Третье письмо на Каму В ночь на восемнадцатое января 1943 года «Последний час» сообщил всей стране о прорыве блокады Ленинграда. …О дорогая, дальняя, ты слышишь? Разорвано проклятое кольцо! Ты сжала руки, ты глубоко дышишь, в сияющих слезах твое лицо. Мы тоже плачем, тоже плачем, мама, и не стыдимся слез своих: теплей в сердцах у нас, бесслезных и упрямых, не плакавших в прошедшем феврале. Да будут слезы эти как молитва. А на врагов — расплавленным свинцом пускай падут они в минуты битвы за все, за всех, задушенных кольцом. За девочек, по-старчески печальных, у булочных стоявших, у дверей, за трупы их в пикейных одеяльцах, за страшное молчанье матерей… О, наша месть — она еще в начале,— мы длинный счет врагам приберегли: мы отомстим за все, о чем молчали, за все, что скрыли от Большой Земли! Нет, мама, не сейчас, но в близкий вечер я расскажу подробно, обо всем, когда вернемся в ленинградский дом, когда я выбегу тебе навстречу. О, как мы встретим наших ленинградцев, не забывавших колыбель свою! Нам только надо в городе прибраться: он пострадал, он потемнел в бою. Но мы залечим все его увечья, следы ожогов злых, пороховых. Мы в новых платьях выйдем к вам навстречу, к «стреле», пришедшей прямо из Москвы. Я не мечтаю — это так и будет, минута долгожданная близка, но тяжкий рев разгневанных орудий еще мы слышим: мы в бою пока. Еще не до конца снята блокада… Родная, до свидания! Иду к обычному и грозному труду во имя новой жизни Ленинграда. «Ты слышишь ли? Живой и влажный ветер…» Ты слышишь ли? Живой и влажный ветер в садах играет, ветки шевеля! Ты помнишь ли, что есть еще на свете земной простор, дороги и поля? Мне в городе, годами осажденном, в том городе, откуда нет путей, все видится простор освобожденный в бескрайней, дикой, русской красоте. Мне в городе, где нет зверей домашних, ни голубей, — хотя б в одном окне,— мерещатся грачи на рыжих пашнях и дед Мазай с зайчатами в челне. Мне в городе, где нет огней вечерних, где только в мертвой комнате окно порою вспыхнет, не затемнено, а окна у живых — чернее черни,— так нужно знать, что все, как прежде, живо, что где-то в глубине родной страны все те же зори, журавли, разливы, и даже города освещены; так нужно знать, что все опять вернется оттуда, из глубин, сюда, где тьма,— что я, наверно, не смогла б бороться, когда б не знала этого сама! Моя медаль Третьего июня 1943 года ты- сячам ленинградцев были вручены первые медали «За оборону Ленинграда». …Осада длится, тяжкая осада, невиданная ни в одной войне. Медаль за оборону Ленинграда сегодня Родина вручает мне. Не ради славы, почестей, награды я здесь жила и все могла снести: медаль «За оборону Ленинграда» со мной как память моего пути. Ревнивая, безжалостная память! И если вдруг согнет меня печаль,— я до тебя тогда коснусь руками, медаль моя, солдатская медаль. Я вспомню все и выпрямлюсь, как надо, чтоб стать еще упрямей и сильней… Взывай же чаще к памяти моей, медаль «За оборону Ленинграда». …Война еще идет, еще — осада. И, как оружье новое в войне, сегодня Родина вручила мне медаль «За оборону Ленинграда». «Мой друг пришел с Синявинских болот…» В сентябре 1943 года вой- ска Ленинградского фронта заняли высоту около Синяви- но, с которой враг вел об- стрел единственной железной дороги в Ленинград… Это бы- ло в дни блистательных на- ших побед на Украине. Мой друг пришел с Синявинских болот на краткий отдых, сразу после схватки, еще не смыв с лица горячий пот, не счистив грязь с пробитой плащ-палатки. Пока в передней, тихий и усталый, он плащ снимал и складывал пилотку,— я, вместо «здравствуй», крикнула: — Полтава! — А мы, — сказал он, — заняли высотку… В его глазах такой хороший свет зажегся вдруг, что стало ясно мне: нет ни больших, ни маленьких побед, а есть одна победа на войне. Одна победа, как одна любовь, единое народное усилье. Где б ни лилась родная наша кровь, она повсюду льется за Россию. И есть один — один военный труд, вседневный, тяжкий, страшный, невоспетый, но в честь него Москва дает салют и, затемненная, исходит светом. И каждый вечер, слушая приказ иль торжество пророчащую сводку, я радуюсь, товарищи, за вас, еще не перечисленных сейчас, занявших безымянную высотку… |
