Сталинграду Девятнадцатого ноября 1942 года началось наше на- ступление на Сталинградском фронте. Мы засыпали с думой о тебе. Мы на заре включали репродуктор, чтобы услышать о твоей судьбе. Тобою начиналось наше утро. В заботах дня десятки раз подряд, сжимая зубы, затаив дыханье, твердили мы: — Мужайся, Сталинград!— Сквозь наше сердце шло твое страданье. Сквозь нашу кровь струился горячо поток твоих немыслимых пожаров. Нам так хотелось стать к плечу плечом и на себя принять хоть часть ударов! …А мне все время вспоминалась ночь в одном колхозе дальнем, небогатом, ночь перед первой вспашкою, в тридцатом, второю большевистскою весной. Степенно, важно, радостно и строго готовились колхозники к утру, с мечтой о новой жизни, новом строе, с глубокой верой в новый, общий труд. Их новизна безмерная, тревожа, еще страшила… Но твердил народ: — Нам Сталинградский тракторный поможет… — Нам Сталинград коней своих пришлет. Нет, не на стены зданий и заводов, проклятый враг, заносишь руку ты: ты покусился на любовь народа, ты замахнулся на оплот мечты! И встала, встала пахарей громада, как воины они сюда пришли, чтобы с рабочим классом Сталинграда спасти любимца трудовой земли. О том, что было страшным этим летом,— еще расскажут: песня ждет певца. У нас в осаде, за чертой кольца, все озарялось сталинградским светом. И, глядя на развалины твои (о, эти снимки в «Правде» и в «Известьях»!), мы забывали тяготы свои, мы об одном молили: — Мести, мести! И про'бил час. Удар обрушен первый, от Сталинграда пятится злодей. И ахнул мир, узнав, что значит верность, что значит ярость верящих людей. А мы не удивились, нет! Мы знали, что будет так: полмесяца назад не зря солдатской клятвой обменялись два брата: Сталинград и Ленинград. Прекрасна и сурова наша радость. О Сталинград, в час гнева твоего прими земной поклон от Ленинграда, от воинства и гражданства его! Новоселье Осенью 1942 года из об- щежитий при предприятиях и учреждениях ленинградцы возвращаются в жилые дома,
покинутые многими в первую блокадную зиму. …И вновь зима: летят, летят метели. Враг все еще у городских ворот. Но я зову тебя на новоселье: мы новосельем встретим Новый год. Еще враги свирепый и бесцельный ведут обстрел по городу со зла — и слышен хруст стены и плач стекла,— но я тебя зову — на новоселье. Смотри, вот новое мое жилище… Где старые хозяева его? Одни в земле, других нигде не сыщешь, нет ни следа, ни вести — ничего… И властно воцарилось запустенье в когда-то светлом, радостном дому, дышала смерть на городские стены, твердя: «Быть пусту дому твоему». Здесь холодом несло из каждой щели, отсюда ч е л о в е к ушел… Но вот зову тебя сюда, на новоселье, под этим кровом встретить Новый год. Смотри, я содрала с померкших стекол унылые бумажные кресты, зажгла очаг, — огонь лучист и тепел. Сюда вернулись люди: я и ты. Вот здесь расставим мы библиотеку, здесь будет столик, стульчик и кровать для очень маленького человека: он в этом доме станет подрастать. О строгие взыскательные тени былых хозяев дома моего, благословите наше поселенье, покой и долголетие его. И мы тепло надышим в дом, который был занят смертью, погружен во тьму… Здесь будет жизнь! Ты жив, ты бьешься, город, не быть же пусту дому твоему! Песня о жене патриота Хорошие письма из дальнего тыла сержант от жены получал. И сразу, покамест душа не остыла, друзьям по оружью читал. А письма летели сквозь дымные ветры, сквозь горькое пламя войны, в зеленых, как вешние листья, конвертах, сердечные письма жены. Писала, что родиной стал из чужбины далекий сибирский колхоз. Жалела, что муж не оставил ей сына,— отца б дожидался да рос… Читали — улыбка с лица не скрывалась, читали — слезы' не сдержав. — Хорошая другу подружка досталась, будь счастлив, товарищ сержант! — Пошли ей, сержант, фронтовые приветы, земные поклоны от нас. Совет да любовь вам, да ласковых деток, когда отгрохочет война… А ночью прорвали враги оборону,— отчизне грозила беда. И пал он обычною смертью героя, заветный рубеж не отдав. Друзья собрались и жене написали, как младшей сестре дорогой: «Поплачь, дорогая, убудет печали, поплачь же над ним, над собой…» Ответ получили в таком же конверте, зеленом, как листья весной. И всем показалось, что не было смерти, что рядом их друг боевой. «Спасибо за дружбу, отважная рота, но знайте, — писала она,— не плачет, не плачет вдова патриота, покамест бушует война. Когда же сражений умолкнут раскаты и каждый к жене заспешит, в тот день я, быть может, поплачу, солдаты, по-женски поплачу, навзрыд…» …Так бейся же насмерть, отважная рота, готовь же отмщенье свое — за то, что не плачет вдова патриота, за бедное сердце ее… |
