— Юрий Владимирович выделял Горбачёва из всех только потому, что тот был моложе?
— Нет, не только. Отец никогда не отказывал ему в несомненных способностях. Видел в нём очень хорошее сочетание двух высших образований. Юрий Владимирович понимал, что эта фигура очень динамичная, решительная. Хотя отношение отца к Михаилу Сергеевичу не было статичным. Помнится, где-то в 1977 году Юрий Владимирович мне прямо сказал: «А ты знаешь, Игорь, из Михаила Сергеевича может вырасти крупный работник, крупный руководитель». И добавил: «Если, конечно, ничего не случится». Я спросил: «Что ты имеешь в виду?» Он ответил: «Всякое может быть…» В первую очередь Андропов не был уверен в том, что Горбачёв при принятии решений всегда видит долгосрочную политическую перспективу, в чём сам отец был очень силён. Запомнилась ещё одна реплика, услышанная как-то от отца: «Миша, к сожалению, умеет слушать меньше, чем говорить…»
— А как складывались личные взаимоотношения Горбачева и Андропова?
— Я могу назвать только двух человек, с которыми у отца были неформальные отношения, — это Устинов и Громыко. С Горбачёвым в Москве у Юрия Владимировича таких контактов не наблюдалось. Они случались раньше, когда Михаил Сергеевич работал в Ставрополе. Правда, Михаил Сергеевич вместе с Раисой Максимовной были у нас с мамой в гостях в отсутствие отца, когда он уже тяжело болел. Горбачёв просто хотел как-то поддержать мать. И сделал это очень умно, тонко и убедительно.
— Может быть, были и какие-то другие цели?
— Думаю, Михаил Сергеевич достаточно опытный политик, он понимал, что этот его поступок никакого решающего значения ни в какой игре иметь не может.
Покровитель номер три
Об этом человеке написано и сказано много. И в основном — неправды. Его называли «серым кардиналом». Он раздражал своим аскетизмом и начитанностью.
Даже Владимир Тимофеевич Медведев — генерал, начальник личной охраны Брежнева, а затем Горбачёва, называл его перестраховщиком, педантом, догматиком — и в словах, и в поступках. К тому же он был очень упрямым человеком. Его, главного идеолога, второго человека в партии в годы правления Брежнева, более всего опасалась передовая творческая интеллигенция.
В высоком же окружении характер и привычки Михаила Андреевича Суслова вызывали иронию. Чего стоили одни галоши, с которыми он не расставался, кажется, даже в ясную погоду и которые были чем-то вроде его визитной карточки, как, впрочем, и его старомодное пальто, которое он носил десятки лет. После шутливого предложения Брежнева членам Политбюро скинуться на пальто Суслову тот наконец приобрёл себе обнову.
— Выезжаем иногда на Можайское шоссе и плетёмся со скоростью 60 километров в час: впереди — скопление машин, — вспоминает В.Т. Медведев. — Леонид Ильич шутит: «Михаил, наверное, едет!» Брежнев ко всем обращался на «ты» и если не на людях, не при всех, то по именам — Юра, Костя, Николай. Суслова он мог назвать по имени лишь заочно, обращался же к нему, как и к Косыгину, только по имени и отчеству. Видимо, потому что с Сусловым, как и с Косыгиным, Генеральный чувствовал себя менее уверенно, чем с другими, и тот и другой могли ему возразить. Бывало так, все за, а Суслов — против. И когда решался, скажем, вопрос о наградах или лауреатстве и всё шло как по маслу, всегда кто-нибудь скажет: «Как ещё Михаил Андреевич посмотрит…» — «А вы объясните ему… — говорил Брежнев и через паузу добавлял: — Ну, я сам с ним поговорю».
М. Горбачёв:
«Михаила Андреевича я знал давно, со Ставропольем у него были крепкие связи. В 1939 году он был направлен к нам из Ростова первым секретарём крайкома. На Ставрополье связывают с его деятельностью выход из периода жестоких сталинских репрессий 30-х годов. В беседе со мной он вспоминал, что обстановка была крайне тяжёлой, а его первые шаги по исправлению ошибок встречали сопротивление части кадров. Конференция Кагановичского района города Ставрополя приняла решение, объявлявшее «врагами народа» всё бюро крайкома во главе с Сусловым.
К слову сказать, беседы с Сусловым были всегда короткими. Он не терпел болтунов, в разговоре умел быстро схватить суть дела. Сантиментов не любил, держал собеседников на расстоянии, обращался со всеми вежливо и официально, только на «вы», делая исключение для очень немногих».
Кажется, это одна из немногих положительных оценок Суслова. Хотя уважительно о нём говорили мне и В. Мироненко, и В. Болдин, и Н. Поротов. Время правдивого рассказа о нём, наверное, ещё не пришло, в ходу все те же ярлыки, которые были навешаны ему в годы горбачёвской гласности, о чём свидетельствует и нижеследующее мнение.
В. Казначеев:
— Горбачёв хорошо ориентировался в том, кто пользовался поддержкой Л.И. Брежнева. Среди них на первом месте были М.А. Суслов и А.П. Кириленко. Михаил Сергеевич постарался, чтобы на праздник, посвящённый двухсотлетию Ставрополя, которому вручили орден Октябрьской Революции, приехал М.А. Суслов с дочерью, Майей Михайловной. Событие совпало с днём её рождения. Раиса Максимовна никого к ней не допускала. И, видимо, по этой причине жён других секретарей крайкома не пригласили на званый вечер, посвящённый этой дате.
Михаил Сергеевич всегда восхищался Сусловым, называл его совестью партии. Ходили разговоры о том, что когда Суслов приезжал из-за границы, то оставшуюся валюту сдавал в партийную кассу. Может быть, так оно и было для создания определённого имиджа. Крестьянский сын Михаил закончил Институт народного хозяйства, потом Институт красной профессуры и стал исполнителем всех партийных решений. Будущий теоретик марксизма-ленинизма из всех наук выбрал одну — сталинизм. Ко времени великого террора он уже был заместителем Ежова. Готовил расстрельные списки.
Приход Берии не повредил его карьере. Через два года он становится хозяином Ставропольского края, где подрастал парнишка Миша Горбачёв. Ни у Суслова, ни у его будущего протеже боевых заслуг не было. Хотя среди мальчиков его возраста были связные разведчики. Михаил Андреевич на фронте не был, зато в тылу руководил выселением чеченцев, ингушей, карачаевцев. Советизировал Прибалтику, третью часть населения депортировал в Сибирь. В 1948 году выступил против И.Б. Тито, который решил в Югославии вопрос о самоуправлении, узаконив разнообразные формы собственности, разрешил югославам выезжать за границу. В 50-х годах Тито решил то, что потом, более чем через тридцать пять лет, безуспешно пытался осуществить Горбачёв.
Суслов был сталинистом, более трёх десятилетий вёл агитационно-пропагандистскую работу, за что и признан «серым кардиналом». Так что понятно, во имя чего старался Михаил Сергеевич показать себя единомышленником этого всемогущего человека, служившего Сталину, Хрущёву, Брежневу… В день рождения Майе Михайловне преподнесли дорогие сувениры. Перед отлётом в самолёт положили подводное ружье и модную в те годы кожаную куртку для внука Суслова. Он всё принял с благодарностью. А как же партийная совесть главного теоретика коммунизма, о которой народ был столько наслышан? Она молчала.
Знал Горбачёв, что особым вниманием Л.И. Брежнева пользуется министр гражданской авиации Б.П. Бугаев. Отдыхать в Кисловодск Борис Павлович прибыл с семьёй и знакомыми. Михаил Сергеевич старался вовсю. Самолично показал гостям памятные места, распорядился приготовить обильный ужин, сувениры. Это был единственный раз, когда Михаил Сергеевич явился без Раисы Максимовны. Охотно танцевал, говорил комплименты жене министра и другим дамам.
Но больше всего Горбачёв стремился заполучить себе тех, кто решал кадровые вопросы. И добился-таки приезда на Ставрополье заместителя заведующего орготделом ЦК КПСС Е.3. Разумова. Чтобы произвести на него хорошее впечатление, организовал семинар партийных работников, на котором постарался представить в лучшем свете работу краевой парторганизации, а главное — показать себя.
Первым на семинаре выступил Разумов. Вторым сделал доклад Михаил Сергеевич. И вышло так, как мечтал Горбачёв. По приезде в Москву Разумов рассказал о добрых делах партийной организации Ставропольского края секретарю ЦК КПСС И.В. Капитонову, членам Политбюро ЦК А.П. Кириленко, М.А. Суслову и Ф.Д. Кулакову. «Михаил набирает силу!» — резюмировал по этому поводу Фёдор Давыдович.
