После постановки «Трех сестер» театр ждал от Чехова новой пьесы. Сам Чехов увидел свою пьесу на сцене Художественного театра 21 сентября 1901 г. (до этого он несколько раз присутствовал на репетиции). В этот день спектакль и автор пьесы были восторженно приняты публикой (см. письмо 3483 и примечания к нему*). Художественные достоинства пьесы Чехова были высоко оценены и передовой русской общественностью. В январе 1902 г. за пьесу «Три сестры» Обществом драматических писателей и оперных композиторов Чехову была присуждена Грибоедовская премия.
Период с апреля 1901 по июль 1902 г. ознаменовался в жизни Чехова важными событиями.
Поездка за границу на лечение в конце 1900 — начале 1901 г. не внесла существенных изменений в состояние здоровья Чехова. Сразу же по возвращении в Ялту болезнь обострилась. Все чаще в письмах появляются жалобы на изнуряющий кашель. Так, 22 апреля он пишет О. Л. Книппер: «Мой кашель отнимает у меня всякую энергию, я вяло думаю о будущем и пишу совсем без охоты». Приехав в Москву 11 мая 1901 г., он спешит на консультацию к доктору Вл. А. Щуровскому, который находит в легких «значительные ухудшения». 20 мая Чехов извещает сестру: «Он <Щуровский> нашел притупление и слева и справа, справа большой кусок под лопаткой, и велел немедленно ехать на кумыс в Уфимскую губ.» Результаты обследования для Чехова-врача не оставляли больше сомнений. О том, что уже в это время Чехов осознавал безнадежность своего состояния, свидетельствует его завещание, написанное на имя М. П. Чеховой 3 августа 1901 г. (см. письмо 3440).
Но Чехов распорядился своими последними годами совсем не как человек, приговоренный к смерти. Не в его характере было бездеятельное, тоскливое ожидание конца. Его не устраивало прозябание, он хотел и в этой ситуации жить полнокровной жизнью: много работать, путешествовать, создать семью, иметь детей, вкусить, наконец, свое позднее, трудное счастье. 25 мая 1901 г. состоялось бракосочетание Чехова и О. Л. Книппер в церкви Воздвижения на Овражке, в Воздвиженском переулке на Плющихе. В тот же день в Ялту была послана телеграмма Евгении Яковлевне: «Милая мама, благословите, женюсь. Все останется по-старому. Уезжаю на кумыс».
Началась новая, семейная жизнь писателя. Жизнь сложная, трудная, но по-своему счастливая. Т. Л. Щепкина-Куперник так характеризовала взаимоотношения Чехова с женой в этот период: «Чехов, не мысливший жизни без работы, разумеется, не представлял себе возможности оторвать жену, в которой высоко ценил артистку, от ее деятельности. Но из-за театра она должна была оставаться в Москве, а ему все усиливавшаяся болезнь мешала жить рядом с ней, и все больше времени ему приходилось проводить в Ялте. Переписка их открывает трагические страницы их жизни. Под шутливой формой писем, обычной для него и невольно передающейся ей, кроется очень много сдержанной боли у него, очень много тоски — у нее. Иногда ее письма — прямо вопли отчаяния: то ей казалось, что разлука неизбежно приведет к охлаждению, то просто она тревожилась о его здоровье и когда ему становилось хуже <…> она вырывалась и прилетала к нему на неделю, на несколько дней <…> Но эти свидания урывками, постоянная тревога друг за друга стоили обоим дорого» (Т. Л. Щепкина-Куперник. О. Л. Книппер-Чехова в ролях пьес А. П. Чехова. — Ежегодник МХТ, 1945, стр. 534).
Письма к О. Л. Книппер, естественно, образуют центр переписки Чехова в последние годы его жизни. Оторванность от жены, от Московского Художественного театра переживалась тяжело (поездки в Москву по состоянию здоровья не могли быть частыми). Обширная переписка с женой стала живой связующей нитью с Москвой, Художественным театром. Ольге Леонардовне Чехов писал почти каждый день, но особенно любил получать ее письма, читать и перечитывать их. Ее жизнь там, в Москве, жизнь в театре, стала теперь и его жизнью. В чеховских же письмах содержится больше просьб писать о московской жизни, о делах Художественного театра, чем рассказа о себе, о своих занятиях, творчестве, самочувствии и настроении. Чехов касается этих вопросов вскользь, только в ответ на настоятельные требования жены больше и подробнее писать о себе.
Личный, иногда сугубо интимный характер писем Чехова к Книппер за этот период вызывал недоумение у некоторых исследователей творчества писателя, а также у людей, хорошо знавших его. Чехова не раз упрекали в том, что его письма к жене менее содержательны и интересны, чем ее ответные письма (см.: И. Н. Альтшуллер. Еще о Чехове. — ЛН, т. 68, стр. 695).
Упреки такого рода едва ли справедливы, особенно если читать письма Чехова не в отрыве от писем его корреспондентки. Если прочесть их письма друг к другу, день за днем, одно за другим, обращая внимание не на мелочи и подробности каждодневного быта, а вникая в их сущность, то за строками корреспонденций можно услышать диалог двух интереснейших людей, разных по характеру, по укладу жизни, по взглядам, но одержимых одной страстью — любовью к театру. Причем, один из собеседников — Чехов — сдержан и немногословен, направляет беседу в нужное русло, успокаивает, советует, задает вопросы, в то время как Книппер, натура экспансивная, впечатлительная, охотно делится своими мыслями и чувствами, творческими муками, сомнениями в правильности своих поступков, подробно рассказывает о своей жизни и жизни театральной Москвы. В этих письмах — вся история, вернее — вся жизнь Художественного театра на протяжении 4 лет. Письма Книппер — это дневник репетиций и спектаклей Художественного театра; здесь и его репертуар, осуществленный и неосуществленный, взаимоотношения руководителей театра и актеров, их характеристики, описание гастролей. В них прослеживается судьба целого ряда спектаклей, детально описывается работа над ролями. Все то, чем так живо интересовался Чехов. По содержанию они тесно примыкают к переписке Чехова с руководителями и артистами Художественного театра: Вл. И. Немировичем-Данченко, К. С. Станиславским, А. Л. Вишневским, М. П. Лилиной, В. Э. Мейерхольдом и др. и являются живой летописью театра. При всей субъективности некоторых содержащихся в ней оценок и характеристик, переписка Чехова с Книппер имеет огромное историко-театральное, историко-литературное и широкое общественное значение. И, конечно, ценность ее еще в том, что она многое прибавляет к нашему представлению о Чехове-человеке. Это своеобразный роман в письмах, в котором раскрывается подлинная, лишенная субъективных домыслов история большой, сложной, в чем-то радостной и счастливой, а в чем-то и трагически сложившейся любви.
Из всего сказанного следует, что письма Чехова к Книппер этих лет могут быть полностью восприняты и поняты лишь в соотнесенности с письмами его корреспондентки, которые наполняют их дополнительным содержанием. Поэтому в примечаниях так часто и много цитируются письма Ольги Леонардовны.
Женитьба не принесла Чехову безмятежного покоя и счастья. Не только потому, что приходилось жить врозь с женой, но и потому, что она осложнила отношения Чехова с матерью и особенно сестрой. Уже после смерти мужа Ольга Леонардовна в своих исповедях-воспоминаниях, обращенных к Чехову, заново передумывая пережитое, писала о своих отношениях с М. П. Чеховой в это время: «Чувствовал ли ты, что происходило между нами? Ведь все это была ревность, и больше ничего. Ведь любили мы друг друга очень. А ей все казалось, что я отняла у нее все, и дом, и тебя, и держала себя какой-то жертвой. Сначала я все объяснялась с ней, говорила много, горячо убеждала, умоляла; сколько мы слез пролили, если бы ты знал! Но все не ладилось, и в конце концов я махнула рукой. Если бы она только знала, сколько мы с тобой говорили, помнишь, в Аксенове, о том, чтобы она не чувствовала себя обездоленной. Ведь я же не высказывала никаких хозяйских прав или наклонностей, всегда считала Ялту ее домом, и мне так больно было слышать, когда она говорила, что у нее теперь нет ни дома, ни угла, ни сада. Боже мой, зачем это все так сложилось! Если бы она знала, с какими радужными надеждами я ехала с тобой из Уфы в Ялту! Не вышло с первого же дня… А если бы все так было, как я мечтала, я бы, вероятно, остыла к театру…» (запись от 19 августа 1904 г. — Книппер-Чехова, ч. 1, стр. 380).
