— Ребята! А может, пригласим сейчас его? Пусть послушает записку, выскажет своё мнение, он ведь умный человек…
Мы, естественно, согласились, так что я «декламировал» записку, можно сказать, Шеварднадзе, который сидел напротив меня за приставным (к столу Генерального) столиком.
Что касается содержания записки и обоснования сроков перенесения съезда, то в конце этой небольшой (страниц семь) записки отмечалось следующее: «Учитывая сложность подготовки такого во многом необычного по характеру и сложности стоящих перед нами задач съезда, целесообразно начать её раньше, чем это делалось до сих пор. Более того, было со всех точек зрения оправданно, если бы сам съезд состоялся и принял свои решения ещё до начала двенадцатой пятилетки, например, в ноябре — декабре 1985 года. Впрочем, — заканчивалась записка, — как бы ни был решён этот вопрос, в любом случае непосредственную подготовку съездовских документов скорее всего надо начинать с февраля — марта 1985 года». Политбюро приняло решение провести съезд в конце ноября 1985 года.
Кстати, через пять лет Горбачёв, обосновывая необходимость перенесения XXVIII съезда на ноябрь 1990 года, как предполагалось сначала, повторил в своём выступлении именно подобную аргументацию.
— В записке было предложено, — продолжает В. Печенев, — немало разного рода новшеств по характеру и стилю работы съезда: от повестки дня до предложений не превращать съезд в парадную говорильню, в частности, попросить представителей «братских партий» выступать лишь на митингах, а не на самом съезде. Генеральному секретарю предлагалось не делать «самоотчёта», а выступить с Политическим докладом ЦК, как потом Горбачёв и поступил, но наряду с ним подготовить письменный отчёт ЦК о проделанной работе и раздать его, вопреки сталинско-брежневской практике, до начала работы съезда, способствуя тем самым и его демократизации, и более обстоятельному обсуждению Отчета.
Стержнем Политического доклада предлагалось сделать новую редакцию Программы КПСС, но при этом в самом тексте редакции всё же подчеркнуть, что, по существу, речь должна идти о новой Программе — идея, которая была впоследствии осуждена Лигачёвым и Медведевым.
Шеварднадзе с характерным тогда для него подобострастным выражением лица горячо одобрил все идеи записки. И, как хороший пропагандист, отличавшийся этим и в «застойное время», цитируя записку, сказал:
— Съезд реалистов и новаторов! Это отлично. Это великолепный лозунг, под которым надо проводить XXVII съезд!
Так и порешили.
В конце января — начале февраля 1985 года были составлены три группы по подготовке документов XXVII съезда. Записка по этому поводу была направлена в ЦК КПСС за подписями Зимянина и Лигачёва, текст готовил я, а состав лично согласовывался с Горбачёвым в его кабинете.
В группу Политдоклада по решению Политбюро вошли, цитирую: А.М. Александров-Агентов, В.В. Загладин, Р.И. Косолапов, В.А. Печенев, В.В. Прибытков, Б.И. Стукалин, М.В. Антясов, Е.К. Смирницкий, Ю.Н. Солодухин, В.М. Легостаев, Л.И. Абалкин, С.А. Ситарян, Л.В. Степанов.
В группу письменного Отчета ЦК КПСС вошли: B.Г. Афанасьев, Ю.А. Белик, К.Н. Брутенц, А.И. Вольский, И.Д. Лаптев, А.И. Лукьянов, В.А. Медведев, Е.3. Разумов, О.Б. Рахманин, В.В. Шарапов, В.Л. Саваков, C.Г. Андреев, И.А. Швец, А.С. Грачев, Б.М. Пышков, В.Ф. Проваторов, В.А. Степанов, А.Н. Ермонский, Л.П. Литвяков.
По согласованию с помощниками Тихонова была составлена и группа традиционного доклада от Совета Министров СССР.
М. Горбачёв согласился со всеми кандидатурами, предварительно спросив, обговаривались ли они с Черненко, на что я ответил утвердительно, и лишь предложил перевести В. Медведева в первую группу. Я возразил: мол, во второй группе нужен заведующий отделом науки, да и всё равно мы будем работать совместно, согласованно. Горбачёв спорить не стал, хотя понял, конечно, что с моей стороны это отговорка. Так началась работа над подготовкой съезда. Что касается первой группы, мы даже успели в начале марта (курировал эту работу я) составить развёрнутую концепцию Политдоклада. Наверное, когда-нибудь историков она может заинтересовать. Вот так обстояли дела по этому вопросу.
XXVII съезд КПСС состоялся не в ноябре 1985-го, как планировалось, а уже при М.С. Горбачёве — в феврале 1986 года. Кто знает, может быть, представители прорусского направления в Политбюро, поняв с запозданием, что допустили ошибку с выдвижением Черненко, срочно предпринимали меры по её исправлению. Кого же в таком случае прочила в лидеры русская партия? Ответа, к сожалению, нет.
Дуэль с Романовым
О кончине Черненко не сообщали в течение двадцати четырёх часов. В это время шла ожесточённая борьба за власть. После смерти лидера его войско распалось. Каждый пытался выплыть в одиночку.
В Политбюро шли дебаты о престолонаследии. Памятуя андроповский триумф, Горбачёв мобилизовал все силы для того, чтобы получить должность сейчас же, на заседании. И у него были для этого все основания. Но тут на политическом горизонте внезапно возник ещё один претендент на должность главы государства — член Политбюро Г.В. Романов.
На фронте Григорий Романов был сильно контужен и обморожен. В 1954-м году он секретарь парткома завода в родном Ленинграде, в 1957-м — секретарь Кировского райкома. Затем второй секретарь горкома, обкома. Наконец, он первый секретарь Ленинградского обкома. Андропов настоял на переводе его в Москву — к явному неудовольствию Горбачёва, который ни с кем не хотел делить расположение высокого покровителя.
Ещё раньше Романова прочили в преемники Брежнева. Григорий Васильевич курировал в ЦК оборонные вопросы — те самые, за которые в своё время отвечал Леонид Ильич. Есть немало свидетельств того, что именно Романов должен был прийти на смену Брежневу. Об этом говорит в своих мемуарах, вышедших в начале 90-х годов, и президент Франции Жискар д’Эстен.
Жискар д’Эстен вспоминает тот период советской истории, когда «уходящий» Брежнев был занят подбором преемника. «…В разговоре наедине, — пишет он, — Герек сказал мне по секрету:
— Хотя Брежнев ещё достаточно здоров, но он уже начинает подыскивать себе замену, что совершенно естественно. Думаю, вам будет полезно знать, кого он наметил. Разумеется, это должно остаться между нами. Речь идёт о Григории Романове… Он ещё молод, но Брежнев считает, что Романов успеет набраться опыта и что он самый способный человек».
После громогласных сообщений прессы о некоторых, мягко говоря, неблаговидных действиях и поступках Романова слова «самый способный человек» вызывали лишь недоверчивую улыбку.
А что говорил по этому поводу сам Жискар д’Эстен, чья репутация как политика, так и мыслителя достаточно высока. «Эта информация (о перспективе Романова. — Н.3.) воскресила в моей душе одно воспоминание — мой визит в Москву в июле 1973 года… Глава советской делегации Кириллин организовал в нашу честь традиционный завтрак, на который был приглашён ряд высоких советских руководителей. Один из них поразил меня своим отличием от остальных, какой-то непринуждённостью, явной остротой ума. Он выделялся на общем сером фоне. Я спросил, кто это такой, и, вернувшись в посольство, записал: Григорий Романов…»
«…Когда на смену Брежневу пришёл Андропов, я понял, что в системе произошёл какой-то сбой и к власти пришёл не тот, кто намечался… А когда четыре года спустя Михаил Горбачёв, придя к власти, положил конец и так уже ограниченным функциям Романова, я сказал себе, что его поступок объясняется желанием устранить одного из тех, кто мог стать его потенциальным соперником в сложном и рискованном по своим результатам процессе модернизации Советского Союза».
Похоже, что Жискар д’Эстен лучше, нежели Горбачёв, понимал трудности, стоящие перед тем, кто взялся бы модернизировать такую страну. Что же касается Романова, то, как ясно из этого абзаца, он оказался одной из первых жертв на пути Горбачёва к своей перестройке.
