В. Печенев:

— Заведующий Общим отделом ЦК К. Боголюбов — человек не только нечистоплотный, не чистый на руку (и исключённый за это из КПСС уже где-то весной 1985 года), но и просто малограмотный. Зато Боголюбов, как мне доверительно рассказывали, вёл своё собственное досье на всех и вся — от секретарей ЦК до привлекаемых нами к работе учёных, писателей, специалистов. Материалы там собирались самые разнообразные, вплоть до квитанций о количестве бутылок водки и вина, купленных ими на спецдачах ЦК.

Боголюбов, дублируя, очевидно, КГБ, вообще на всех деятелей, в том числе секретарей ЦК КПСС, вёл на всякий случай своеобразные компрометирующие досье (в том числе и на меня). Наверное, после марта 1985 года они были переданы кому надо.

Д. Волкогонов:

— В середине января 1984 года приехавший в больницу Черненко увидел, как болезнь до неузнаваемости изменила человека. На лице Андропова явственно лежала печать близкой кончины. Задыхающийся от эмфиземы лёгких, находящийся в едва ли лучшем состоянии Черненко, перебирая подрагивающими пальцами бумаги, докладывал генсеку: в Кремле введён новый комплекс для проведения Пленумов ЦК. Объект имеет специальные сооружения, инженерное обеспечение, защиту, автоматическое управление… Больной старец, исполнявший по капризу исторического случая роль партийного принца, сразу же предложил за эту работу наградить орденами триста человек, нескольким десяткам людей дать Государственные премии, а Боголюбову, заведующему Общим отделом ЦК, — Ленинскую премию. Безучастно слушавший Андропов едва заметным движением головы давал понять, что согласен.

Е. Лигачёв:

— Боголюбов был особо приближён к Черненко, пользовался его полным доверием, и эта странная благосклонность со стороны генсека служила для меня одним из проявлений двойственности натуры Константина Устиновича: сам он был человеком скромным, а Клавдий Михайлович явно злоупотреблял своей высокой должностью. И всё-таки Черненко ему доверял! Вот и разберись…

Но так или иначе, а оставить Боголюбова в покое, скажем, просто не обращать на него внимания я никак не мог: он был одним из старых, могущественных аппаратных столпов, на которого, как говорится, замыкались и некоторые другие высокого ранга аппаратчики, олицетворявшие прежние порядки Старой площади. Такого же мнения, кстати, придерживался и Горбачёв.

Тут надо ещё напомнить, что при Андропове Боголюбов, что называется, стоял по стойке «смирно», он буквально менялся в лице, когда ему звонил по телефону Юрий Владимирович, — однажды я наблюдал это сам, поскольку в момент звонка находился в боголюбовском кабинете. Зато после смерти Андропова Боголюбов, видимо, решил сполна взять своё.

В 1984 году, помнится, у него был 70-летний юбилей, встал вопрос о награждении. Горбачёв и я, уступая нажиму Черненко, скрепя сердце вынуждены были дать согласие на то, чтобы Боголюбова наградили орденом. Однако ему и главного ордена показалось мало, он буквально выклянчил у Черненко звание Героя Социалистического Труда, о чём я узнал лишь из газет.

Так было, такие в то время были порядки, и они свидетельствовали о том, что начинает возрождаться «звездопад» брежневских лет.

История с Боголюбовым длилась довольно долго и завершилась уже после апреля 1985 года. Личных отношений у меня с Боголюбовым не было, никогда он мне, как говорится, дорогу не перебегал. Но Боголюбов олицетворял стиль начальствующего партаппаратчика, он был чиновником не по должности, а по сути. И пока он находился во главе одного из важнейших отделов ЦК, это символизировало, что бюрократический стиль не сломлен. Вопрос, таким образом, был по крупному счёту объективным, а не личностным.

Ой ли? Скорее всего, личностным.

— Между тем, — продолжает Егор Кузьмич, — в ЦК КПСС начали приходить письма о злоупотреблениях, допущенных Боголюбовым. В частности, поступил сигнал из Киргизии, в котором речь шла о следующем. Боголюбов от этой республики был депутатом Верховного Совета СССР и на встречи с избирателями четырежды прилетал туда на отдельном самолёте. Люди справедливо усматривали в этом использование служебного положения. Стали разбираться — за этим серьёзным нарушением выявились и другие.

Во-первых, выяснилось, что Боголюбов защитил докторскую диссертацию, которую за него написал другой человек. Кроме того, оказалось, что ему выдали подложную справку (добился) об участии в боевых действиях на фронте в годы Великой Отечественной войны. Но, как говорится, дальше — больше.

Боголюбов, пользуясь своим служебным положением, сумел примазаться к коллективу специалистов и получить Государственную премию за прокладку пневмопочты между зданием ЦК на Старой площади и Кремлём. А лауреатом Ленинской премии (Ленинской!) он стал вместе с архитекторами и строителями за проектирование и создание зала заседаний Пленумов ЦК. Была ли необходимость удостаивать Ленинской премии строителей зала заседаний Пленумов?

Выяснилось, что он получил несколько десятков тысяч рублей за издание томов резолюций Пленумов ЦК КПСС в Политиздате. Между тем подготовка таких изданий непосредственно входила в его служебные обязанности, он не имел права на деньги за эти книги. Кстати говоря, члены Политбюро того периода перечисляли гонорары за свои книги в партийную кассу. Что касается меня, то, работая в ЦК, я ни разу не получил гонорар за книги и публикации в газетах и журналах, тоже перечислял их на партийный счёт.

«Букет» злоупотреблений оказался выдающимся. Когда Горбачёву предоставили выводы комиссии, вопрос о Боголюбове был решён незамедлительно: его выдворили из аппарата. Партком аппарата ЦК КПСС тщательно разобрался в злоупотреблениях Боголюбова и исключил его из партии. Перестали работать в ЦК и другие могущественные в прежние времена аппаратные столпы.

Пришли другие, выдвинутые Горбачёвым и Лигачёвым. Были ли они лучше прежних? За Боголюбова докторскую диссертацию написал другой человек? Но ведь я помню, как в результате кадровой чистки на один из ведущих отделов в ЦК пришёл новый заведующий. Через несколько месяцев он взял в штат журналиста, который писал за него монографию. И это было уже в годы перестройки! Он даже машинистку персональную взял, чтобы не было утечки информации.

Скорее всего, расправа с Боголюбовым вызвана всё же личностными мотивами. Это была месть влиятельному, если не сказать могущественному человеку. Аргументы, приведённые Лигачёвым, — мелкие.

В. Болдин:

— В канун Всесоюзной идеологической конференции 1984 года умер Дмитрий Фёдорович Устинов, и Горбачёв почувствовал себя особенно беззащитным. Это было серьёзным ударом по планам Михаила Сергеевича. Он тяжело переживал утрату и опасался возможных изменений в его судьбе. Но тяжёлая болезнь Черненко, хорошо прошедшая конференция уже не позволяли так просто отодвинуть Горбачёва.

В отношениях между Устиновым и Горбачёвым много неясного. Михаил Сергеевич выставляет его своим сторонником и чуть ли не самым близким другом. Многие сомневаются: что могло быть общего у этих очень разных людей? Чем покорил опытного сталинского наркома молодой комсомольский краснобай?

A. Коробейников:

— А сколько фальши звучит в его (Горбачёва. — Н.3.) описании тех сцен в Политбюро, когда он будто бы искренне предлагал другие кандидатуры на пост генсека! «Наиболее подходящей кандидатурой на роль преемника Андропова, — пишет Горбачёв, — я считал Д.Ф. Устинова, хотя ему в то время было уже 75 лет. Я «нажимал» на Дмитрия Фёдоровича, поскольку других вариантов не видел», — продолжал Горбачёв. Опять лукавство. Согласитесь: даже положительно оценивая Устинова, вы, Михаил Сергеевич, в душе никак не могли смириться с выдвижением такого старца. Лучше бы написали честно о «своём варианте», о котором мечтали в той полумёртвой обстановке, — неспроста же приводите массу коридорных слухов и разговоров о возможном назначении вашей персоны. И нечего кокетничать — в то время это был действительно приемлемый вариант.