В период с Регентства до Революции салоны и их хозяйки руководили политической и литературной жизнью общества. «Женщина, находясь позади трона, вдохновляла политиков и поэтов, использовала авторитет Франции, заключала и расторгала договоры, начинала и прекращала войны. Она была покровительницей литературы, музой и советчицей писателя. Перед этими женщинами, которые возносились на вершины власти не обязательно благодаря красоте, но благодаря уму, высочайшему такту и дипломатическому таланту, ничто не могло устоять». ^{167} Но мы говорим о деятельности этих дам на любовном поприще, которым немногие из них пренебрегали.

Мадам де Ламбер, бывшая хозяйкой салона до самой своей смерти в 1733 году, верила в облагороженную форму любви, что сближает ее со сторонниками платонического направления предшествующего века. Вот что писала она о любовной «метафизике»: «Любовь есть сладчайшая и самая лестная для нас иллюзия, первейшее из наслаждений. Поскольку это чувство для человеческого счастья столь необходимо, его никогда не следует изгонять из общества, но человеку следует учиться контролировать его и совершенствовать. Множество школ открыто с целью совершенствовать ум, так почему бы не открыть одну, где бы совершенствовалось сердце? Этим искусством пренебрегают. Между тем страсти есть струны, на которых подобает играть великим музыкантам. Большинство мужчин любят вульгарно, в мыслях у них — одно физическое желание, каждая любовная связь для них — это скачки, где вся задача — домчаться до финишного столба. Меня это всегда удивляет: почему бы нам не захотеть облагородить самое сладостное из данных нам природой чувств? В любви нет ничего мелкого, разве только для мелочных душонок».

До Монтеня, впрочем, как и после, немногие размышляли о том, какую роль в любви играет скромность. Поскольку скромность — чисто женский атрибут или ухищрение, интересно по этому поводу мнение, высказанное мадам Ламбер: «Скромность служит подлинным интересам женщин; она делает их красивее — несомненно, это цвет красоты; скромнице прощают ее неказистую внешность, скромность — очарование для глаз, магнит для сердца, защита для добродетели, а также — для мира и единства в семье. Но, служа порукой нравственности, скромность также разжигает влечение; не будь скромности, которая придает благосклонности молодой девушки ценность,— любовь утратила бы привлекательность и интерес. Фактически скромность столь необходима для наслаждения, что ее надлежит сохранять даже когда вы всерьез решились оказать возлюбленному милость; скромность есть также форма утонченного кокетства, ценность, которую женщины придают своей привлекательности, и изящный способ приумножить свои прелести, скрывая их. Все, что они прячут от глаз, восполняется свободой воображения. Вожделения и замыслы мужчин и, с другой стороны, скромность и сдержанность женщин порождают те утонченные отношения, которые шлифуют ум и очищают сердце, ибо любовь совершенствует умы хорошо воспитанных людей. Следует признать, что только французская нация научилась превращать любовь в изысканное искусство».

Однако в любви имела место не только деликатность, и даже мадам де Ламбер была вынуждена признать этот прискорбный факт. «В любви всегда есть элемент жестокости,— писала она,— и любящий получает наслаждения только за счет того, что причиняет любимому боль... Любовь принимает характер того, кем она овладевает... она возвышает его и облагораживает, рождая в душе высокие помыслы, которые спасают от унижений сладострастия».

После кончины мадам де Ламбер большинство завсегдатаев ее салона перешли в салон мадам де Тенсэн — салоны переходили от одной хозяйки к другой как священное наследие. Мадам де Тенсэн была, возможно, самой оригинальной из всех салонных королев. Читая о ней, от удивления теряешь дар речи и поневоле восхищаешься виртуозной ловкостью и умением, с какими она проворачивала любовные и деловые операции одновременно.

Подобно многим юным ее современницам, родители поместили девушку в монастырь и вынудили принять обет, хотя она вовсе не чувствовала призвания к монашеской жизни. Однако в конце концов Тенсэн бежала в Париж и оттуда обратилась в Рим с просьбой признать ее обет недействительным. К тому времени ей было почти тридцать лет — весьма пожилая дама с точки зрения мужчин восемнадцатого столетия, но она была так прелестна, что никогда не испытывала недостатка в желающих разделить с ней постель. В числе любовников Тенсэн был офицер по имени Де-туш, который, уезжая в Вест-Индию, оставил ее enceinte[199]. Тенсэн без всякой жалости бросила на ступенях Сен-Жан-ле-Рон новорожденного сына. Вернувшись, Детуш провел расследование, нашел младенца и поручил его заботам кормилицы, добросердечной женщины, воспитавшей мальчика как собственного сына и завещавшей ему свои сбережения. Этому ребенку суждено было сыграть важную роль в литературе под именем д’Аламбера^{168}.

Мадам де Тенсэн оказалась вовлеченной в сеть интриг. Она надеялась обольстить регента, Филиппа Орлеанского, но однажды ей изменил такт, и она немного поторопилась. В то время как Филиппу хотелось говорить о любви, мадам назойливо рекомендовала ему своего брата. Как впоследствии заметил герцог: «Ненавижу потаскух, ведущих деловые переговоры в постели».

Вскоре после этого Тенсэн имела связь с кардиналом Дюбуа^{169}; затем она стала осуществлять финансовые операции совместно с Лоу^{170}, шотландским банкиром, и на полученные доходы открыла салон, в котором часто бывали такие знаменитости, как аббат Прево, Дюкло, Мариво, Фонтенель, Ламотт и Монтескье^{171}. Женщин в свой салон она вводила редко, но для умной и проницательной bourgeoise мадам Жоффрэн, перенявшей у Тенсэн искусство ведения салона и в конце концов «унаследовавшей» ее круг гостей, было сделано исключение.

Тенсэн помогла мадам де Помпадур покорить Версаль; она живо интересовалась оперой, литературой, наукой, Академией, всегда выступая в роли влиятельного импресарио. Но ее последняя любовная связь закончилась трагически. В течение четырех лет она была любовницей и деловым партнером бывшего банкира Шарля де ла Фреснэ. Они беспрестанно ссорились, и однажды, после особенно яростной перебранки, Фреснэ, обвинив любовницу в измене и краже его денег, выхватил пистолет и на глазах у нее застрелился. Это вызвало такой скандал, что Тенсэн оказалась в Бастилии. Мадам было позволено взять с собой горничную и выходить на прогулки в сад. Вскоре ее камера превратилась в салон, где она принимала ухаживания Ламотта и Фонтенеля. У Тенсэн было много друзей; они обратились к королю, и ее выпустили из тюрьмы. В 1749 году она скончалась от полного истощения и была похоронена на кладбище церкви Сент-Эсташ. «Вторничный» салон закрылся. После похорон Тенсэн, Фонтенель, обращаясь к другу, мимоходом заметил: «С этого дня я буду обедать по вторникам у мадам Жоффрэн».

Мадам Жоффрэн, похоже, была добра ко всем, кроме своего мужа, за которого ее выдали в четырнадцатилетием возрасте. Ее супруг, человек добрый и простодушный, присматривал за домашним хозяйством, в то время как жена его, будучи зрелой женщиной сорока двух лет, решила открыть «двойной» салон: один — для музыкантов (в ее доме даже играл восьмилетний Моцарт), а другой — для философов и писателей. Вместе с тем ее салон был одним из первых, где стали принимать иностранцев. Мадам Жоффрэн регулярно переписывалась с российской императрицей Екатериной II; угощала шведского короля обедом у себя дома; а когда ей исполнилось шестьдесят шесть лет, польский король Станислав Понятовский пригласил ее в Варшаву.