Впрочем, прежде чем уйти, он все же поднял с земли нечто полезное — свою двустволку, по–прежнему заряженную. Зачем — он и сам не мог бы ответить, но все же с оружием в руках было спокойнее.
Метью зашагал на восток, туда, где вставало солнце. На склоне холма ему преградили путь вывороченные с корнем деревья. Он забрался на один ствол, потом на другой, и в конце концов оставил препятствие позади. Оголенные корни печально торчали кверху; под ними зияли ямы глубиной в несколько футов. Теперь Метью была видна дорога и развалины двух коттеджей: то же полное разрушение, та же тишина. Солнце уже встало, но птиц не было слышно. Что же с ними произошло? Неужели они все до одной попадали с веток и разбились о землю? А может быть, просто улетели, надеясь найти убежище где–нибудь подальше, на более безопасном берегу? Или умолкли с перепугу?
Дорога оказалась пустынной: землетрясение и не могло застать за рулем много автомобилистов. Когда Метью вышел на асфальт, до его ушей донесся знакомый звук, и он тут же испытал облегчение. Это кричал осел. Мисс Люси держала четырех ослов; у нее всегда были эти животные. Торопясь в школу, Джейн неизменно задерживалась, чтобы покормить их хлебом, печеньем или подпорченными яблоками. Выходит, где–то еще сохранилась жизнь.
От дома Люси тоже не осталось ничего, кроме груды камня, пыли и разного мусора. Метью подошел к развалинам стойла. Рядом с рухнувшим забором валялся дохлый осел; пройдя еще несколько шагов, Метью увидел второй труп. Дальше, на краю поля, сохранилась рощица — терновник, бузина, ива. Протяжное «и–а–а» осла стало громче и жалобнее, стоило ему приметить человека. Несчастное животное лежало с вывернутой ногой; не было сомнений, что она сломана. Метью подошел к ослу и погладил его по голове. Осел уткнулся в него своей длинной мордой, глянул влажным глазом и снова издал хриплый крик. Метью приставил ружейное дуло к его теплой голове, снял предохранитель и спустил курок. В тишине прозвучал оглушительный выстрел.
Метью уже возвращался к дороге, когда снова раздалось пронзительное «и–а–а». Он резко обернулся, не веря собственным ушам. Однако крик доносился на сей раз не из поля, а со стороны рощицы. Приглядевшись, он увидел четвертого осла, беспомощно повисшего на ветвях терновника. Зрелище было настолько потешным, что Метью едва не расхохотался. Перебравшись через канаву, он сунулся в заросли.
Осел не мог шевельнуться, но был цел и невредим. Видимо, его забросило в кусты первым же толчком. Из–за судорожных попыток освободиться он лишь плотнее засел среди колючих сучьев, которые сохранили ему жизнь, подобно тому как стебли бамбука не дали погибнуть Метью. Оставалось всего лишь вытащить осла из колючей западни. Метью взялся было за ветки голыми руками, но только оцарапался, так ничего и не добившись. Тут требовался инструмент — скажем, топор. Наверняка что–нибудь подходящее попадется среди развалин. Метью попятился; осел испуганно вскрикнул. Метью успел узнать животное: это была ослица, та, что посветлее, по кличке Паутинка, — всех четырех ослов назвали именами фей.
— Не тревожься, старушка, — ободрил он ее. — Я сейчас.
Однако поиски не увенчались успехом. Сарай был типичным для Гернси сооружением, сложенным из тяжелых бревен и гранитных глыб; Метью только взмок, но так ничего и не смог обнаружить. Тем временем солнце поднималось все выше. Вскоре начались новые подземные толчки — довольно слабые, но все же заставившие его отбежать подальше от бревен и камней.
Здесь, в поле, он случайно наткнулся на лопату, как видно, не бесхозную — острие было недавно заточено. Метью атаковал крепкие ветви, пользуясь лопатой как топором и не жалея сил. Сперва ослица трепыхалась, но потом, сообразив, что человек желает ей добра, притихла. Работенка оказалась не из легких: ветви пружинили, и лезвие то и дело отскакивало в сторону. Прошло полчаса, а успехов не было никаких. Настало время утереть пот и передохнуть.
Наверное, он взялся не за самое главное. Ведь где–то рядом, возможно, в его помощи нуждаются люди. Разве не глупость — приложить все силы, чтобы освободить какую–то ослицу, всего лишь застрявшую в зарослях? Но тут раздалось отчаянное «и–а–а!», и Метью с удвоенной яростью принялся рубить проклятые ветки.
Он сам не знал, сколько прошло времени… Но вот ослица с его помощью высвободила последнюю ногу из переплетения ветвей и оказалась на свободе, вполне довольная жизнью. Метью потрепал ее по лохматой голове. Паутинка подошла к канаве и нагнула голову, чтобы утолить жажду.
Метью вдруг осознал, что и его мучит жажда. Он колебался; даже при обычных условиях нормальный человек не стал бы пить из канавы, теперь же к прежним источникам загрязнения вполне могли добавиться новые. Однако выхода не было. Он опустился на колени, сложил ладони ковшиком, зачерпнул воду и сделал глубокий глоток.
Пока Метью отдыхал, раздумывая, что предпринять дальше, Паутинка как ни в чем не бывало щипала травку в нескольких ярдах от застреленной подруги. Метью снова испытывал угрызения совести из–за того, что потратил столько времени и сил на глупое животное, в то время как его помощь может понадобиться людям — Карвардинам или Мэг Эшвел и ее детям. Оставалось одно — как можно быстрее добраться до них. Конечно, с ослицей придется расстаться. Он припомнил, как, роясь в развалинах сарая, отбросил в сторону моток веревки; сходив за ним, он сделал петлю, надел ее Паутинке на шею, а противоположный конец привязал к ближайшей иве. Далеко она не уйдет, зато сможет пастись, сколько пожелает.
Вдоль дороги тянулись развалины домов. Метью всякий раз останавливался и кричал, надеясь на отклик. Однако сколько он ни ждал хоть какого–то звука, который стал бы признаком жизни, ответом ему была мертвая тишина. Но ведь при землетрясениях внутри домов иногда остаются живые люди? Впрочем, ему тут же вспомнились могучие удары, следовавшие один за другим всю ночь; не было сомнений, что человек, оказавшийся в ловушке после первого толчка, был обречен на гибель после второго или третьего. Метью посмотрел на небо, в котором вовсю светило солнце. Ему хотелось отыскать там что–то, хотя он сам сперва не осознавал, что именно. Самолеты! Предположим, остров получил смертельный удар, но ведь должна же подоспеть помощь с Большой земли! Он вспомнил телерепортажи о природных катаклизмах и кадры, заснятые с борта вертолета. Вертолетам по крайней мере пора уже появиться… Но их нет — что же это означает? Только одно: опустошение охватило куда большую территорию, чем он сперва предполагал, и судьба маленького островка не столь важна на фоне глобальной катастрофы.
Джейн!.. Могло ли несчастье затронуть Восточный Суссекс? Он покачал головой. Предположим, могло — но не в такой же степени! Здесь, видимо, произошло самое худшее. Дорога была усыпана обломками домов. Среди очередной груды хлама нелепо торчала старческая нога. Метью снова зычно крикнул, уже не надеясь, что ему ответят.
Теперь он понимал, почему посвятил столько усилий вызволению ослицы: видимо, уже тогда чувствовал, что на острове вряд ли найдется другой живой человек, кроме него. Он, конечно, продолжит поиски, однако наверняка никого не найдет. Погибли все!
В это мгновение в траве что–то шевельнулось, и Метью рывком повернул голову. Нет, тут выжили не только он и ослица. Должны были остаться в живых почти все мелкие зверьки. Перед ним появилась жирная крыса. Передохнув немного, она не спеша побрела среди руин.
Его охватило непреодолимое отвращение. Подняв камень, он запустил им в сторону крысы, но промахнулся. Крыса замерла, почесывая брюшко. Метью усмотрел в ее позе вызов. Набрав горсть камней, он принялся обстреливать ее. Крыса юркнула в кучу досок и штукатурки.
В глаза Метью бросилось еще кое–что. Увиденное так же бесстрашно взирало на него, как только что крыса, однако на сей раз Метью почувствовал не раздражение, а ужас и тошноту: его взгляду предстала старческая голова. Глаза и рот старика были широко раскрыты. Позади головы валялось бревно, впереди — кусок штукатурки с пятнами крови. Метью согнулся; его вытошнило, звуки судорожной рвоты вспороли утреннюю тишину. Отмучившись, он поспешил прочь, отворачиваясь, чтобы не видеть больше страшное зрелище.
