Отвергая это предположение, в то же время Егор Кузьмич подчёркивает, что Виктор Васильевич всегда находился рядом с Черненко. Это совместное появление на телеэкране должно было, по замыслу его организаторов, внедрять в общественное сознание мысль о том, что именно Гришин фактически являлся вторым человеком в партии, а потому право преемственности высшей власти, несомненно, принадлежало ему, и только ему. Кроме того, с помощью таких передач пытались убедить, что Черненко ещё дееспособен и может принимать решения, в том числе, надо полагать, и касающиеся вопросов преемственности.

Лигачёв не любил Гришина, факт. Но ему приписывали много того, к чему он не был причастен. Например, идею «превратить Москву в образцовый коммунистический город». Эта идея возникла в аппарате, обслуживавшем Л.И. Брежнева. Искали новизну. Впервые идея была вписана его помощниками в текст выступления перед москвичами незадолго до XXIV съезда КПСС, но не получила тогда развития.

В проекте Отчётного доклада съезду, рассылавшемся членам Политбюро, это положение отсутствовало и, следовательно, предварительно не обсуждалось. Затем в последний момент его внёс в текст доклада один из помощников генсека, по воспоминаниям очевидцев, А.М. Александров-Агентов. Состоявшийся в марте — апреле 1971 года XXIV съезд КПСС, как тогда водилось, «единодушно одобрил и утвердил все положения и выводы доклада», в том числе и это.

Однако нелепость провозглашённого лозунга была очевидна. На собрании московского актива, посвящённом итогам XXIV съезда КПСС, задача городской партийной организации была сформулирована так: «Коммунистические принципы полностью утвердятся в Москве одновременно с построением коммунистического общества во всей нашей стране. Теперь же предстоит развернуть работу, чтобы сделать столицу во всех отношениях образцовой в условиях развитого социализма, всячески способствуя утверждению новых, коммунистических черт её облика».

Но пропаганда бездумно подхватила выдвинутый тезис и в течение многих лет громогласно призывала «превратить Москву в образцовый коммунистический город». Что из этого получилось — общеизвестно.

Ан. Громыко:

— Вслед за Романовым из состава Политбюро в феврале 1986 года выводится и Гришин. Эти действия Горбачёва у меня оставили неприятный осадок, напоминая больше расправу, чем кадровые перестановки. Не хотелось думать, что новый лидер злопамятен. Судьба, однако, сыграла с Горбачёвым злую шутку. Вместо Гришина руководство Москвой принял Борис Ельцин, будущий могильщик Горбачёва. Это была первая крупная ошибка последнего. Должность первого секретаря Московского горкома помогла Ельцину быстро стать кандидатом в члены Политбюро. Наступили времена, когда в борьбе за власть никого не убивали, не сажали в тюрьму и не отправляли в Сибирь. Неудачников отправляли в небытие и нищету.

Когда Гришин вышел на пенсию, у него отобрали всё, кроме квартиры. По старой большевистской традиции руководящие партийные работники в своей собственности ничего не имели. И вот на старости лет бывший могучий московский партийный босс, Виктор Гришин, оказался, как и большинство граждан, с пенсией, но без дачи, машины, и главное — какого-либо внимания со стороны властей.

Проживали мы с Гришиным в одном доме, на улице Алексея Толстого. Довольно часто вечером я любил выходить на Патриаршие пруды или во двор на прогулку. Часто встречал Гришина. Он выходил гулять уже без охранников, летом в бежевой куртке и глубоко надвинутой на глаза кепке, а зимой в тёплом с меховым воротником пальто и пушистой пыжиковой шапке. Охрану в нашем доме с лета 1986 года сняли, и Гришин чаще стал прохаживаться во дворе. В нём был разбит небольшой, но уютный садик с каштанами, кустами сирени и детской песочницей. В конце мая 1991 года, после трёхмесячного пребывания в больнице, я снова дома, даже стал водить машину. Вернувшись из-за города и поставив «Ладу» в гараж, я пошёл через двор в дом. Цвели каштаны. Смотрю, навстречу мне неторопливо идёт Гришин.

— Здравствуйте, Виктор Васильевич.

— Добрый день, — ответил он и добавил, — если не спешите, поговорим.

— С удовольствием, — ответил я.

Гришин был в традиционной куртке и кепке.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он. — Мы очень удивились, когда услышали про вашу болезнь. Вы ещё слишком молоды, чтобы болеть. Курите?

Про свою болезнь и привычки мне беседовать не хотелось.

— Трудно сказать, от чего, но получил инфаркт. Как вы себя чувствуете?

— Скверно, — ответил Гришин. — В больнице на Сивцевом Вражке нет нужных мне лекарств.

И тут же Гришин с тревогой в голосе добавил:

— Вы знаете, что наш внешний долг составляет 73 миллиарда долларов, скоро достигнет 100? Кто будет расплачиваться? Это сумасшествие. Раньше Политбюро смотрело за тем, чтобы долг не превышал 7–8 миллиардов. Это было то, что мы могли безболезненно выплачивать. Сейчас же идём в кабалу. Горбачёв упустил все бразды правления. Пытается править, но, развалив решительно всё, не создал ничего. В партии намечается раскол, раньше разве такое могло быть?

Я шёл и согласно кивал головой. Виктор Васильевич говорил сущую правду. «Горбач», как я его про себя называл, действительно довёл страну до ручки, при этом всё валил на предшественников. И вот один из них, уже отстранённый от власти, ему решительно возражает. Только Горбачёву это решительно безразлично.

— Я живу на таблетках, — переменил тему разговора Гришин.

Мне стало неловко, и я пообещал достать нужные лекарства.

— На Ближнем Востоке США устроили бойню, а мы идём вслед за ними. А теперь Шеварднадзе сбежал, не получив ничего в Восточной Европе. Из него делают героя-демократа. А ведь он с Горбачёвым бросил на произвол судьбы миллионы наших друзей и сбежал.

Я рассказал Гришину о том, как на коллегии МИД Горбачёв, аттестуя нового министра Бориса Панкина, дважды сказал присутствовавшему при этом Шеварднадзе: «Я тебе этого никогда не прощу». Горбачёв никак не мог забыть, как его «друг» бросил его на сложном вираже политики.

— Два сапога — пара, — зло и хлёстко бросил Гришин. — Как умер отец?

Я рассказал.

— В общих чертах я это знаю. Значит, опять сердечно-сосудистое. Мы все знали, что у него проблемы. Особенно когда министру стало плохо на сессии Генеральной Ассамблеи ООН и, вы, очевидно, знаете, во время присвоения Леониду Ильичу звания маршала.

К своему стыду, о последнем ничего не знал.

— Андрей Андреевич неожиданно плохо себя почувствовал и был вынужден уйти в другое помещение, где ему оказали помощь. Это был ещё один звонок о болезни, — рассказывал Гришин и без передышки добавил: — Вот видите, что наделал Андрей Андреевич, кого привёл к власти!

Я опешил. Надо же, как глубоко засела у старика обида на то, что вышло всё не так, как они планировали.

— Виктор Васильевич, — ответил я, — так ведь «наделали», как вы говорите, все вместе, единогласно поддержали и проголосовали «за». Вы лучше меня знаете, какая была ситуация со здоровьем у генсеков. Если вы не были согласны с кандидатурой Горбачёва, надо было об этом сказать.

Гришин не стал отвечать, нахмурился и сказал:

— Я никого не виню, я просто удивляюсь выбору Громыко.

Прошло совсем немного времени, и я узнал печальную новость. Во время переоформления пенсии в комнате отдела социального обеспечения Краснопресненского района у присевшего за канцелярский стол Гришина спросили документы, подтверждающие его личность. Бывший московский руководитель побледнел, стал неторопливо искать в кармане пиджака паспорт и вдруг уронил свою голову на стол. С ним случился удар. Не приходя в сознание, Гришин скончался.

В. Гришин:

— По слухам, Л.И. Брежнев хотел на ближайшем Пленуме ЦК рекомендовать Щербицкого Генеральным секретарём ЦК КПСС, а самому перейти на должность Председателя ЦК партии. Осуществить это Л.И. Брежнев не успел. Недели за две до намечавшегося Пленума ЦК он скоропостижно скончался.