Метью услыхал издали голос Эйприл и поспешил прочь от могил. Когда они сошлись, могилы остались далеко позади.

Она слегка раскраснелась, на ее губах играла улыбка.

— Ваша нога уже почти совсем выздоровела?

Метью кивнул:

— Наверное, я уже завтра смогу составить вам компанию. Как успехи сегодня?

— Средне. Утром нам показалось, что мы набрели на неплохое местечко: Чарли наткнулся на две банки, а потом на остатки магазинного прилавка. Только там кто–то уже постарался до нас. Весь улов — две банки сардин, одна с горошком, один соус и пять рисовых пудингов.

— Да, негусто.

— Вот именно. Позднее мы нашли еще кое–что, но ничего примечательного.

Эйприл положила свою руку на его. Метью словно током пронзило от ощущения физического контакта, ее близости.

— Вы уверены, что у вас больше не болит нога?

— Конечно. Я немного прогулялся. Думаю, упражнение пойдет мне на пользу.

— Здесь прекрасные места для прогулок. Раньше я очень любила гулять. Однако теперь чувствуешь себя виноватой, когда не занимаешься чем–нибудь полезным, вроде стряпни или розысков съестного.

Метью на минутку накрыл ее руку свободной ладонью.

— Выбросьте ненадолго пользу из головы. Лучше покажите мне ваши излюбленные места.

— Я оставила остальных — они разбирают принесенный хлам… — с сомнением пробормотала Эйприл.

— Обойдутся и без вас. Подумаешь, рисовый пудинг угодит на одну полку с маринадами…

— Да, вы правы. Нельзя слишком серьезно относиться ко всем этим мелочам.

Они неспешно побрели по лесу, наслаждаясь обществом друг друга и благословенным вечерним покоем. Позднее солнце, просвечивая сквозь ветви, окрашивало траву в бледно–лимонный цвет. В неподвижном воздухе разливались тревожащие душу ароматы, будящие воспоминания о былых временах. Вокруг стрекотали насекомые и заливались птицы — Метью поймал себя на мысли, что ни разу за все время после этого не слышал такого птичьего гвалта. Дело было, разумеется, не в том, что птицы успели размножиться. Может, они сперва улетели подальше от эпицентра, а теперь возвращаются в родные места? Похоже, небольшой толчок, случившийся этим днем, не смог их всполошить. Метью поведал о своей догадке Эйприл.

— Куда это «подальше»? — усмехнулась она. — Уж не думаете ли вы, что нас тряхнуло сильнее остальных? Разве прочие страны не поспешили бы нам на помощь, если бы они отделались легче, чем мы?

— Да, — повесил он голову, — от этого довода никуда не денешься. Возможно, мы, наоборот, должны считать себя счастливчиками.

— Все зависит от того, что вкладывать в понятие «счастье». — В ее голосе неожиданно прозвучали резкие нотки, но она тут же взяла себя в руки. — Вскоре после этого Лоренс нашел большой радиоприемник — транзисторный, на батарейках, с тремя коротковолновыми диапазонами. Почти целый. Лоренс поспешил включить его, и раздался нормальный шум — шипение, всяческие помехи. Но ни одного осмысленного сигнала. Он долго шарил по разным волнам, надеясь наткнуться на передающую станцию. Все без толку.

— Приемник сохранился? — затаив дыхание, спросил Метью.

— Нет. Оставили там, где нашли. — Видя его удивление, она добавила: — Мы не причислили его к категории насущно необходимых предметов.

— Даже если тогда эфир был пуст, вдруг потом станции начали трансляцию?

— Приемник смог бы проработать ровно столько, насколько хватило бы батареек.

— Даже за это время вы могли бы что–нибудь услышать. Сигнал из другой части планеты, где землетрясение было слабее…

— Не исключено. — Перед ними выросла живая изгородь, покрытая красными цветами собачьего шиповника и белыми вьюнками. Эйприл остановилась, любуясь цветами. — Только разве это принесло бы хоть какую–то пользу?

— По крайней мере вы бы знали о существовании где–то мало–мальски организованного общества.

Она без предупреждения ушла вперед, и ему пришлось прибавить шагу.

— Нам на помощь никто не явится. Вот что мы должны зарубить себе на носу. В небе не раздастся гул самолетов, которые стали бы засыпать нас всякой всячиной, а в море не покажутся дымящие трубами корабли, груженные мясом, зерном и бананами с авокадо. — Эйприл повернулась к нему с горькой улыбкой. — Кстати, вы и сами как будто догадываетесь об этом. Как же они приплывут, раз исчезло море? Мы отрезаны здесь, и нам никто не поможет, кроме нас самих.

— Да, знаю, — уныло кивнул Метью.

Некоторое время они брели молча — через заросший высокой травой луг к небольшой рощице. На поляне перед рощей рос могучий дуб, высоченный и неохватный, простоявший здесь не одну сотню лет. В гиганте все еще теплилась жизнь, но он сильно накренился, и с противоположной стороны корни безжизненно торчали из земли.

— Зимние заморозки совсем его прикончат, — сказал Метью.

— Да…

Эйприл подошла к дубу и ненадолго прижалась к его коре. Любуясь ею, Метью снова, как и утром, восхитился ее красотой и незаурядностью.

— Дети любили этот дуб. На него ничего не стоило залезть, даже малышам, а наверху был целый лес веток, так что можно было отлично прятаться в листве. Мы часто приходили сюда: они карабкались все выше и выше, а я следила за ними, задрав голову, то и дело теряя их из виду и слыша только голоса. У меня, разумеется, сердце выскакивало от страха, что они сорвутся, но я знала, что нельзя звать их вниз.

— У вас были только мальчики?

Эйприл кивнула. Она пристально смотрела ему прямо в глаза.

— Пяти, семи и десяти лет. Десятилетнего звали Энди. Ден хотел отправить его в частную школу, но я была против. Единственный раз, насколько я помню, у нас вышла размолвка. Но и тут мы пришли к компромиссу. Мальчик должен был оставаться дома до тринадцати лет.

Метью был уверен, что, слушая подобный рассказ, будет чувствовать себя не в своей тарелке, однако ничего похожего не происходило. Она выкладывала ему все как на духу, с полным доверием, и он понимал, что Эйприл не только исповедуется в любви к тем, кого лишилась, но и прощается с ними.

— Я видел их могилы, — вымолвил он.

— Да. Жизнь разбита на стадии. Иногда еще наваливается тоска, но все реже и реже. Ведь ничего худшего, чем те нескончаемые минуты, когда я засыпала их землей, просто уже не может произойти.

Они зашагали обратно в направлении грота. Рука Эйприл была рядом, и Метью взял ее в свою. Их пальцы переплелись, делясь теплом и состраданием. Она рассказывала о поисках скарба и снеди: теперь им придется отойти подальше, чтобы найти что–то стоящее. Эйприл не выразила этого словами, но у Метью создалось впечатление, что она готова, или почти готова, признать, что цепляться за это место и дальше не имеет смысла.

Стараясь обойтись общими выражениями, он сказал:

— Пока мы собираем мусор, оставшийся от прошлого. Иными словами, там, где было больше людей, легче что–то найти. Однако при этом растет и риск столкновения с мародерами. Мы располагаемся как бы на ничейной земле: она достаточно изолирована, поэтому здесь не очень часты удачные находки, но лежит не слишком далеко от торных путей, чтобы исключить встречи с непрошеными гостями.

— Они не в счет, — откликнулась Эйприл.

— Сомневаюсь, что Арчи согласился бы с вами.

— Мы поступали глупо, храня все яйца в одной корзине. Тут я с вами одного мнения. Но ведь мы уже разобрались с этим. Если нечто похожее случится снова, нам не придется проявлять героизм. Арчи просто отведет их к колодцу.

— Дело ведь не только в этом.

— А в чем же еще?

— Стоило нам опоздать, и…

— Ну же!

Его удивила ее непонятливость.

— Две женщины, — нехотя выдавил он, — из которых одна в высшей степени привлекательная, если не сказать больше… Тут опасность уже не только в утрате припасов…

Эйприл остановилась и уставилась на него. Метью увидел на ее лице выражение недоверчивости и еще чего–то, что он пока не сумел распознать.

— Уж не думаете ли вы, что прибыли как раз вовремя, чтобы помешать им нас изнасиловать?