26 декабря 1901 г. Ялта.
26 дек. 1901.
Многоуважаемая Ольга Родионовна, сердечно благодарю Вас за телеграмму и поздравление. С новым годом, с новым счастьем! Желаю Вам здоровья, богатства и душевного спокойствия, а девочкам желаю расти и утешать Вас*. В Ниццу я приехать не могу по многим причинам, из коих главная — безделье, которое уже надоело мне. Я всю осень был нездоров и всю осень до сих пор ничего не делал.
Вы слышали? Вашу московскую квартиру ограбили воры*. Унесли всё. Маша собирается написать Вам об этом.
Ну, будьте здоровы и благополучны. Да хранит Вас бог. Поклонитесь милому Николаю Ивановичу.
Искренно преданный
А. Чехов.
Книппер-Чеховой О. Л., 26 декабря 1901*
3598. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
26 декабря 1901 г. Ялта.
26 дек.
Сегодня от дуси милой нет письма. Должно быть, на почте застряло. На письмах, которые приходят на мое имя, нужно только зачеркнуть московский адрес и написать — Ялта, потом опустить в почтовый ящик; марок не надо. Это я по поводу письма из банка, которое ты прислала мне вчера.
Будут ли в этом сезоне ставить пьесу Горького?* Немирович имел успех*, я очень рад, это привяжет его к театру еще сильнее. Провал его пьесы, мне кажется, был бы провалом театра.
Ты беседовала* с Северовым из «Нового времени»? Не Снессарев ли? Если с ним, то знакомство неважное, дуся моя.
Получил письмо от Чалеевой* из Deütschland’a (Hohenhonnef am Rhein); она сильно прибавилась в весе и выздоравливает; санаторией очень довольна.
Получил телеграмму из Самары: «Ольгу Елеонардовну, Антона Павловича поздравляю праздником. Кабаева*». Это сестра милосердия, кажется? Получил телеграмму из Ниццы от Васильевой. Чего я не переношу — это поздравительных телеграмм. Ведь посылать такие телеграммы значит задерживать деловые. А твоя телеграмма* все-таки пришла кстати, я очень скучал вчера, был дождь, время тянулось длинно, немножко нездоровилось, скучал по жене… Ведь ты знаешь, дуся, я женат.
Когда, когда мы увидимся?
Будь здорова, счастлива, весела, не изменяй своему мужу, если можно. Я тебе не изменяю, да это и невозможно, моя радость. Бог с тобой, спи спокойно. Целую тебя и обнимаю.
Твой Antonio.
Книппер-Чеховой О. Л., 27 декабря 1901*
3599. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
27 декабря 1901 г. Ялта.
27 дек.
Значит, ты, Книпперуша, хорошо играла*. Я рад, моя умница. Если муж ничего не делает, то пусть жена валяет за двоих.
Посылаю вырезку из газеты. Какая чепуха! Я уже полтора месяца не был на набережной, никто меня не видел.
Ты до 8 часов утра сидела в ресторане*. Смотри, здоровье испортить не долго. Вчера у нас была Надежда Ивановна*, много рассказывала про тебя и вообще про Москву. Потом я лег спать, и ты мне снилась.
Приехал Миролюбов (бывш<ий> певец Миров)*, был сегодня у меня.
Наши (Маша и Арсений) уходят в театр, понесут это письмо. В театре идет «Лес», играет m-me Татаринова.
Сегодня читал в «Новостях дня» пародию* на пьесу Немировича. Немножко грубо. Вероятно, теперь Лужский будет звать Немировича Аникой-воином*.
Ну, целую тебя, собака, обнимаю, целую и опять обнимаю. Не забывай.
Твой муж Антон.
О «культе писателей».
В Ялте, где живет теперь А. П. Чехов, обретается, по словам «Сар<атовского> л<истка>», целая армия бестолковых, но невыносимо горячих поклонниц его художественного таланта, именуемых здесь «антоновками». Эти святые души бегают по набережной Ялты за писателем, изучают его костюм, походку, стараются чем-нибудь привлечь к себе его внимание и т. д., словом, производят целый ряд нелепостей. Идеал этих безобидных существ весьма скромен: «видеть Чехова», «смотреть на Чехова».
Белоконскому И. П., 28 декабря 1901*
3600. И. П. БЕЛОКОНСКОМУ
28 декабря 1901 г. Ялта.
28 дек. 1901.
Милостивый государь Иван Петрович!
Простите, что так запаздываю ответом на Ваше письмо. Уже прошло месяца полтора, как я не работаю — по болезни, и едва ли скоро начну работать как следует. И когда примусь за работу, то придется оканчивать уже начатое, на что уйдет немало времени, так что написать рассказ для Вашего сборника* едва ли успею. Простите, пожалуйста.
Желаю Вам всего хорошего.
А. Чехов.
Книппер-Чеховой О. Л., 29 декабря 1901*
3601. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
29 декабря 1901 г. Ялта.
29 дек.
Глупая ты, дуся. Ни разу за всё время, пока я женат, я не упрекнул тебя за театр*, а, напротив, радовался, что ты у дела, что у тебя есть цель жизни, что ты не болтаешься зря, как твой муж. Не пишу тебе о своей болезни, потому что уже здоров*. Температура нормальная, ем я по 5 яиц в день, пью молоко, не говоря уж об обеде, который, пока Маша здесь, стал вкусным. Работай, дуся, и не хлопочи, а главное — не хандри.
Не выписывай «Мир искусства», сей журнал у меня будет. У нас в Ялте тепло, всё распускается, и если такая погода продолжится еще неделю, то всё зацветет.
Маша сердится, что ты ей ничего не пишешь.
Посылаю тебе фотографию, изображающую двух буров*.
Скоро в Москве будет Альтшуллер*, доктор, которому я советую пообедать у тебя. Приедет он в Москву на съезд* в среду. Предупреди Машу (кухарку свою), чтобы она в твое отсутствие сказала ему, когда ты будешь дома.
Будете ставить «Мещан»?* Когда? В этом сезоне или в будущем?
Ну, замухрышка, прощай, будь здорова! Не смей хандрить и петь Лазаря. Смейся. Я тебя обнимаю и, к сожалению, больше ничего.
