛУНОЧНАЯ] Маятник шатается, полночь настает, в доме просыпается весь ночной народ. Что там зашуршало, что там зашумело? Мышка пробежала, хвостиком задела… (Никому не видные, тихонькие днем, твари безобидные, ночью мы живем.) Слышишь сухонький смычок ти-ри-ри, ти-ри-ри?.. Это я пою, сверчок,— тири-ри, тири-ри… В темной щелочке сижу, скрипку в лапочках держу… Если вдруг бессонница одолеет вас, лишнее припомнится, страшное подчас,— слушай тихий скрип смычка — тири-ри, тири-ри… Слушай песенку сверчка — ти-ри-ри, ти-ри-ри… И тоску постылую заглушит сверчок — сны увидишь милые: пряник и волчок. Слушай, слушай скрип смычка ти-ри-ри, ти-ри-ри… Слушай песенку сверчка — ти-ри-ри, ти-ри-ри… МАРШ ОЛОВЯННЫХ СОЛДАТИКОВ Эй, солдат, смелее в путь-дорожку! Путь-дорожка огибает мир. Все мы дети Оловянной Ложки, и ведет нас Юный Командир. Гремят наши пушки, штыки блестят! Хорошая игрушка, дешевая игрушка — коробочка солдат. Командир моложе всех в квартире, но храбрей не сыщешь молодца! При таком хорошем командире рады мы сражаться до конца. Гремят наши пушки, штыки блестят! Отличная игрушка, любимая игрушка — коробочка солдат. Всех врагов мы сломим понемножку, все углы мы к вечеру займем, и тогда об Оловянной Ложке и о Командире мы споем. Гремят наши пушки, штыки блестят! Первейшая игрушка, храбрейшая игрушка — коробочка солдат! |
