— Ну как, старина, не было никаких происшествий? — спросил Павел Васильевич не столько из любопытства, сколько из необходимости что-то сказать.

— Да какие тут могут быть происшествия, — ответил сторож таким тоном, словно сожалел об отсутствии каких-либо событий на его посту.

Дерябин и Биргер спустились в трюм, оставив старика одного под дождем.

Биргер обшарил все закоулки, осмотрел каждую доску. Бухая огромными сапогами, он побывал всюду, обнаружив завидную ловкость, несмотря на свою комплекцию. Дерябин безучастно глядел на засохший стебель полыни, выросший за лето в щели обшивки, — коричневый чахлый стебелек, отыскавший между двумя досками крошку занесенной ветром земли.

Сторож заметил, что хозяин не сводит глаз с полынного стебелька. Решив, что Дерябину не понравился подобный непорядок, старик подошел к борту, с показным усердием безжалостно вырвал траву и бросил за борт.

— Болван, — выругал Дерябин сторожа. — Мешала тебе эта трава!..

Старик непонимающе посмотрел на хозяина: бог знает, что надобно этим людям?

Подошел Биргер и обстоятельно начал перечислять давно известные Дерябину дефекты шхуны. Он предлагал не затягивать с началом ремонта. Говорил громко, чтобы его слышал сторож. Павел Васильевич отлично понимал, что Биргер скрывает волнение: вот-вот должно произойти событие, из-за которого оба они и явились сюда под предлогом осмотра шхуны.

Дерябину не удалось увильнуть от рискованных поручений Хоситы. Он торопил с выполнением «практических дел», «Жечь советские краболовы, снабженцы, шхуны — в порту, в рейсах, где угодно» — таков был приказ Хоситы. Дерябин обещал «прощупать почву», «присмотреть людей». Но ничего не предпринимал, надеясь избежать опасного поручения. Хосита однажды сказал, что дело слишком затягивается и это может испортить отношения Дерябина с хозяевами. И его заставили поторопиться. Сделал это вернувшийся из очередного рейса в Японию Биргер.

Капитан «Тайги» рассказал, что в Хакодате к нему на пароход пришел тот самый представитель заграничной рыболовной фирмы братьев Ванецовых, который в свое время заманил Биргера на службу к людям, мечтавшим развалить советскую рыбную промышленность.

Пришелец передал через Биргера поручение Дерябину. «Скажите ему, — говорил представитель Ванецовых, — что это задание от его старого знакомого, полковника Рядовского. На Дальзаводе надо действовать через Григория Шмякина. Его можно заставить делать все, что угодно, если предварительно запугать. У Рядовского служит отец Гришки — Харитон Шмякин. Он перед побегом за границу поджег свой дом и, кажется, убил председателя коммуны Якима Лободу. Вот об этом-то и надо сказать Гришке. „Можем, мол, разоблачить тебя“. А если станет отнекиваться, припугните еще и тем, что, дескать, Харитон Шмякин собирается вернуться в Бакарасевку тайно, чтобы совершать убийства и поджоги, о которых он говорил или писал Гришке. Напомните о посылке с деньгами и салом. Если он хочет, чтобы никто не узнал его истинного лица, — пусть работает с нами. Впрочем, по рассказам Харитона, сынок у него — под стать отцу. Так что уговаривать Гришку вряд ли придется…»

Уговаривать Гришку и впрямь не пришлось. Он теперь часто захаживал к Дерябину. Иногда, как бы невзначай, рассказывал об Юрии. И всякий раз сообщал такие подробности, от которых Дерябин мрачнел. Он теперь был полностью уверен, что Юрий не вернется домой. «Да, обратят его Калитаевы в свою веру». И завидовал Шмякину-отцу, хотя и не знал его. «Вот кому повезло с сыном…»

И наконец подвернулся случай, когда Дерябин смог выполнить поручение Хоситы, Ванецова и Рядовского. «Тайга» Биргера возвратившись осенью с Камчатки, стала на ремонт к заводской причальной стенке. Биргер пришел к Дерябину и сказал, чтобы Гришка разведал, когда на палубе «Тайги» будут работать сварщики, и к тому времени незаметно вынес бы из потайного места на пароходе бидон с бензином и поставил его вблизи сварщиков. Одной искры было бы достаточно, чтобы вспыхнул большой огонь.

— У меня в трюме нескольку банок с бензином, о которых никто не знает. Можно устроить великолепный фейерверк. Наши благодетели будут вполне довольны…

И вот Шмякин принес долгожданную весть: сварщики Дальзавода начали работы по исправлению фальшборта «Тайги». Биргер подробно рассказал Шмякину, где найти бидон и как его поставить среди палубного ремонтного хлама, чтобы никто не догадался о подвохе.

Гришка решил взять себе в помощники Юрия. Шмякин не сомневался, что не получит отказа: свои люди. Но прежде чем приступить к делу, Гришка завел разговор издалека.

— Как у тебя с профсоюзом? Будешь вступать? — спросил он Юрия.

— Торопиться некуда, — уклончиво ответил Дерябин.

— Боюсь — не примут тебя. Из-за отца: лишенец. Тебе здесь веры нет.

— Я не живу с отцом, — вскипел Юрий.

— Это еще не факт. Документик нужен.

И Гришка вытащил из кармана бумажник, обвязанный бечевкой, развязал ее, достал пожелтевшую, обтрепанную по краям вырезку из газеты, протянул Юрию.

Дерябин взял желтый бумажный квадратик, прочитал отречение Григория от родного отца и молча вернул Шмякину.

— Крепкая бумажка. Везде с ней прошел, даже в комсомол заявление подал, — хвастливо произнес Гришка. — Советую и тебе завести новую биографию.

— Биография — не листок бумаги, который можно вырвать и сжечь. Бумага сгорит, биография останется. Тут газета не поможет.

Гришка слушал Юрия с чувством закипающего раздражения. Уже давно между друзьями начали возникать подобные размолвки, росла стена отчужденности.

— Черт с тобой, уговаривать больше не буду. Виси между небом и землей: от своих отбился и к большевикам не пристал. Не поверят тебе большевики. Всегда твоего лишенца будут вспоминать.

— Врешь ты все, врешь! — вспылил Юрий. — Ни разу не вспомнили, как я здесь.

— Ну, не сердись, — примирительно сказал Шмякин. — Вон как раскипятился. Давай лучше о деле поговорим. Меня твой батька просил обстряпать одну комбинацию на заводе. Поможешь?

— Тебя просил, ты и делай. А я знать ничего не знаю, — категорически заявил Юрий.

Ему подумалось, что отец хочет раздобыть через Гришку олифу или какие-нибудь детали для ремонта «Миража».

— Не хватало, чтобы я воровать стал! — возмущался Юрий.

Гришка понял, что с Юрием не сговориться. Он обрадовался, что не выложил приятелю самого главного. «Кто его знает, возьмет да и сообщит куда следует. От такого Юрки всего можно ожидать, — размышлял Шмякин, довольный тем, что Юрий не подозревает об истинных намерениях своего отца, а думает всего-навсего о безобидной олифе. — Пусть думает. А я и один справлюсь».

— И тебе не советую ввязываться в их дела, — сказал Юрий. — Я батьку своего хорошо знаю, он не очень-то тебя озолотит за твои услуги.

— Ладно, не буду, — решил окончательно замести следы Гришка.

Он спрятал газетную вырезку, положив ее рядом с отцовским письмом, в котором содержались тревожные намеки насчет разоренного домашнего гнезда и насчет спичек, которых надобно раздобыть побольше.

Поручение Гришка выполнил с большой радостью — он мстил за гибель отцовского дома, за разрушенную жизнь. Выполнил его без особого труда. На ремонтируемом пароходе царили толчея и неразбериха, люди ходили взад и вперед, рабочие перемешались с командой, все было распахнуто, и никто не обратил внимания на лишнего человека, появившегося на корабле. Гришка ничем не рисковал.

«Загорится или нет?» — спрашивал себя Дерябин, посматривая в сторону Дальзавода. Он нервничал. Вся история с поджогом «Тайги» нужна была ему теперь лишь для того, чтобы выслужиться перед Хоситой и Ванецовыми. Она нужна была ему как пропуск за границу, без поджога нельзя было рассчитывать на содействие своих хозяев при бегстве в Харбин. А туда он решил уйти во что бы то ни стало.

Дерябин в душе сознавал бессмысленность затеянного преступления. Он вспоминал сейчас все пожары — на складах с рыболовными снастями, на бочарных заводах, в трюмах краболовов, на пристанях и в море, и они представлялись ему бессильными вспышками человеческой ненависти. «Мы пытаемся их сжечь, а они невредимыми подымаются из пепла, как сказочная птица Феникс, — рассуждал про себя Дерябин. — И если сегодня сгорят даже все пароходы, большевики найдут выход. Их вряд ли запугаешь огнем».