Выслушав рассказ, она задумчиво сказала:

— Вы — счастливец…

— Счастливец?

— Вы всегда отступали под напором событий. Вы еще раньше отказались от всей былой жизни, кроме Джейн. И не хотите смириться с ее гибелью. Значит, для вас ничего не изменилось. — Увидев, что он улыбается, Эйприл продолжала: — Конечно, об окружающей обстановке такого не скажешь. Но вот о вас самом? Вам не пришлось перестраиваться.

Метью задумался над ее словами:

— Возможно, в этом смысле и нет. И вы думаете, что я нахожу в этом счастье?

Поколебавшись, она с горечью ответила:

— На беду, все меняется к худшему. Окружающая мерзость — уже плохо, но мерзость у человека внутри — вот что по–настоящему вызывает отвращение.

Метью решил, что она имеет в виду собственную непримиримость к двум раненым.

— Человек подвергается теперь куда более мощным стрессам и оказывается способным на дикие, жестокие поступки. Но это не значит, что мы на самом деле стали хуже. А об этих двоих и вовсе не стоит горевать.

Эйприл покачала головой:

— Нет, дело в другом. Хотя я согласна, что горевать действительно не стоит. — Завидя приближающегося Лоренса, она спросила: — Куда же ты его подевал?

— Оставил в лавровом кустарнике. — Лоренс взял Эйприл за обе руки. — С тобой все нормально?

— Да. Лучше некуда.

— Как долго они здесь пробыли?

— Точно не знаю. Примерно с полчаса. — Дальше она заговорила быстрее: — Я сейчас подумала — мы совершили ошибку, непростительную, детскую ошибку!

— Какую?

— Ведь мы храним буквально все — кроме того немногого, что понадобится нам в течение одного дня, — в подвале. Поэтому они и смекнули, что у нас есть тайник.

— Ты предлагаешь держать часть запасов на виду? Мы вполне можем лишиться их, уйдя на промысел.

— Это лучше, чем лишиться всего сразу. Так бы и вышло, если бы не Метью. Надо устроить второй тайник — его мы сможем выдать, подвергшись нажиму.

— У тебя есть конкретные предложения?

Она пожала плечами:

— Нет. Но надо будет поискать.

— Вы считаете, что подобное может повториться? — спросил Метью.

— Конечно! Не говоря уже о том, что кто–то из оставшихся в живых может присоединиться к большой банде и привести ее сюда.

— Можно перейти на другое место.

Эйприл бросила на него ледяной взгляд:

— Какой смысл? Теперь повсюду небезопасно.

Метью мог бы перечислить немало доводов в защиту своего предложения. В частности, они совершенно не подготовлены к предстоящей зиме.

Лоренс опустился рядом с ним на колени и осмотрел повязку.

— Сделано грамотно, — похвалил он. — Можете отдохнуть здесь, Метью, пока мы с ребятами сходим за мясом. Свежее мясо, Эйприл! Разве это не повод для радости?

Она через силу улыбнулась:

— Да. Настала пора повеселиться.

В этот день они не пошли на промысел. Все куски бычьей туши были принесены в лагерь, и женщины взялись разделывать их и засаливать то, что нельзя было съесть немедленно. Лоренс же отправился в сопровождении мужчин предавать земле труп, валяющийся в кустах. Вернувшись, он застал Метью и Билли растянувшимися на солнышке.

— Вот и дело с концом, — доложил он. — Не так глубоко, как полагается, но достаточно, чтобы его не смогли раскопать собаки. Компромисс между затратами усилий и требованиями гигиены.

— Вы, человек медицины, не удивлены, что пока не разразилась эпидемия? Скажем, чума? — поинтересовался Метью.

— Из–за того, что миллионы мертвецов остались незахороненными? Не знаю… Болезни, косящие людей в военное время, вызываются не обилием трупов, а условиями жизни. Скажем, дизентерию на Галлипольском полуострове разносили живые, а не мертвые. Кроме того, вспышки уже могли происходить, просто нам о них ничего не известно. Люди продолжают жить коллективно, но очень маленькими группами. Мы избегаем остальных, остальные избегают нас.

— А одиночек много, как вы думаете?

— Вероятно, много. Но опять–таки нам остается только догадываться… Как ваша нога?

— Хорошо.

— Повязку придется время от времени менять. Если хотите, я сделаю это сам, пока Эйприл занята.

— Я могу подождать, — сказал Метью.

Лоренс устремил взгляд туда, где Эйприл хлопотала по хозяйству вместе с Сибил и Кэти.

— Прямо не знаю, как бы мы без нее обходились, — признался он. — У нее огромная сила воли.

— Да.

— Причем не только в кризисных ситуациях, но и при обыкновенном течении жизни. У человека могут случаться приступы отчаяния, и в такие моменты Эйприл — неоценимая помощница. Она не поддается ударам судьбы; находясь с ней рядом, начинаешь стыдиться своей слабости. Помню нашу первую встречу после этого…

Он умолк. Метью не стал его понукать. Скоро Лоренс заговорил снова:

— К вечеру первого дня я выбрался из–под развалин. Я смертельно устал, лег на открытом месте и забылся. Только на следующий день я начал понимать, что за катастрофа нас постигла. Я копался среди руин собственного жилища и соседних домов, но не обнаружил ни одного живого человека. Тогда я вырыл ход в свой кабинет и нашел много нембутала. Я знал, сколько таблеток надо проглотить, чтобы уснуть и не проснуться; мне казалось, что это единственное разумное решение. Но тут я услышал чей–то голос и откликнулся на зов. Это была Эйприл. — Он еще помолчал. — Я вел себя как безумец: твердил, что все потеряло смысл и что я собираюсь покончить счеты с жизнью. Выслушав меня, она сказала, что я волен поступать, как мне вздумается, но лучше сперва перекусить. Эйприл сделала мне бутербродов — хлеб был немного черствым, но я все равно сжевал его. Я ничего не ел с тех пор, как это случилось. Поев, я почувствовал себя лучше. Моменты отчаяния случались у меня и потом, но она всегда была рядом, всегда протягивала руку помощи.

— Даже зная ее всего два дня, я заметил, что Эйприл — человек необыкновенный.

Лоренс бросил на него проницательный взгляд.

— Дело здесь не в личных отношениях — вы понимаете? Мы принадлежим к разным поколениям, между нами двадцать годков разницы. Рядом с ней должен быть мужчина ее лет, сильный, на которого она могла бы опереться в трудную минуту.

— У меня сложилось впечатление, что такой опорой ей служит прошлое, — сказал Метью. — Дом, воспоминания о семье…

— Этого недостаточно. Когда человек растрачивает себя так, как она, ему требуется что–то другое. Пока она расходует внутренние резервы, но всему есть предел.

— Да, скорее всего вы правы.

В двадцати ярдах от них Эйприл резала мясо. Ей изо всех сил помогали Сибил и Кэти. Оба мужчины сидели, устремив на нее задумчивый взгляд.

За обедом пришлось довольствоваться внутренностями — жареным сердцем, печенью и почками, зато на ужин был подан бифштекс. Мясо жарилось на открытом огне, а потом уплеталось, как водится, по очереди. Эйприл снова ела последней, вместе с Лоренсом и Метью.

В качестве гарнира предлагалась жареная картошка и свежая зелень.

— Вот это кстати, — одобрил Метью. — Где вы берете?

— В огороде при бывшей кухне. Там еще кое–что растет. — Она улыбнулась. — В том числе несколько помидорных кустов — проросли сквозь развалины.

— Где это?

— Прямо за живой изгородью.

— С утра схожу посмотрю. На небольшое расстояние я еще способен перемещаться.

— Чем больше вы дадите покоя своей лодыжке, тем скорее сможете нормально ходить, — предупредила его Эйприл.

Лоренс перелил остаток вина из бутылки в покрытую эмалью чашку и заглянул в нее.

— Тут всего по глоточку для каждого, — пригорюнился он. — Придется задерживать во рту и наслаждаться. Главное — вкус… Но я рад, что открыл только божоле. Приятно сознавать, что «Леовиль–Пуаферре» все еще лежит нетронутым.

— Для какого такого торжественного случая ты хочешь его сохранить? — поинтересовалась Эйприл.

— Для какого–нибудь сугубо личного — чтобы совсем не упасть духом. Или, — тут он взглянул на Эйприл и улыбнулся, — для шумного праздника — например, для свадьбы.