Из дневника В.И. Воротникова:
«23 января 1986 г. Вдруг Горбачёв поднял вопрос о замене В.В. Федорчука — министра внутренних дел СССР. Обоснование: работает пассивно, даёт мало информации, и вообще, надо, мол, укрепить руководство МВД. Тогда я не понял истинную причину. Федорчука я не знал. Все согласились. Лишь значительно позже, в разговоре со мной Горбачёв возмущённо говорил о неблаговидной роли Федорчука в сборе компромата на него. Особенно он упирался на провокационные действия в этом деле Щелокова, но также и Федорчука».
В 2000 году, к годовщине смерти Раисы Максимовны, вышла книга «Раиса», посвящённая её памяти. В книге помещён дневник супруги генсека-президента «Заточение в Форосе». Читаем запись от 18 августа 1991 г.: «…На что пойдут предатели? Стал опасен Михаил Сергеевич им сегодня или всегда был опасен? В последние годы несколько человек сообщили о фабриковавшихся в 1983–84 годах в следственных органах документах с целью обвинить Михаила Сергеевича во взятках. В приёмную ЦК КПСС были переданы документы, из которых видно, что следователи требовали от подследственных давать ложные показания. Делалось это, несомненно, по приказу людей «самого высокого ранга в стране»».
Почему, опасаясь, что ГКЧП арестует Михаила Сергеевича, его супруга вспомнила именно об этом эпизоде?
Приглашали ли его в Москву
Н.К. Байбаков (председатель Госплана СССР в 1965–1985 Гг., запись 1995 г.):
— Звонит однажды Горбачёв — а он тогда руководил Ставропольским крайкомом партии: «Николай Константинович, можно к вам на приём?». «А что такое?» — спрашиваю. «Есть, — говорит, — интересная идея, как увеличить в стране настриг шерсти». Я его принял. Он стал рассказывать, что решил создать у себя фермерские хозяйства по выращиванию овец с настригом на одну голову шести килограммов шерсти, тогда как у нас в среднем по стране около 100 млн. овец давали в год только по 2,5–2,7 килограмма. Я распорядился выделить Горбачёву деньги, оборудование. А потом говорю: «Пойдёшь ко мне заместителем по селу?» Он вскочил как ужаленный: «Что вы, Николай Константинович, разве я смогу справиться с такой работой?». А через два года его назначают секретарём ЦК по сельскому хозяйству…
— Ну и как, Михаил Сергеевич увеличил настриг шерсти?
— Думаю, не успел. Он нас, старую гвардию, вскоре начал стричь, как тех овец. Сначала меня попёр из Госплана, а потом и из ЦК. Какие же мы дураки были, что подписали письмо Горбачёву, составленное им же самим, с просьбой вывести нас из состава Центрального Комитета партии! Нас же было 110 голов, треть ЦК. Это же сила! Остались бы, и партию сохранили бы, и Советский Союз. Ну и Горбач! Вот наколол, так наколол! А говорил, настриг шерсти его очень волнует…
М. Горбачёв:
«В начале 70-х годов П.Н. Демичев интересовался, как бы я отнёсся к предложению перейти на работу в ЦК заведующим отделом пропаганды. Ф.Д. Кулаков говорил о посте министра сельского хозяйства. Моя кандидатура, оказывается, обсуждалась и на предмет назначения Генеральным прокурором СССР: состояние здоровья Руденко серьёзно ухудшилось, встал вопрос о его замене, а дело это крайне непростое, если иметь в виду, какими критериями тогда руководствовались при принятии решений такого рода. Позднее заведующий административным отделом ЦК Н.И. Савинкин рассказал мне, что с моей кандидатурой не согласился А.П. Кириленко, сказав при этом: «Нашли топор под лавкой». Савинкин это понял так, что в отношении меня у них другие планы».
Интересно, какие это были планы. За девять лет пребывания в должности первого секретаря Ставропольского крайкома М.С. Горбачёв лишь один раз выступал на Пленуме ЦК, да и то по второстепенному — сельскохозяйственному вопросу, да и то после первого секретаря Амурского обкома! Случилось это в апреле 1978 года — на девятом году его секретарствования в Ставрополье. И один раз на сессии Верховного Совета СССР. В то же время многие его коллеги выступали многократно.
Самолюбование небывалое. «На все предложения подобного рода я реагировал негативно», — замечает Михаил Сергеевич в своих воспоминаниях. Даже в беседе с К.У. Черненко накануне пленума, где предполагалось избрать Горбачёва секретарём ЦК по сельскому хозяйству, ставропольский нарцисс высказал сомнение: «Достаточно ли продумано решение о моём избрании?».
Михаил Сергеевич действительно не знал страны. Иначе разве мог бы написать такое: «На этот счёт был безошибочный барометр — зарубежные поездки. Мне не раз звонили из отделов ЦК, спрашивая, не смогу ли я поехать в составе или во главе делегации в ту или иную страну. Бывало, я даю согласие, но в последний момент кто-то отводит мою кандидатуру». Отводили потому, что Горбачёв жил в курортном крае. В зарубежные поездки включали секретарей сибирских, уральских обкомов — пусть хоть на солнышке погреются. Но Михаил Сергеевич о других не думал — только о себе.
О своих предшественниках
О большинстве из них Михаил Сергеевич не сказал ни одного доброго слова. Даже о тех, кто его двигал вверх.
О И.П. Бойцове:
(Руководил Ставропольской краевой партийной организацией с 1946-го по 1956 г.)
— С 1946 года десять лет проработал у нас первым секретарём Иван Павлович Бойцов — один из руководителей партизанского движения в Калининской области. Это был человек, оставивший после себя в крае самые противоречивые суждения. Он был довольно сухим, жёстким, влиянием и авторитетом обладал огромным. Но авторитет этот в значительной мере держался на страхе, который был характерен для сталинских времён. После XX съезда положение Бойцова пошатнулось. Со стороны ЦК его упрекали в том, что он вяло разворачивает новые дела. Все те, кто ещё вчера трепетал перед ним, предъявили свой счёт. И его перевели в Москву, на работу в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС.
О И.К. Лебедеве:
(До назначения первым секретарём Ставропольского крайкома КПСС он был вторым секретарём ЦК Компартии Латвии, первым секретарём Омского и Пензенского обкомов партии. Последний пост перед приходом в Ставрополь — первый заместитель Председателя Совета Министров РСФСР.)
— Лебедев был человеком совершенно необузданной энергии, мог заставить работать любого. Мне кажется, в момент страды он и мёртвого поднял бы и заставил убирать хлеб или заготавливать сено. Но спроси его: зачем, ради чего? — и Иван Кононович затруднился бы ответить.
Беда в том, что, будучи заимствованным, да ещё при общей низкой культуре, стиль «лидера» приобретал часто вульгарные формы. Непосредственность и народность выливались порой в откровенное хамство, не говоря уже о сквернословии и пьянстве. Видимо, желание походить на Хрущёва где-то в глубине души сидело и у Лебедева, но результат чаще всего получался карикатурный. Он мотался по краю, сталкиваясь с непорядками, устраивал разносы, матерился.
О Н.И. Беляеве:
— В январе 1960 года Лебедева сменил Н.И. Беляев — до этого член Президиума ЦК КПСС, первый секретарь ЦК Компартии Казахстана. Пришёл он к нам после драматических событий в Темиртау, где в ответ на недовольство и волнения рабочих против них были направлены войска, введены танки. Беляев прибыл как бы в «ссылку». Производил он впечатление человека совершенно потерянного, выбитого из колеи, и всего лишь через полгода покинул Ставрополь, первым секретарём крайкома КПСС стал Фёдор Давыдович Кулаков.
О Ф.Д. Кулакове:
— У Кулакова отношение к секретарям райкомов строилось на основе двух критериев — способности «сделать план» и личной преданности. Всё остальное ему представлялось несущественным. Ну а совместные выпивки упрощали взаимоотношения до такой степени, что некоторые из секретарей, как говорится, потихоньку сели Фёдору Давыдовичу на голову. Многие из них чувствовали себя в районе чуть ли не удельными князьками.
О Л.Н. Ефремове:
