Ирэне Гурской Им снится лес — я знаю, знаю! Мне тоже снилась год подряд дорога дальняя лесная, лесной узорчатый закат. Мне снилось — я иду на в о л е, в живой и мудрой тишине. Ольха колдует, никнут ели, струится солнце по сосне… А всех милей — листва березы. И вот — не властны над душой ни гнев, ни счастие, ни слезы, но только в о л я и п о к о й. Им снится лес — зеленый, мудрый, березовый и молодой, родник безродный, мостик узкий, замшелый камень над водой… Им снится лес — я знаю, знаю! Вот почему, считая дни, я так же по ночам стенаю и так же плачу, как они. Песня Знаю, чем меня пленила жизнь моя, красавица,— одарила страшной силой, что самой не справиться. Не скупилась на нее ни в любви, ни в бедах я,— сердце щедрое мое осуждали, бедные. Где ж им счастье разгадать ни за что, без жалости все, что было, вдруг отдать до последней малости. Я себя не берегла, я друзей не мучила… Разлетелись сокола… Что же, может, к лучшему? Елка, елка, елочка, вершинка — что иголочка, после милого осталась только поговорочка. Знаю, знаю, чем пленила жизнь моя, красавица,— силой, силой, страшной силой. Ей самой не справиться. " Что я делаю?! Отпускаю " Что я делаю?! Отпускаю завоеванного, одного, от самой себя отрекаюсь, от дыхания своего… Не тебя ль своею судьбою называла сама, любя? Настигала быстрой ходьбою, песней вымолила тебя? Краем света, каменной кромкой поднебесных горных хребтов, пограничных ночей потемками нас завязывала любовь… Так работали, так скитались неразлучные — ты да я, что завистники любовались и завидовали друзья… " Это все неправда. Ты любим. " Это все неправда. Ты любим. Ты навек останешься моим. Ничего тебе я не прощу. Милых рук твоих не отпущу. А тебе меня не оттолкнуть, даже негодуя и скорбя. Как я вижу твой тернистый путь, скрытый, неизвестный для тебя. Только мне под силу, чтоб идти — мне — с тобой по твоему пути… «Не может быть, чтоб жили мы напрасно!..» ..Врубелевский Демон год от года тускнеет, погасает, так как он написан бронзовыми красками, которые трудно удержать… Не может быть, чтоб жили мы напрасно! Вот, обернувшись к юности, кричу: — Ты с нами! Ты безумна! Ты прекрасна! Ты, горнему подобная лучу! Так — далеко, в картинной галерее,— тускнеет Демон, сброшенный с высот. И лишь зари обломок, не тускнея, в его венце поверженном цветет. И чем темнее бронзовые перья, тем ярче свет невидимой зари как знак Мечты, Возмездья и Доверья над взором несмирившимся горит… Молодость …Вот когда я тебя воспою, назову дорогою подругою, юность канувшую мою, быстроногую, тонкорукую. О, заставских черемух плен, комсомольский райком в палисаде, звон гитар у кладбищенских стен, по кустарникам звезды в засаде! Не уйти, не раздать, не избыть этот гнет молодого томленья, это грозное чувство судьбы, так похожее на вдохновенье. Ты мерещилась всюду, судьба: в порыжелом военном плакате, в бурном, взрывчатом слове «борьба», в одиночестве на закате. Как пушисты весной тополя, как бессонницы неодолимы, как близка на рассвете земля, а друзья далеки и любимы. А любовь? Как воздух и свет, как дыхание — всюду с тобою, нет конца ей, выхода нет,— о, крыло ее голубое! Вот когда я тебя воспою, назову дорогою подругою, юность канувшую мою, быстроногую, тонкорукую… Борису Корнилову …И все не так, и ты теперь иная, поешь другое, плачешь о другом… Б. Корнилов О да, я иная, совсем уж иная! Как быстро кончается жизнь… Я так постарела, что ты не узнаешь. А может, узнаешь? Скажи! Не стану прощенья просить я, ни клятвы — напрасной — не стану давать. Но если — я верю — вернешься обратно, но если сумеешь узнать,— давай о взаимных обидах забудем, побродим, как раньше, вдвоем,— и плакать, и плакать, и плакать мы будем, мы знаем с тобою — о чем. |
